БОРЬБА Н.С. ХРУЩЕВА ЗА ЕДИНОЛИЧНУЮ ВЛАСТЬ

Смерть
И.В. Сталина поставила вопрос о руководстве партией и страной после вождя,
обладавшего безраздельной властью до последней минуты жизни.

Три
десятилетия назад, умирая, В.И. Ленин дал такие характеристики своим наиболее
близким соратникам, претендовавшим на лидерство, которые, по мысли Ленина,
должны были вывести их из борьбы за власть. Аналогичная ситуация сложилась и в
марте 1953 г. Сталин мог предполагать, что после его смерти на пост лидера
будут претендовать его старые соратники, наиболее авторитетные после него лица
в стране и в партии, — В.М. Молотов и А.И. Микоян. Однако незадолго до смерти
на пленуме ЦК КПСС после XIX
съезда партии Сталин дал уничтожающие характеристики и тому, и другому, что
снимало вопрос об их лидерстве. К этому следует добавить, что и против Л.П.
Берии, одного из ближайших к Сталину лиц, был собран компрометирующий материал,
вполне достаточный по тем критериям и понятиям, которые существовали в партии,
для того, чтобы его арестовать и уничтожить. Другого старого члена политбюро,

К.Е.
Ворошилова, Сталин подозревал в шпионаже в пользу Англии, говорил об этом и на
закрытых заседаниях, и открыто в присутствии других членов партийного
руководства.

Замещение
умершего лидера партии вновь, 30 лет спустя, оказалось сложной и болезненной
проблемой. Она решалась через острейшую борьбу внутри руководящего ядра партии.

Данная
статья, посвященная исследованию политической борьбы в руководящем ядре КПСС
после 1953 г., написана на основе анализа комплекса документов, хранящихся в
Архиве Президента РФ, Центре хранения современной документации (ЦХСД) и
Центральном архиве ФСБ. Многие из них впервые попали в руки исследователей и,
безусловно, требуют дальнейшего, более углубленного изучения.

Объективную
и реальную картину происходившего в руководстве КПСС в середине 50-х годов дает
анализ документов как единого комплекса. На наш взгляд, документы лишь одного
архива, каким бы важным он ни был, страдают односторонностью, приводят к
ошибочным выводам.

Первой
составной частью единого комплекса являются документы центральных органов
партии, хранящиеся в Архиве Президента и ЦХСД. Это прежде всего протоколы,
стенограммы и некоторые подготовительные документы заседаний пленумов ЦК КПСС,
президиума и секретариата ЦК, хранящиеся в ЦХСД.

Их
дополняют другие источники, остающиеся на хранении в Архиве Президента. Речь в
данном случае идет о докладных записках секретарей ЦК, заведующих отделами ЦК,
материалах специальных комиссий, созданных президиумом ЦК накануне XX съезда. Большой и очень важный
материал содержат записки в ЦК об итогах обсуждения XX съезда в партийных организациях.

Документы
Центрального архива ФСБ, отражающие положение в стране, настроения
представителей отдельных социальных групп общества, дают представление о мерах,
принятых высшим руководством партии и страны, направленных на то, чтобы
сдержать вал критики ЦК, его руководителей, вызванной признаниями, сделанными Н.С.
Хрущевым на XX съезде КПСС.

Особую
ценность представляют уникальные документы, сохранившиеся в архиве, — записи
отдельных заседаний президиума ЦК, сделанные заведующим Общим отделом ЦК КПСС
В.Н. Малиным. Сохранились записи наиболее важных политических дискуссий,
которые велись в президиуме ЦК в 1954-1956 гг.

В целом
комплексный анализ документов центральных партийных и ведомственных архивов
позволит приблизиться к пониманию действительных исторических реалий в борьбе
против сталинщины и сталинизма.

БОРЬБА ВНУТРИ ПАРТИЙНОГО РУКОВОДСТВА ПОСЛЕ СМЕРТИ СТАЛИНА

Вопрос о
новом лидере стал главной заботой преемников Сталина. Именно этому был посвящен
форум членов высших партийных и советских органов власти, состоявшийся 5 марта 1953 г., за несколько часов до кончины Сталина. В принятом на нем документе отмечалась необходимость
сплоченности, которая являлась условием «для обеспечения бесперебойного и
правильного руководства страной и партией».

Послесталинское
руководство хотело внести некоторые коррективы во внутреннюю и внешнюю политику.
В понимании необходимости изменений оно созрело еще при Сталине, так как видело
возможность укрепления своей власти в некотором смягчении диктаторского режима,
недовольство которым все отчетливее проявлялось в обществе. Новому руководству
надо было также чем-то заявить о себе, о своей способности осуществлять
руководство партией и страной.

При
жизни Сталин умело стравливал своих соратников. Годами накапливались неприязнь,
взаимные обиды, ненависть, предубежденность друг к другу. Этой разобщенностью,
раздорами Сталин держал в повиновении свое окружение: разъединяя,
противопоставляя, не давал возможности сплотиться. Хорошие личные отношения
руководителей вызывали подозрение у Сталина, что они «сговариваются».
Шла непрерывная борьба за близость к вождю, за его расположение, что часто
оборачивалось не только заботой о карьере, о месте в руководящем ядре, но
борьбой за жизнь — свою и своих близких.

В новых
условиях это противостояние в среде руководящего ядра партии приняло иной
характер. Теперь ставкой в борьбе было не выживание, а лидерство, единоличная и
абсолютная власть. Но для достижения вожделенной цели надо было устранить
«друзей» и «соратников». Битва началась, когда Сталин еще
доживал последние часы.

На
пленуме 5 марта Г.М. Маленков и Л.П. Берия, два наиболее влиятельных члена
руководящей группы, по существу, продиктовали высшему партийному и советскому
руководству решение о распределении ключевых постов в партии и государстве и о
новой структуре органов высшего эшелона власти. Без всяких замечаний и обсуждений
оно было единогласно принято пленумом Центрального Комитета. Фактически
отстраненные Сталиным от власти представители «старой гвардии»
Молотов, Ворошилов, Микоян получили высокие государственные посты, вернулись в
узкий состав президиума ЦК КПСС.

Один из
главных вопросов, который был поставлен ведущими фигурами нового руководства,
касался изменений структуры власти, сложившейся при Сталине. Берия и активно
поддерживавший его Маленков выступали за то, чтобы центр тяжести власти
перенести из президиума ЦК в Совет Министров. Партия должна была заниматься
только агитацией, пропагандой и организационной работой внутри партии. Все
политические и хозяйственные вопросы должны были решать правительство и
соответствующие ведомства.

Определенным
шагом на пути осуществления этих замыслов было выдвижение большей части членов
президиума ЦК на работу в правительство. Маленков, Берия, Молотов, наиболее
влиятельные фигуры в то время, возглавили Совет Министров СССР. Пять членов
президиума ЦК составили Президиум Совета Министров. Еще три члена президиума ЦК
стали министрами, но не входящими в состав президиума Совета Министров. Член
президиума ЦК Ворошилов был назначен председателем Президиума Верховного
Совета, и лишь один член президиума ЦК, Н.С. Хрущев, вошел в состав
секретариата ЦК с указанием на то, что он должен сосредоточиться только на этой
работе.

Авторитет
Хрущева в партии в то время был несравним с высоким авторитетом Маленкова,
Берии, Молотова. По своим данным он, казалось, не мог претендовать на первые роли.
Это была компромиссная фигура, одинаково приемлемая и для Маленкова, и для
Берии.

Возвышение
Хрущева было неожиданно быстрым. В решении пленума 5 марта 1953 г. была дана такая последовательность в перечислении членов президиума ЦК: Маленков, Берия,
Молотов, Ворошилов и — пятым — Хрущев. Эта последовательность определялась
политическим весом каждого члена президиума, его местом в иерархии власти и
соответственно значением тех постов, которые они занимали. Решением пленума Хрущев
должен был сосредоточиться на работе в ЦК партии; каких-то иных определений,
выделявших Хрущева из общего числа секретарей ЦК, не было,

Полная
передача аппарата ЦК в руки Хрущева, после некоторого колебания со стороны
Маленкова, произошла только на пленуме ЦК

14 марта
1953 г., где Маленков был освобожден от должности секретаря ЦК. Маленков и
Берия, выдвигая Хрущева, надеялись на доверительные отношения с ним. Они были,
убеждены, что он не вступит в борьбу за лидерство. Угрозу в этом отношении
Берия и Маленков видели в первую очередь со стороны Молотова, который, по их
мнению, претендовал на роль преемника Сталина, имея огромный авторитет в
партии, в ее высшем эшелоне.

Предложения
Маленкова и Берии относительно места секретариата ЦК в системе власти лишь как
внутрипартийного органа были расценены партийным аппаратом как попытка
«умалить» роль партии и потому были решительно отвергнуты.
Честолюбивые намерения Берии пугали членов президиума ЦК. Это была зловещая фигура.
Он был страшен при Сталине, теперь же, бесконтрольно владея органами
безопасности в качестве министра внутренних дел (МВД сливался с МГБ), он делал
непредсказуемой не только судьбу отдельного человека, но и всего президиума в
целом. За Берией стояла мощная организация. Если раньше единоличный контроль за
ее деятельностью осуществлял Сталин, то теперь столь же единоличное руководство
оказалось в руках Берии, претендовавшего на высшую власть в стране.

Действуя
согласованно, летом 1953 г. все члены президиума ЦК договорились об аресте
Берии. Молотов как наиболее влиятельная фигура в президиуме ЦК оказал здесь
большое, может быть, решающее влияние на других его членов.

Арест
Берии в июне 1953 г. был осуществлен силами армии, быстро и на редкость
безболезненно. В декабре 1953 г. Берия был расстрелян. В органах безопасности
проводилась большая чистка. Это был удар, от которого эти органы долгое время
находились в шоке.

После
ликвидации Берии фактическим лидером партии стал Маленков. Он вел заседания
президиума ЦК КПСС, был председателем Совета Министров СССР. Однако Маленков
был обречен. Силы ему придавал союз с Берией. Отказавшись от этого союза,
Маленков неизбежно должен был потерпеть фиаско. К тому же он, опытный партийный
аппаратчик, по непонятным до конца причинам отказался весной 1953 г. от поста секретаря ЦК КПСС и таким образом выпустил из своих рук партийный аппарат — одну из
определяющих сил советского режима.

В
сентябре 1953 г. был установлен пост первого секретаря ЦК КПСС. Фактическое
положение Хрущева закреплялось теперь и формальным решением пленума ЦК. Хрущев
быстро и активно, не встречая противодействия, забирал в свои руки партийный
аппарат, номенклатурную бюрократию, делая реальные и действенные шаги к
достижению единоличного лидерства.

В
феврале 1955 г. Маленков был смещен с поста председателя Совета Министров СССР,
отстранен от председательствования на заседаниях президиума ЦК КПСС. Его
обвинили в теоретических ошибках, в слабости, бесхарактерности,
неудовлетворительном руководстве Советом Министров, беспомощности. Но главные
обвинения касались его сотрудничества с Берией.

На пленуме
был даже поставлен вопрос о выводе Маленкова из состава президиума ЦК. Однако
среди предъявленных ему претензий не нашлось проступков, которые давали бы
основание для такой постановки вопроса. Не случайно Хрущев на июньском пленуме
ЦК 1957 г., объясняя, почему Маленков в 1955 г. не был выведен из состава президиума ЦК, бросил фразу: «Учитывая внешнюю обстановку, его оставили в
президиуме ЦК». Очевидно, ничего другого он сказать не мог.

Возможно,
так оно и было. Но, безусловно, в утверждении Хрущева была немалая доля
лукавства. При снятии Маленкова с поста председателя Совета Министров СССР
атаку готовил Хрущев, но наиболее резкие высказывания, уничтожающие
характеристики дал Молотов. На арене борьбы за личное лидерство реально
оставались Хрущев и Молотов. С точки зрения Хрущева было целесообразно оставить
Маленкова в составе президиума как весомый противовес Молотову.

Таким
образом, довольно быстро в результате закулисных маневров внутри президиума ЦК
КПСС Маленков был низвергнут как первое лицо, дискредитирован в глазах всей
партии. Зато неизмеримо выросло влияние Хрущева, и он стал реально претендовать
на роль лидера.

Было бы
ошибочно сводить внутрипартийную борьбу только к узколичному соперничеству в
руководстве и не видеть тех политических процессов, которые набирали силу в
партии и стране. Под влиянием настроений рядовых членов партии и в обществе ЦК
КПСС и его президиум вынуждены были все более непосредственно и обстоятельно
заниматься анализом преступлений, злоупотреблений власти, которые имели место
при Сталине.

За
непродолжительное время после смерти Сталина руководство партии подвергло
критике, осудило и отвергло отдельные положения сталинской внутренней и внешней
политики. Постепенно менялись некоторые приоритеты, бывшие до 1953 г. основополагающими.

Однако
руководство президиума ЦК избегало открытых заявлений о коренном изменении
курса партии. Впрочем, долго это не могло продолжаться. Правящая партия
нуждалась в четких установках. Ее руководству надо было определяться.
Половинчатая политика вызывала надежды на восстановление старых порядков у
консерваторов, у непримиримых сталинистов, а у основной массы партийцев,
готовых к четкому выполнению указаний свыше, — недоумение и растерянность.
Наконец, у тех, кто ждал обновления, она рождала протест и желание действовать,
добиваясь осуществления демократизации общественной жизни и десталинизации. По
всем партийным канонам новые направления политики должен был дать съезд партии.

Президиум
ЦК решил провести съезд в начале 1956 г. В ходе его подготовки развернулись
острые дискуссии в президиуме ЦК. Резкие разногласия в конечном счете вызвали
раскол среди его членов. Фактически сложились две группы. Одну из них
возглавлял Хрущев, другую — Молотов; его наиболее активно поддерживали
Ворошилов и Каганович.

Противостояние
двух групп в президиуме началось с вопроса о Сталине, о культе личности. Острые
дискуссии по этим вопросам состоялись в октябре 1955 г., когда Хрущев внес предложение информировать делегатов предстоящего съезда об имеющихся в
распоряжении ЦК документах, свидетельствующих о преступлениях Сталина.

Историкам
еще предстоит ответить на вопрос, почему именно с октября 1955 г. Хрущев стал столь резко выступать против преступлений Сталина.

Дело не
в том, что в марте 1953 г. он — один из наиболее ревностных соратников Сталина
— изощрялся в поисках мероприятий, государственных актов, долженствовавших
увековечить память покойного «Великого вождя», выступил с
предложением о создании Пантеона, ему принадлежала идея переименования городов.
Обласканный вождем в последние годы его жизни, Хрущев хотел воздать должное
благодетелю. Может быть, он и действительно верил в его величие. Трудно судить
Хрущева за это. Многие заблуждались в то время, хотя он в отличие от многих
обладал огромной информацией о деяниях Сталина, о его жестокости, о
преступлениях, которые тот совершил. Но, видимо, тогда Хрущев не считал
преступления Сталина преступлениями. Он и сам участвовал в них и видел в таких
делах только высокое историческое предназначение.

Когда же
произошел поворот в позиции Хрущева и чем он был вызван? Это очень важный
вопрос, и он еще требует исследования. Однако ясно: к этому времени Хрущев был
уверен, что о его причастности к преступлениям сталинской эпохи не будет
сказано ни слова. Он смело обвиняет других. О нем молчат, как будто он жил в
другую эпоху или он в эту эпоху был скромным чиновником.

Документы
о нем, если они еще оставались в архивах, были надежно закрыты. Досье на всех
членов президиума ЦК после смерти Сталина оказались у Берии. После его ареста
документы из его сейфа изымались секретарем ЦК Н.Н. Шаталиным, помощником
Маленкова

Д.Н.
Сухановым и заведующим административным отделом ЦК КПСС А.К. Дедовым. Таким
образом, вся эта группа состояла из приближенных Маленкова. Документы из сейфа
Берии — полностью или с частичным изъятием — остались в ЦК.

В 1955 г. по распоряжению Хрущева были уничтожены бумаги Берии, документы о Сталине и о других
руководителях партии. Всего было уничтожено 11 бумажных мешков¹. Чем более надежно скрывались
документы, тем более эмоционально осуждал Хрущев преступления, в которых и сам
принимал активное участие.

Не
настало ли время сказать об этом в полный голос во имя исторической правды, не
умаляя ни на йоту того, что сделал Хрущев положительного?

Хрущев
понял к 1955 г., что Сталина можно было или хвалить — относиться к нему как к
великому вождю, восхищаться его мудростью (и таким образом оказаться в лучах
его славы как человеку близкого окружения, соратнику), — или избрать позицию
судьи и уничтожить Сталина, изобличая его преступления. Хрущев вначале избрал
для себя первый вариант. Однако развитие событий, изменение общественного
мнения к 1956 г. было таково, что от Сталина надо было отмежеваться и
попытаться на этой новой волне приобрести себе авторитет.

ДОКЛАД ХРУЩЕВА НА XX СЪЕЗДЕ КПСС

Первоначально
на заседаниях XX съезда не предполагалось специально
обсуждать вопрос о культе личности Сталина, о сталинских преступлениях. В
отчетном докладе ЦК КПСС обо всех этих проблемах было сказано осторожно и
обтекаемо. В выступлениях делегатов съезда и особенно членов президиума ЦК
вопрос ставился значительно острее. В ходе работы съезда было решено
познакомить делегатов с теми фактами, которые уже были известны членам
президиума ЦК, сделать обобщение и определить выводы для деятельности партии в
дальнейшем.

Большую
часть работы съезда, предназначенную для «партии и советского
народа», предполагалось обнародовать. Но была другая часть съезда, которую
президиум ЦК решил провести в условиях чрезвычайной секретности. Делегаты
готовились услышать «нечто» особо важное, секретное, касающееся
Сталина. Накануне съезда делегатам были разосланы ленинские работы, никогда
ранее не публиковавшиеся: обращение к XIII съезду партии, письма по национальному вопросу и другие документы.
Делегаты были поставлены в известность о том, что в конце съезда с докладом о
культе личности выступит Хрущев. Эта вторая часть съезда готовилась давно и
очень тщательно, ее подготовка сопровождалась острыми дискуссиями в президиуме
ЦК.

Осенью органы
госбезопасности резко активизировали работу по пересмотру дел
партийно-советских работников, осужденных в 1937-1939 гг. При этом,
естественно, вскрывались и грубые фальсификации дел, и методы, которыми
добывались «признательные показания». Волна разоблачительных
материалов нарастала, она все более захлестывала деятельность президиума ЦК,
который вынужден был заниматься рассмотрением фальсифицированных дел,
реабилитируя невинно пострадавших лиц.

К концу 1955 г. фактов незаконных репрессий накопилось так много, что встал вопрос о том, как об этом
информировать делегатов предстоящего съезда. 31 декабря 1955 г. президиум ЦК образовал комиссию «для изучения материалов массовых репрессий членов и кандидатов
в члены ЦК ВКП(б), избранного XVII
съездом партии, и других советских граждан в период 1935-1940 гг.» во
главе с П.Н. Поспеловым. В конце января 1956 г. эта комиссия представила в президиум ЦК обширный доклад — около 70 страниц текста, в котором не только
излагались отдельные факты, но и делались важные обобщения. В частности, в нем
говорилось: «Самые позорные нарушения социалистической законности, самые
зверские пытки, приводившие к массовым оговорам невинных людей, дважды были
санкционированы И.В Сталиным от имени ЦК ВКП(б)». Вместе с тем в докладе
отмечалось, что о фактах применения пыток в НКВД к арестованным систематически
направлялись материалы не только к Сталину, но и к некоторым членам политбюро
ЦК.

9
февраля президиум ЦК, рассмотрев сообщение комиссии Поспелова, принял после
длительного обсуждения, несмотря на резкие возражения Молотова, Ворошилова и
поддержавшего их Кагановича, решение заслушать доклад комиссии на закрытом
заседании съезда.

13
февраля 1956 г. президиум ЦК вновь обратился к этому вопросу и единогласно
решил, что с докладом о культе личности на съезде должен выступить Хрущев.
Поспелову было поручено подготовить первоначальный текст доклада на заседании
съезда. К подготовке окончательного текста доклада были подключены секретари
ЦК. На завершающем этапе над текстом доклада работал Д.Т. Шепилов.

19
февраля Хрущев продиктовал свои соображения по докладу.

23
февраля текст доклада Хрущева был разослан членам и кандидатам в члены
президиума ЦК. Они одобрили доклад, с их замечаниями текст был окончательно
отредактирован к 25 февраля.

Нужно
отметить личный вклад Хрущева в выдвижение вопроса о культе личности Сталина на
XX съезде и сказать не только о его
настойчивости и упорстве в постановке этого доклада, но также подчеркнуть, что
в подготовленный текст им были внесены такие факты, о которых не собирались
сообщать члены президиума ЦК КПСС. Им были даны такие формулировки, которые не
только обострили постановку вопроса, но и придали иной характер всему
документу. По силе эмоционального воздействия доклад не оставляет равнодушным
даже сейчас, когда мы вновь обращаемся к нему спустя десятилетия. В докладе
Хрущева «О культе личности и его последствиях» прозвучали слова
правды о злодеяниях и преступлениях против народа, совершенных Сталиным и
карательными органами, которые находились под его контролем.

Энергия
и настойчивость Хрущева способствовали преодолению колебаний президиума ЦК, и
проблемы культа личности Сталина были даны на съезде в самой острой постановке.
Это в значительной степени определило позицию Хрущева в последующее после XX съезда партии время.

ОБСУЖДЕНИЕ РЕШЕНИЙ XX СЪЕЗДА

Спустя
несколько дней после съезда доклад Хрущева «О культе личности и его
последствиях» как сверхсекретный документ прочитали партийному активу.
Затем с ним познакомили всю партию, комсомол, а вскоре он был зачитан на всех
предприятиях и в учреждениях.

В ходе
обсуждений итогов съезда категорически запрещалась любая критика
существовавшего в стране режима, советской социально-экономической системы.
Высказывания о репрессиях строго ограничивались временем конца 30-х — начала
50-х годов. Лица из высшего руководства, повинные в организации массовых
политических репрессий, назывались выборочно, исходя из политической
конъюнктуры.

Но
ситуация выходила из-под контроля, и ЦК пошел на жесткие меры. 5 апреля 1956 г. президиум принял постановление «О враждебных вылазках на собрании партийной организации
теплотехнической лаборатории Академии наук СССР по итогам XX съезда КПСС». На этом собрании
молодой ученый Ю.Ф. Орлов говорил о необходимости демократических
преобразований в стране. Его поддержали еще три человека. Их выступления были
встречены аплодисментами. Когда президиум собрания потребовал осудить эти
выступления, то более одной трети собравшихся проголосовало против этого
предложения. ЦК КПСС исключил из партии всех выступавших, распустил партийную
организацию, поручив райкому партии провести перерегистрацию членов партии, оставив
«в рядах партии только тех, кто на деле способен проводить генеральную
линию партии и бороться за выполнение решений XX съезда».

Это
постановление ЦК было разослано всем ЦК компартий союзных республик, крайкомам,
обкомам, горкомам и райкомам партии, с ним познакомили всех членов партии.

В июне 1956 г. ЦК КПСС принял специальное постановление «О культе личности и его последствиях»,
опубликованное в центральной печати, в котором определил направление обсуждения
вопросов XX съезда в партийных организациях,
вновь, в еще более жестких формулировках, устанавливая рамки критики
деятельности Сталина, сталинщины. В июле этого же года ЦК КПСС направил
закрытое письмо всем партийным органам, всем первичным организациям КПСС, где сообщалось
уже о репрессивных мерах, о привлечении к ответственности отдельных коммунистов
и партийных организаций за «неправильное» обсуждение решений XX съезда.

В письме
предупреждалось, что «часть коммунистов неправильно понимает свободу
обсуждения и критики в партии, в силу чего оказывается не в состоянии
разобраться, когда свобода обсуждения переходит грань партийности, а критика
превращается в клевету». В отношении таких членов партии не может быть
двух мнений: партии не нужны такие «коммунисты».

Приоткрывая
завесу над недавним историческим прошлым, руководство партии не предвидело
масштабов и характера тех последствий, к которым привели признания, сделанные
на съезде Хрущевым. Неожиданность первых шагов по реализации курса XX съезда вызвала крайнюю обеспокоенность
у всей партийной бюрократии. Руководство КПСС увидело, что система власти,
существовавшая в стране, зашаталась, как только в самых незначительных дозах
была допущена свобода слова, как только общество попыталось реализовать свои
демократические права, формально провозглашенные в конституции.

19
декабря 1956 г. президиум ЦК КПСС утвердил текст письма к партийным
организациям «Об усилении политической работы партийных организаций в
массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов».
Первоначально формулировка была более жесткой (что и соответствовало содержанию
письма): «Об усилении работы партийных организаций по пресечению вылазок
антисоветских враждебных элементов».

Письмо
президиуму ЦК КПСС представляла комиссия, которую возглавлял Л.И. Брежнев. В
нее входили Г.М. Маленков, А.Б. Аристов, Н.И. Беляев, И.А Серов и Р.А. Руденко.
Таким образом, кроме секретарей ЦК, членов президиума ЦК этот документ
представляли председатель КГБ и Генеральный прокурор СССР.

О
позиции президиума ЦК, о настроениях его членов может свидетельствовать
аргументация, использованная в письме, взятая из сталинского арсенала.

ЦК
объяснял активизацию деятельности антисоветских и враждебных элементов
происками международного империализма: «Под воздействием международной
реакции жалкие остатки антисоветских элементов в нашей стране, будучи враждебно
настроены против социалистического строя, пытаются использовать в своих гнусных
целях все еще имеющиеся у нас трудности и недостатки, возводят злобную клевету
на политику Коммунистической партии и Советского государства, распространяют
всякого рода провокационные слухи, пытаются подорвать доверие народа к партии и
веру в могущество социалистических государств, нерушимость их братской дружбы.
При этом они умело используют политическую беспечность и обывательское
благодушие некоторых коммунистов и руководителей партийных организаций, а свои
вражеские действия прикрывают фальшивыми словами о критике и самокритике,
лозунгами борьбы «за демократию».

В письме
приводились примеры вражеской деятельности и антисоветских выступлений. Среди
них — выступления писателей К. Паустовского, О. Берггольц, К. Симонова.
Вражеский выпад в выступлениях двух последних увидели в том, что они подвергли
критике основные положения постановлений ЦК 1946-1950 гг. по идеологическим
вопросам. Резкие оценки были даны журналам «Вопросы философии» и
«Вопросы истории». Деятельности последнего журнала было посвящено
специальное решение ЦК КПСС. Главный редактор журнала академик A.M. Панкратова и ее заместитель, профессор Э.Н. Бурджалов, были
сняты с занимаемых постов. Коренным образом обновлен состав редколлегии
журнала.

Письмо
заканчивалось вполне определенными установками: «ЦК КПСС с особой силой
подчеркивает, что в отношении вражеского охвостья у нас не может быть двух
мнений по поводу того, как с ним бороться. Диктатура пролетариата по отношению
к антисоветским элементам должна быть беспощадной. Коммунисты, работающие в
органах прокуратуры, суда и государственной безопасности, должны зорко стоять
на страже интересов нашего социалистического государства, быть бдительными к
проискам враждебных элементов и в соответствии с законами Советской власти
своевременно пресекать преступные действия».

Эти
указания без промедления были реализованы карательными органами, судами,
прокуратурой. В 1956 г. была арестована и осуждена группа молодых ленинградцев
во главе с Револьтом Пименовым, год спустя — группа молодых преподавателей и
аспирантов МГУ во главе с Львом Краснопевцевым, в 1958 г. — московская группа С. Пирогова, в 1960 г. был арестован составитель журнала
«Синтаксис» Александр Гинзбург. Список этот можно продолжить.

После
письма ЦК по стране прокатилась волна арестов и весьма суровых приговоров
судов, по которым коммунисты и беспартийные лишались свободы за клевету на
советскую действительность« и »ревизионизм». Только в первые
месяцы 1957 г. к уголовной ответственности были привлечены несколько сот
человек.

Письмо
ЦК КПСС от 19 декабря 1956 г. было воспринято обществом как формальный отказ
руководства КПСС от курса на обновление, а вмешательство в венгерские и
польские события 1956 г. — как продолжение сталинских методов во внешней
политике.

Было ли
едино руководство партии, проявляя непоследовательность, а то и прямое
отступление от провозглашенного XX
съездом курса? Да, при всех противоречиях, сложившихся в президиуме ЦК,
основные решения такого рода были плодом коллективного обсуждения и
утверждались единогласно.

В
воспоминаниях Хрущева есть признание, раскрывающее позицию руководства партии
по отношению к событиям после XX
съезда. Он откровенно говорил, что за три года после смерти Сталина «мы не
смогли разорвать с прошлым, мы не могли набраться мужества, внутренней
потребности приоткрыть полог и заглянуть, что же там, за этой ширмой. Что
кроется за тем, что было при Сталине…

Мы сами,
видимо, были скованы своей деятельностью под руководством Сталина, еще не
освободившись от его давления».

Широкое
понятие «курс XX съезда»
воспринималось в обществе как синоним процесса десталинизации, разоблачение и
осуждение культа личности Сталина. Половинчатость мер в этой области, зигзаги и
даже отступления в борьбе со сталинизмом вполне обоснованно трактовались как
отход от «курса XX
съезда». Большинство членов президиума ЦК было убеждено, что ослабление
существовавшего режима власти, угроза монопольной власти коммунистической
партии, ее ограничение были прямым и непосредственным следствием раскрытия
преступлений Сталина, признания массовых репрессий 30-х годов, сделанных на XX съезде. Поэтому они видели путь к
стабилизации положения в стране в отказе от критики Сталина, сталинщины.
Формально члены президиума выступали с защитой Сталина якобы потому, что
дальнейшие разоблачения подорвут авторитет партии и советского государства,
дискредитируют советский опыт строительства социализма. Несомненно то, что при
этом они не меньше заботились и о своей собственной судьбе.

Что же
касается отношения Хрущева к курсу XX съезда, то он отстаивал линию съезда не только потому, что был убежден:
это единственная возможность вывести страну из кризиса. Хрущев понимал, что его
судьба как политического деятеля неразрывно связана с судьбой той политики,
которая определена XX съездом. Он был
связан с новым курсом лично, став одним из инициаторов постановки на съезде
вопроса о Сталине, о культе личности, о беззакониях сталинского периода.
Осуждение съездовского курса и даже молчаливый негласный отказ от него были бы
концом политической карьеры Хрущева, его политической смертью. Инициатива
первого секретаря и его доклад в таком случае рассматривались бы как
свидетельство его политической недальновидности, как отступничество от
социалистического идеала, как путь, который вел к полному обвалу власти.

В оценке
исторических заслуг Хрущева речь может идти не столько об осуществлении,
претворении в жизнь курса XX
съезда, сколько о его приверженности этому курсу. Дело не меняют ни мотивы,
которыми руководствовался Хрущев, ни колебания и отступления, допущенные им в
ходе реализации решений съезда.

Вопрос
стоял так: либо сделать попытку изменить порядки, существовавшие при Сталине,
либо оставить все, как было. Историческая заслуга Хрущева и состоит в том, что
он увидел путь к изменениям и, как ему казалось, возможность их осуществления в
той исторической ситуации, которая сложилась после смерти Сталина, т.е. в
условиях монопольной политической власти КПСС.

Было бы
глубоко ошибочным сводить все дело к личности Хрущева. Нельзя не учитывать того
глубокого переворота в сознании рядовых членов партии и партийной бюрократии,
который произвел XX съезд партии.
Хрущев выражал интересы большей части партийной элиты, руководящего состава
партии, решительно высказываясь за невозможность полного возврата к старому,
против прекращения процесса десталинизации страны.

ОБОСТРЕНИЕ РАЗНОГЛАСИЙ В ПРЕЗИДИУМЕ ЦК

Среди
партийной бюрократии были разные группы и у них было разное понимание курса XX съезда. Тем не менее большая часть
членов ЦК, не желавшая возвращения к прежним порядкам в их старом виде, видела
в Хрущеве главную силу, способную сломить упорство и консерватизм «старой
гвардии».

После XX съезда в президиуме ЦК все более
четко оформлялась оппозиция Хрущеву. Большинство членов президиума не
признавало безоговорочно авторитет Хрущева как единовластного руководителя
партии. Многие неудачи, просчеты, тяжелые ситуации, в которые попадала власть,
ими оценивались как следствие непредсказуемых действий Хрущева, необдуманности
предпринимавшихся им лично шагов — и внутри страны, и на международной арене.

Большое
значение в определении позиций членов президиума ЦК имели опасения разоблачения
их участия в массовых репрессиях 30-40-х годов. Тем более что досье на них,
которые ранее были у Берии, теперь оказались в руках министра госбезопасности
(с 1954 г.) И.А. Серова — ставленника Хрущева.

На
Хрущева сделала ставку группа молодых кандидатов в члены президиума и секретарей
ЦК. Та легкость, с которой удалось одолеть Берию и Маленкова, внушала
уверенность, что час «стариков» пробил. Хрущев подогревал эти
настроения. Он умело использовал свое положение первого секретаря ЦК КПСС,
много разъезжал по стране, лично встречаясь и устанавливая дружеские отношения
с руководителями областных и республиканских организаций, которые и составляли
большинство в составе Центрального Комитета.

Молотов,
Каганович, Ворошилов, Маленков, по всей вероятности, понимали значение и
возможные последствия того заигрывания с членами ЦК, которое проводили Хрущев и
его окружение, но они, как было заведено при Сталине, редко выезжали из Москвы.
Понимая складывающуюся обстановку, они не могли преодолеть себя, может быть,
чрезмерно полагаясь на свой авторитет, на официальное положение в партии,
которое они занимали при Сталине.

Споры, и
часто острые, шли не только по вопросам десталинизации общества. Иногда жаркие
дискуссии вызывали конкретные крупные акты социального, экономического
неполитического характера. И историческая истина заключается в том, что не
всегда и не во всем оппоненты Хрущева были неправы. Не всегда предложения,
которые вносил Хрущев, до конца просчитывались. Поспешность и внешняя их
эффективность заслоняли государственную целесообразность. Так, Каганович — об
этом сам Хрущев неоднократно говорил в публичных выступлениях, — резко возражал
против крупных вложений государственных средств в освоение целинных и залежных
земель на востоке страны, в северных районах Казахстана. Он предлагал обратить
эти средства на подъем сельского хозяйства российского Нечерноземья, мотивируя
это возможностью более полной отдачи вложенных средств и необходимостью учета
положения этих районов, разоренных войной, трудностями послевоенного
восстановления. Каганович указывал на историческую справедливость такого
решения.

Молотов
и ряд других членов президиума ЦК резко критиковали не согласованный с ними,
выдвинутый лично Хрущевым лозунг о возможности в короткий срок догнать и
перегнать Америку по производству продуктов животноводства. Они указывали на
авантюрность подобных заявлений, которые могут привести к дискредитации планов
подъема сельского хозяйства.

Все
деловые обсуждения получали несвойственную им остроту и фракционную
направленность обеих противостоящих групп в партийном руководстве, поскольку в
основе их лежал главный вопрос: либо отказ от курса XX съезда, либо продолжение его.

К лету 1957 г. противоречия достигли такой высокой степени накала, что в конечном счете их разрешение
перешло в ту единственную плоскость, когда вопрос решался однозначно: или
полный отказ от идей XX
съезда, или выражение приверженности этому курсу, даже при наличии колебаний и
противоречий в его осуществлении. С настроениями, нарастающими в партии и обществе,
нельзя было не считаться. Узколобая консервативная политика могла вызвать
социальный взрыв необычной силы. Необходимость десталинизации и определенных
шагов демократизации общества, осуждение сталинских репрессий и беспредела
карательных органов были настоятельной потребностью, проявлением объективного
процесса общественного развития страны в 50-е годы.

Позиция
Хрущева и его сторонников отражала эти объективные потребности. На его стороне
было и общественное мнение, и позиция большинства членов партии, недвусмысленно
высказывавшихся в поддержку курса XX съезда, необратимости процессов десталинизации страны, невозможности
возврата к старому.

18 июня
на очередном заседании президиума Совета Министров СССР встал вопрос о поездке
членов президиума ЦК КПСС на празднование 250-летия Ленинграда. На этой поездке
настаивал Хрущев. Обсуждение приняло очень острый характер, вышло за рамки
этого конкретного и узкого вопроса и охватило широкий круг проблем деятельности
президиума ЦК КПСС. Надо иметь в виду, что в значительной части президиум
Совета Министров СССР составляли члены президиума ЦК КПСС. Те из них, которые
присутствовали на заседании, потребовали немедленного созыва президиума ЦК
КПСС. Несмотря на сопротивление и возражения Хрущева, такое решение было принято.
На заседании же президиума ЦК КПСС большинство его членов настояли, чтобы его
заседания проходили под председательством не первого секретаря Н.С. Хрущева, а
председателя Совета Министров Н А. Булганина.

Участники
заседания — Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, Ворошилов, Первухин,
Сабуров, Шепилов — высказали многочисленные претензии к Хрущеву. Его обвиняли в
нарушении принципа коллективности руководства, грубости и нетерпимости по
отношению к отдельным членам президиума ЦК. Многие говорили, что в партии и
стране растет культ личности Хрущева, его обвиняли в том, что он насаждает
практику подавления инициативы и самодеятельности советских органов снизу и
доверху. При этом партийные организации берут на себя не свойственные им
функции советов.

На заседании
указывалось на крупные просчеты в руководстве сельским хозяйством, на имевшие
место опасные зигзаги во внешней политике.

Члены
президиума ЦК обвиняли секретариат ЦК, лично Хрущева, секретарей обкомов и ЦК
компартий союзных республик в том, что они ведут работу по дискредитации
отдельных членов президиума ЦК.

В ходе
заседания высказывалось сомнение в необходимости иметь пост первого секретаря
ЦК КПСС. Семь членов президиума ЦК против четырех приняли решение о смещении с
занимаемого поста Хрущева с тем, чтобы выйти на пленум ЦК с готовым
предложением от имени президиума.

Вечером,
в день заседания президиума ЦК, предполагался прием в болгарском посольстве по
случаю 75-летия со дня рождения Г. Димитрова. Хрущев должен был в 18 часов
прибыть в посольство. Однако в назначенное время его на приеме еще не было. В
половине восьмого озабоченный посол позвонил в ЦК. Его заверили, что Хрущев
будет. Он приехал в начале девятого. Немногочисленные участники ужина заметили,
что Хрущев чем-то сильно озабочен, даже подавлен. Обычно в таком застолье
Хрущев был оживлен, весел, много шутил, вел шумные беседы с присутствующими. Но
в этот вечер он был мрачен, молчалив. От гостей, приехавших вместе с Хрущевым,
стало известно: что-то произошло на заседании президиума ЦК, которое шло весь
день и закончилось только к 8 часам вечера.

Судя по
воспоминаниям очевидцев, Хрущев не мог скрыть своей растерянности и
подавленности. Конечно, решение президиума ЦК не было спонтанным. Его тщательно
готовили. Оно было неожиданным лишь для Хрущева. Он не имел информации от
соответствующих органов, не поступило сигнала от «преданного
осведомителя», сам же первый секретарь не предвидел такого оборота. Это,
конечно, не делает ему чести как руководителю высокого партийного органа, как опытному
аппаратчику, изощренному в интригах.

Однако и
его противники допустили немало промахов в решении такой задачи, как снятие
Хрущева с поста первого секретаря ЦК.

Большинство
членов президиума ЦК полагало возможным осуществить замену первого секретаря
лишь силами членов президиума, не включая в этот процесс весь механизм власти,
т.е. партийный аппарат, армию и органы безопасности. Группа членов ЦК, а затем
и пленум ЦК оценили это как нарушение Устава партии, как проявление
фракционности, как антипартийную акцию.

Положение
для Хрущева сложилось угрожающее. Суслов, Микоян и поддерживавшие Хрущева
кандидаты в члены президиума ЦК, секретари ЦК настояли на продолжении заседаний
президиума. И оно возобновилось на следующий день.

Хрущев и
его сторонники избрали тактику затягивания заседаний президиума, чтобы в ходе
выступлений, как и в частных беседах, добиться откола от основной группы тех,
кто временно примкнул к ним. Хрущев пошел на частичное признание своих
недостатков, прежде всего резкости, горячности.

Чтобы
переломить неблагоприятную ситуацию, министр обороны Г.К. Жуков и председатель
КГБ И.А. Серов по согласованию с Хрущевым в срочном порядке самолетами
военно-транспортной авиации доставили в Москву группу членов ЦК — сторонников
Хрущева. В ходе заседания президиума эта специально подобранная группа
потребовала встречи с членами президиума, а затем и участия в заседаниях.

Тактика,
избранная Хрущевым и его сторонниками, полностью себя оправдала. Четыре дня шло
заседание президиума. К этому времени в Москву доставили тех членов ЦК, которые
поддерживали Хрущева. Эта группа сумела обработать большинство членов ЦК,
которые выразили готовность выступить на пленуме ЦК против Молотова, Маленкова,
Кагановича и других. Маршал Жуков заявил о возможности применить военную силу против
большинства членов президиума ЦК, если они не примут требование группы членов
ЦК. Открытое, беспримерное давление имело успех. Вопрос о первом секретаре и
внесении изменений в состав секретариата ЦК был перенесен на заседание
предстоящего пленума ЦК, члены которого «по своей инициативе» уже
собрались в Москве, требуя открытия внеочередного пленума. Результат этой
обработки был налицо. Около 200 членов ЦК, не выслушав официальной информации,
объяснений членов президиума ЦК, выразили желание выступить в прениях на
пленуме ЦК и, как показали последующие события, выступить с обличением и
осуждением группы членов президиума ЦК.

Большинство
президиума ЦК было сломлено группой Хрущева, в которую входили, кроме
меньшинства членов президиума ЦК, кандидаты в члены президиума ЦК, секретари и
группа членов ЦК, вызванные Хрущевым с мест. Среди них были очень энергичные,
честолюбивые люди с авантюристическими наклонностями, имевшие большой опыт
аппаратных интриг. «За заслуги» некоторые из них на июньском пленуме
были введены в состав президиума ЦК, избраны секретарями ЦК. Не случайно Хрущев
поспешил вскоре после пленума ЦК освободиться от многих из них.

ИЮНЬСКИЙ (1957г.) ПЛЕНУМ ЦК КПСС

Внеочередной
пленум ЦК открылся 22 июня, в субботу, в 14 часов. Он продолжался семь дней и
закончился в следующую субботу, 29 июня. На первом заседании
председательствовал Хрущев, на остальных — Суслов. Уже с первых минут начала
работы пленума Хрущев показал, что с той частью членов президиума ЦК, которая
ставила вопрос о снятии его с поста первого секретаря, теперь уже не считаются.
Меньшая часть членов президиума ЦК сепаратно готовила пленум, выработала
регламент его работы, с ним и вышла на заседание пленума, даже не известив
большую часть членов президиума о принятом решении.

Когда Хрущев
доложил о порядке работы пленума, Молотов задал вопрос по регламенту; на это
ему Хрущев ответил, что «регламент принят президиумом ЦК, а вы можете
внести другое предложение». Т.е. Хрущев перед всем пленумом уже 22 июня
показал, что Молотов не является членом президиума ЦК.

Весьма
характерно, что на второй день работы пленума в выступлении заведующего Общим
отделом ЦК КПСС В.Н. Малина был поднят вопрос о том, что Каганович не сдает
ключи от служебных сейфов. Отсюда можно было сделать вывод, что остальные члены
группы уже сдали ключи. Объяснение Кагановича, что там находятся и его личные
документы, вызвало возмущение Хрущева.

Информационное
сообщение от имени президиума ЦК пленуму сделал Суслов, занимавший позицию
активнейшей поддержки Хрущева, далекий от беспристрастного подхода к своим
оппонентам. Этим было сказано все. Доклад на пленуме от имени большинства
членов президиума ЦК с обоснованием их точки зрения не предполагался. По всей
вероятности, большинство и не настаивало на этом, боясь обвинений в существовании
«группы».

Противники
Хрущева должны были объяснять свою позицию каждый в отдельности. Для пленума ЦК
это не меняло дела. Он уже составил мнение. Но все же Суслов счел необходимым
подчеркнуть, что его доклад не рассматривался ни на президиуме, ни в группе
сторонников Хрущева, что он выражает только свою точку зрения. При этом Суслов
не упомянул, кто его уполномочил сделать доклад, почему именно он,
представитель меньшинства президиума ЦК, выступает на пленуме с докладом.

Суслов
коснулся выдвигавшихся группой членов президиума ЦК обвинений в отходе от
принципов коллективного руководства, которые столь громогласно декларировались
в ряде важнейших документов Центрального Комитета после смерти Сталина, в
решениях XX съезда КПСС. «Конечно, у тов.
Хрущева, — говорил Суслов, — имеются недостатки, например, известная резкость и
горячность. Отдельные выступления его были без должной согласованности с
президиумом, и некоторые другие недостатки, вполне исправимые, на которые
указывалось тов. Хрущеву на заседании президиума. Правильно отмечалось на
заседании, что наша печать в последнее время излишне много публикует
выступлений и приветствий тов. Хрущева. Но при всем этом на заседании
президиума выражалась полная уверенность в том, что тов. Хрущев вполне способен
эти недостатки устранить».

В
информационном сообщении Суслова противостояние в президиуме ЦК КПСС было
объяснено борьбой диаметрально противоположных позиций по отношению к
провозглашенному XX съездом курсу.
Кратко обрисовав ситуацию, назвав вопросы, вызвавшие разногласия, и отметив
конкретные претензии, которые выдвигали члены президиума ЦК лично к Хрущеву,
Суслов в самой общей форме, в обтекаемых и осторожных формулировках выдвинул
положения, из которых можно было понять, что большинство членов президиума ЦК
ставило под сомнение политический курс партии — курс XX съезда, утверждая, что он не соответствовал ленинским идеям,
ленинизму. Выступление группы единомышленников — оппонентов Хрущева Суслов
оценил как серьезную угрозу единству партии. Одним из основных обвинений,
выдвинутых против Молотова, Кагановича, Маленкова, было их личное участие в
массовых репрессиях во второй половине 30-х и в конце 40-х годов.

Если
Суслов больше говорил о фракционности группы, антипартийном характере ее
действий, сопротивлении проводившемуся Центральным Комитетом курсу XX съезда, то Жуков центр тяжести в
своем выступлении, которым открылись прения на пленуме, сделал на участии
членов группы в репрессиях 30-х годов.

Фактически
Жуков выступил как содокладчик Суслова. Аппарат подготовил для маршала архивные
материалы, которые указывали на совершение преступлений Молотовым, Кагановичем,
Маленковым. Жуков огласил эти документы. Организаторы пленума полагали, что
материал будет использован только для обличения этих членов президиума. На
пленуме они были названы «главными виновниками арестов и расстрелов
партийных и советских кадров». Однако Каганович обратил внимание на
выборочность в упоминании лиц, причастных к массовым арестам. И оценил это как
проявление фракционности, как желание «добить тех, кого выгодно, и
замалчивать других. Говорить надо о всех членах Политбюро». Каганович
обратился с прямым вопросом к Хрущеву: «А Вы разве не подписывали бумаги о
расстреле по Украине?» Тот ушел от ответа, не посмел признать или отрицать
факты своего непосредственного участия в злодеяниях.

Совесть
и честь Жукова не позволили ему ограничиться только обличением участников так
называемой «антипартийной группы». Потрясенный фактами, раскрывающими
подлинное лицо руководителей партии — соратников Сталина, Жуков сказал,
завершая выступление: «Мы, товарищи, и наш народ носим их в своем сердце, как
знамя, верили им, в их чистоту, объективность, а на самом деле вы видите,
насколько это «чистые» люди. Если бы только народ знал, что у них с пальцев
капает невинная кровь, то он встречал бы их не аплодисментами, а камнями».
Жуков принципиально поставил вопрос о необходимости тщательного выявления и
наказания всех виновных в массовых репрессиях. «Нужно сказать, — заключил
он, — что виновны и другие товарищи, бывшие члены Политбюро. Я полагаю,
товарищи, что вы знаете, о ком идет речь, но вы знаете, что эти товарищи своей
честной работой, прямотой заслужили, чтобы им доверял Центральный Комитет
партии, вся наша партия, и я уверен, что мы их будем впредь за их прямоту,
чистосердечные признания признавать руководителями».

По
мнению Жукова, это был главный вопрос в жизни партии. Однако обсуждение его на
пленуме ЦК завершилось лицемерием. Пункт резолюции, в котором Маленков,
Каганович и Молотов обвинялись в персональной ответственности за массовые
репрессии — и это было одним из главных обвинений, — был принят в секретном
порядке, без публикации его в печати. Члены ЦК боялись дальнейших разоблачений.
Они могли бы захватить и некоторых обличителей.

Естественно,
что на пленуме встал вопрос о культе личности. Но критика Сталина велась с
оглядкой, с оговорками. Более того, выступавшие на пленуме обвиняли во всех
грехах членов антипартийной группы, утверждали, что они повинны в культе
личности Сталина, так как Берия, Молотов, Маленков, Каганович якобы изолировали
Сталина от народа, подталкивали на преступные акции, угодничали перед вождем,
скрывали от него правду о положении в стране. Тон таким выступлениям задал
Хрущев, который говорил: «Я думаю, если бы вокруг Сталина не было двух
злых гениев — Берия и Маленкова, то можно было многое предотвратить. Со
Сталиным можно было бы разговаривать». Эти утверждения Хрущева развивали и
другие члены ЦК. Так, В.Н. Малин, близкий помощник Хрущева, говорил: «Кто
создал культ личности, как не Каганович, не Молотов, не Маленков? Они создали
этот культ личности, сами и толкали Сталина и, правильно говорили, изолировали
его от народа».

Получалось,
что Сталин в какой-то мере являлся жертвой своего ближайшего окружения, которое
фактически захватило власть, а его изолировали от народа и толкали на
преступления.

По
стенограмме видно, в какой обстановке проходили заседания пленума. Участники
группы с самого начала работы пленума предстали как «ответчики», как
«подсудимые», от которых требовали дать объяснение своей позиции,
своих высказываний на заседаниях президиума ЦК. Они и делали это. Их
выступления перебивались вопросами, репликами членов ЦК, часто таким образом
желавших подчеркнуть свою позицию поддержки большинства, поддержки Хрущева.
Спокойно изложить свою позицию, ответить на выпады не дали ни одному оппоненту
Хрущева, хотя они и неоднократно находились на трибуне: дважды — Первухин,
Сабуров и Ворошилов, трижды — Булганин, Каганович, Маленков, Молотов и Шепилов.
Всем им дали слово для совсем коротких заявлений после принятия постановления
пленума.

Хрущев
выступал трижды: один раз, на одиннадцатом заседании, с продолжительной речью,
затем с коротким выступлением по оргвопросам и, наконец, с небольшой
заключительной речью. Однако по ходу выступлений почти всех других ораторов он
очень активно давал справки по любым вопросам, вставляя реплики, порой весьма
пространные, часто шутил в свойственной ему грубой манере. Активно вмешивались
в ход пленума и подавали реплики и многие сторонники Хрущева — Г.К. Жуков, Н.И.
Беляев, А.Б. Аристов, П.Н. Поспелов, Д.С. Полянский, А.Н. Шелепин, Н.Г. Игнатов
и др.

Большинство
участников пленума (по словам председательствовавшего Суслова, 164 человека)
представили в президиум пленума заявления, в которых изложили свою позицию
поддержки Хрущева. Знаменательно, что отсутствовавшие по различным уважительным
причинам на пленуме члены и кандидаты в члены ЦК поспешили в короткие сроки
засвидетельствовать свою лояльность, резко осудив членов «антипартийной
группы».

Все шло по
старым канонам: обвинение, осуждение, покаяние, наказание. Можно было ожидать,
что пленум ЦК, в центре дискуссий которого оказалась критика культа личности
Сталина, искоренения сталинщины, сам подаст пример демократизации партийной
жизни и искоренения сталинских приемов в борьбе с инакомыслящими. Но этого не
произошло. Участники пленума были готовы вершить суд, отсечь инакомыслящих от
партии в первые же часы работы пленума. Однако сценарий его заседаний
предусматривал иное развитие событий. Наиболее ретивых участников пленума,
требовавших без долгих рассуждений решить судьбу Молотова, Маленкова,
Кагановича, Булганина, Первухина, Сабурова, Шепилова и других, поправил Хрущев.
Он сказал, что «ЦК вынесет свое решение, такое, какое посчитает
политически целесообразным, учитывая внутреннюю и международную обстановку. Мне
кажется, сейчас нельзя никого выводить. Это непонятно будет, получится так, что
только сделали сообщение, и началась расправа».

Однако
расправа над всеми, кто выступал против Хрущева, была уготована еще до
заседания пленума, но, по замыслу его организаторов, он должен был показать
партийной массе, широкой общественности, что не было никакой предрешенности,
что было беспристрастное, свободное обсуждение положения, создавшегося в
президиуме ЦК КПСС.

Чего же
добивался Хрущев, организуя многодневное заседание ЦК партии? Он понимал, что
«в антипартийную группу» попали авторитетные деятели партии, долгие
годы входившие в состав политбюро, давние соратники Сталина. Это было
выступление не одного или двух членов президиума ЦК, а его большинства, и
выступали они с серьезными вопросами, с весомыми претензиями в адрес первого
секретаря ЦК партии, с критикой его личных качеств, его методов руководства. От
всего этого просто так нельзя было отмахнуться. Надо было убедить партию,
общество, международное коммунистическое движение, общественность за рубежом в
том, что президиум ЦК действительно выступил против партии, а не против
Хрущева, что это столкновение не носило личного характера, что речь шла о
защите высоких политических принципов, защите курса XX съезда партии, проведению которого воспротивилось
большинство членов президиума ЦК КПСС.

Пленум
призван был утвердить Хрущева единственным лидером партии и таким образом
завершить затянувшуюся более чем на четыре года борьбу за власть среди
преемников Сталина. Как в былые годы, при Сталине, он должен был показать
оппонентов Хрущева врагами партии, отступниками от ее генеральной линии, что
было самым тяжким преступлением в партии.

Вопрос о
власти, который был главным в этой схватке, Хрущев и его команда предпочли
решать за кулисами пленума. Даже при таком послушном его составе этот вопрос
побоялись вынести на беспристрастное и объективное обсуждение пленума ЦК КПСС.
Узкая группа уже все решила до начала заседаний. 260 членов ЦК — представители
партийной элиты — были готовы принять любое решение — осудить, казнить,
помиловать, — достаточно было знака нового верховного руководителя. На пленум
Хрущев вышел уже как лидер партии, ее вождь, и членам ЦК в этой ситуации оставалось
только выказать верноподданнические чувства и резко осудить противников
Хрущева. Именно поэтому все бросились записываться для выступлений в прениях.
Те, кому не дали слова, представили тексты выступлений, мучаясь в недоумении,
что это: проявление недоверия, сомнения в личной преданности? По вопросу,
который уже был решен, хотели выступить почти все члены ЦК. Нужно было
засвидетельствовать верность, преданность, прежде всего личную преданность,
новому руководителю партии.

Пленум
подвел итоги продолжавшейся уже несколько лет после смерти Сталина борьбы за
лидерство в партии. Хрущев одержал полную победу. Партия тоталитарного типа
обрела своего единственного вождя. Все стало на свои места.

В
официальных документах пленум своим главным итогом определил защиту линии XX съезда от посягательств узкой группы
раскольников и отщепенцев, пытавшихся пересмотреть и ревизовать ее. Эта формула
получила широкое применение в официальной пропаганде и в самом общем виде, без
коррективов и специального анализа, вошла в советскую историографию.

Да, в
самом общем виде внутрипартийная борьба, столкновения в ЦК и его президиуме
завершились в конечном счете признанием приверженности партии, ее центральных
органов курсу XX съезда. Но вправе ли мы теперь
ограничиваться этой общей, краткой и не совсем точной формулой? Она не столько
раскрывает истину, сколько прикрывает нежелательные стороны борьбы внутри
партии начиная с позиций самого ЦК и его президиума по отношению к курсу XX съезда в 1956 — начале 1957 г. Анализ исторической ситуации, сложившейся после XX съезда, только в рамках предложенной пленумом формулы может привести к
неполной, а следовательно, неверной трактовке событий, к утверждению о том, что
курс XX съезда последовательно осуществлялся
благодаря настойчивости Хрущева и его сторонников, а группа раскольников во
главе с Молотовым постоянно пыталась противодействовать претворению его в
жизнь.

Обсуждение
вопросов на пленуме ЦК проходило в глубокой тайне не только от беспартийных, но
и от всей массы членов партии. Со времен Ленина сохранялась традиция знакомить
со стенограммой пленума узкий круг руководителей республиканского и областного
партийного актива, чтобы они верно ориентировались в установках партии. На
места рассылалась стенограмма пленума, но только после того, как ее
подправляли, убирали «лишнее» сами ораторы, затем стенограмму еще
редактировали работники аппарата ЦК КПСС. Однако стенограмму июньского 1957 г. пленума даже после правки и чистки рассылать в местные организации не стали. Более того,
принятое пленумом постановление не было полностью опубликовано в печати.

В том,
что скрыли от партии часть решений пленума ЦК, не было ничего необычного. Это
делалось довольно часто. Удивительным было другое — то, что материалы пленума
ЦК и часть его решений скрыли от верхнего эшелона партии.

На
первый взгляд, это кажется парадоксальным. Ведь это был документ, который
венчал определенный период борьбы внутри руководства партии, выведший Хрущева в
единственные лидеры партии. Что же хотели сохранить в секрете члены ЦК?

Президиум,
пленум скрыли от партии действительное положение дел в высшем руководстве,
расстановку сил в июне 1957 г., представляя дело таким образом, что только
небольшая группа, а не большинство президиума ЦК, выступила против Хрущева. В
решении пленума были названы фамилии Молотова, Маленкова, Кагановича и
Шепилова, тогда как их позицию разделяли и Ворошилов, и Булганин, и Первухин, и
Сабуров. И все они голосовали за освобождение Хрущева от обязанностей первого
секретаря ЦК КПСС. Желая скрыть тот факт, что большинство членов президиума ЦК
выступили против Хрущева, пленум отложил наказание остальной части
«антипартийной группы», и вскоре они, большинство членов президиума ЦК,
понесли наказание — были выведены из состава президиума, а затем из ЦК КПСС.

Все
решения, касающиеся массовых политических репрессий и участия в них членов
политбюро в 30-е годы, были приняты секретным порядком. Такая позиция вызывает
недоумение, ибо участие в массовых политических репрессиях было одним из
главных пунктов обвинения и Молотова, и Маленкова, и Кагановича. Однако и
констатация этого факта, и обвинение как предлог для их наказания на пленуме
были скрыты от партии. По всей вероятности, руководство партии пугало то, что
эти обвинения в полной мере могли быть распространены и на других членов
политбюро, и в первую очередь на самого Хрущева.

Были и
другие важные обстоятельства, которые определили позицию президиума ЦК по
вопросам информации о работе пленума ЦК и его решений. В событиях конца июня 1957 г. особую роль сыграл Г.К. Жуков — и в ходе заседания президиума ЦК, подготовки пленума ЦК КПСС,
и в ходе его работы. Из стенограммы пленума видна высокая оценка роли Жукова в
борьбе против группы Молотова, данная Хрущевым. Именно Жуков много сделал для
сохранения Хрущева на посту первого секретаря ЦК КПСС. В стенограмме пленума ЦК
воспроизведены угрозы применения армии в решении вопроса о власти, высказанные
Жуковым накануне пленума ЦК. Никогда армия не стояла так близко к политике,
никогда до сих пор в ее руках не было решения вопроса о власти в партии и
государстве.

О том,
что президиум ЦК не имел желания сообщать об этих фактах партии,
свидетельствует та правка, которая была осуществлена помощником Хрущева Г.Т.
Шуйским в стенограмме, которая сохранилась в Архиве Президента РФ. Из этой
правки видно, как из стенограммы снимались высказывания Хрущева, высокие оценки
позиции Жукова, его действий в дни кризиса, данные Брежневым.

ЧТО СПОСОБСТВОВАЛО ПОБЕДЕ ХРУЩЕВА

В чем же
причины успеха Хрущева на пленуме? Какова была расстановка сил в правящих
кругах СССР? Каковы были те объективные реальности, которые лежали в основе
решений, принятых июньским (1957 г.) пленумом ЦК КПСС?

Если
говорить о расстановке сил в самом ЦК, то Хрущев получил безоговорочную
поддержку представителей партийной элиты — как высшего эшелона, так и местных
руководителей. Твердая поддержка ему была обеспечена со стороны высших
армейских чинов, представленных в Центральном Комитете.

На что
же надеялись Молотов и его группа? Какие силы внутри ЦК могли их поддержать?
Возможна ли была такая поддержка в принципе?

Оппоненты
Хрущева рассчитывали на силу своего авторитета в партии и в обществе. Среди
партийной элиты они надеялись получить поддержку членов ЦК, занимавших посты в
советских, хозяйственных органах, руководителей крупных предприятий. Они долго
работали вместе, между ними сложилось взаимопонимание. Эти люди не раз обращались
за помощью, поддержкой и получали ее.

Молотов,
Каганович, Маленков и другие видели в этих членах ЦК противников хрущевских
реформ. Учитывая их немалый вес в составе ЦК, надеялись опереться на них в
открытом столкновении на пленуме ЦК. Однако Молотов и поддерживавшие его члены
президиума не поняли психологии советского чиновника. Опасаясь чисток,
передвижения из Москвы на периферию, их потенциальные союзники не способны были
на открытое выступление на партийном форуме. Более того, на пленуме они
поспешили засвидетельствовать свою поддержку и личную преданность Хрущеву,
заискивали перед ним, униженно искали его расположения.

В
середине 50-х годов в связи с реформами управления промышленностью началось
передвижение представителей центрального аппарата на работу на периферию. Это
было своеобразной чисткой этого аппарата от старых кадров, приверженцев
Молотова, Маленкова, Кагановича и др.

Надо
также иметь в виду, что в те годы еще жило глубокое убеждение, что любое
организованное выступление группы членов ЦК против руководителя партии
рассматривалось как выступление против партии, как оппозиция партийному
руководству. Любое выступление такого рода было обречено на провал. За ним с
неизбежностью следовали жестокие наказания не только участникам группы и
примыкающим к ним лицам, но и родственникам, друзьям, товарищам по совместной
работе.

Молотов,
Каганович, Маленков переоценили собственную популярность. Они не учли тех
важных сдвигов, которые произошли в обществе после XX съезда. Они оказались не в состоянии правильно оценить новую
историческую реальность, которая сложилась после съезда, положение в партии в
целом, в ее руководящих органах.

Партийная
элита была представлена не только фигурами из центрального аппарата, но и
местными партийными руководителями, которые почти вес были избраны в состав
высших органов партии XX
съездом КПСС. После смерти Сталина произошли серьезные сдвиги в расстановке сил
в руководящей партийной среде. Сталин ни с кем не делил своей абсолютной
власти, полностью контролируя положение как в центре, так и на местах. Всякие
попытки к самостоятельности или даже к сокрытию положения на местах жестоко
подавлялись Сталиным. Партийные руководители областей, республик понимали
борьбу со сталинизмом и как получение большей свободы в своей деятельности и
реальных прав в решении общепартийных дел, и как гарантию безопасности.

Старая
«партийная гвардия», долгие годы занимавшая места в политбюро,
стремилась сохранить свое положение в партии, сохранить старые сталинские
порядки в механизме руководства партией и страной, при которых все решалось в
центре, в политбюро, в Центральном Комитете, в Совмине. Хрущев публично
демонстрировал свое несогласие с этими порядками. Члены ЦК, работавшие на
местах, после XX съезда получили большую свободу
действий, большую полноту власти, большую независимость от центра. Они
почувствовали свою новую роль в разгоравшейся борьбе за лидерство в руководстве
партии. Хрущев и не скрывал, что нуждается в их поддержке, чтобы упрочить свое
положение.

К этой
части партийной элиты как самостоятельной группы Сталин обращался в конце 40-х
— начале 50-х годов, имея планы использовать ее в отстранении от власти
«старой гвардии». При этом Сталин и не мыслил ослабить узду, в
которой они находились. Перед этой группой молодых партийных руководителей,
беззаветно преданных Сталину, открывалась перспектива быстрого продвижения в
высшие эшелоны власти, перспектива замещения мест, освобождаемых старыми
соратниками Сталина.

На XIX съезде партии был значительно
расширен состав президиума ЦК КПСС и других руководящих органов, куда была
выдвинута большая группа молодых партийных функционеров. Многие местные
руководители были ошеломлены, как и в 30-е годы, неожиданно высоким
назначением, перспективой головокружительной карьеры. Многие секретари
областных организаций оказались в составе секретариата ЦК, президиума, заняли
важные посты в советском руководстве. И вот сразу после смерти Сталина все
возвращалось на круги своя. И эти люди, вкусив сладость власти, величие
необычайной значимости, вновь оказывались в старой структуре, оставляя,
казалось, уже обжитые ими кабинеты Кремля и Старой площади.

Эти
новые руководители, которых Сталин готовил к борьбе со старыми членами
политбюро и которых не успел использовать в полной мере, теперь взялись сами
исполнять «завет вождя». Они понимали, какую роль готовил для них
Сталин, и сыграли ее после его смерти. Вполне очевидны недоверие и неприязнь
старых кадров к молодым, которые рвались к власти, поощряемые и подталкиваемые
вождем. Молодые партийные функционеры чувствовали это отношение «старой
гвардии». Отсюда — резкость выступлений на пленуме молодых членов ЦК
против Молотова, Маленкова, Кагановича.

Молодые
партийные функционеры, местные руководители сыграли свою роль, но в новых
условиях. При этом оказались не статистами, не простым орудием в руках Сталина,
а деятельной силой, во многом определившей судьбу Хрущева. В этих условиях
местная партийная бюрократия стала самостоятельной силой, самодовлеющей
величиной, а не подспорьем, средством в руках лидера для решения только его
задач. Она показала себя группой, обладающей собственными интересами, в
значительной мере самостоятельной позицией, сохранившей свое значение,
независимость и после победы Хрущева. С этой силой нельзя было не считаться. И
когда Хрущев попытался освободиться от этой зависимости, сломить эту силу, то
такое противостояние кончилось его поражением.

В
кульминационный момент борьбы за лидерство в партии Хрущев получил также
безоговорочную поддержку руководителей органов безопасности.

После
смерти Сталина обществу все больше и больше открывались потрясающие факты
массовых репрессий, беззакония и произвола, фальсификации уголовных дел с
помощью пыток и истязаний арестованных. Стало ясно, что речь шла не об
исключительных случаях, а о повседневной практике работы органов безопасности.
Выявлялось их подлинное место в механизме власти.

После
разоблачений преступлений сталинского режима, которые прозвучали с трибуны XX съезда, встал вопрос об
ответственности сотрудников органов безопасности за совершенные преступления, и
реальная угроза оказаться на скамье подсудимых нависла не только над
руководителями органов безопасности, но и над многими сотрудниками более
низкого ранга.

Выдвижение
Хрущевым на пост руководителя службы государственной безопасности генерала
Серова, за которым было немало преступлений, позволило рассчитывать на
снисходительное отношение и к другим деятелям госбезопасности — генералам и
офицерам репрессивной системы. Они не ошиблись в своих расчетах. После суда над
Берией, B.C. Абакумовым и другими руководителями органов безопасности в
50-е годы, после расстрела такой одиозной фигуры, как бывший начальник
следственной части М.Д. Рюмин, практически вопрос об ответственности лиц,
причастных к массовым репрессиям, пыткам и истязаниям арестованных, был снят с
повестки дня.

Органы
безопасности оценили позицию Хрущева и ответили поддержкой его в борьбе за
лидерство в партии.

В триаде
— партийный аппарат, карательные органы, армия, — составлявшей основу
тоталитарной власти, в 1957 г. оказались резко ослабленными две первые силы,
главным образом вследствие разоблачений преступлений сталинского режима,
которые прозвучали с трибуны XX
съезда. Больше всего были дискредитированы карательные органы. Был подорван
авторитет партии и Сталина — ее генерального секретаря, которые не только не
пресекали беззаконие, а, напротив, насаждали его, используя репрессивные органы
как средство управления страной, как важное орудие сохранения монопольной
политической власти КПСС.

Вне
критики оказалась только армия. Ее авторитет, как победительницы в войне, был
необычайно высок в народе. Во главе армии оказался полководец, также
пользовавшийся всенародной славой. Роль и значение Жукова возрастали, в 1956г.
он стал кандидатом в члены высшего органа партии — президиума ЦК КПСС, именно в
то время, когда разгорелась борьба за лидерство в партии. И армия оказалась
действенной и решающей силой в определении победителя в ходе борьбы за власть.
Она сказала свое слово в ликвидации Берии и бериевщины. Армия сказала свое
решающее слово и тогда, когда противники Хрущева оказались в большинстве в
президиуме ЦК КПСС, и, если бы не армия, то трудно сказать, как бы дальше
развивались события.

Естественно,
что и партийный аппарат, и Хрущева не могла не беспокоить эта ситуация. Сразу
же после июньского пленума стало готовиться смещение Жукова, одной из решающих
фигур июньских событий. Как можно судить из документов, связанных с подготовкой
стенограммы пленума для рассылки ее членам ЦК, уже в августе началась
подготовка акции против Жукова, а в начале октября неожиданно для всех, и в
первую очередь для самого Жукова, пленум ЦК снял Жукова со всех постов и вывел
его из состава Центрального Комитета. На пленуме Жукова обвинили в попытках
принизить роль политорганов в армии. Партийный аппарат не смутили ни масштаб,
ни значимость фигуры Жукова, ни его роль в возведении на пьедестал лидера
партии Хрущева. ЦК имел цель поставить армию на место, чтобы она заняла то
положение, которое ей отводилось в системе авторитарной власти. Дело не
ограничилось дискредитацией Жукова. Последовали дальнейшие меры по принижению
армии, ее сокращение, увольнение из армии боевых офицеров — участников Великой
Отечественной войны. На высших постах оказались ставленники Хрущева. Были
проведены меры по усилению политорганов. Во главе Политического управления был
поставлен генерал Ф.И. Голиков, который удостоился звания маршала, дабы
подчеркнуть независимость его как руководителя политических органов от министра
обороны маршала Р.Я. Малиновского.

Октябрьский
(1957 г.) пленум ЦК КПСС поставил окончательную точку в завершение процессов,
вызванных смертью Сталина, в борьбе за лидерство в партии. Хрущев не мог
утвердиться как единоличный лидер без решения вопроса об армии и о Жукове как
политическом и военном деятеле.

НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ

В борьбе
за лидерство Хрущев в полной мере использовал аппарат партии. Однако в
дальнейшем власть прочно взяла в руки узкая верхушка руководства партии, и
конец власти Хрущева в 1964 г. свидетельствовал о том, что эта узкая группа лиц
и определяет лидера партии. Так было при выдвижении Брежнева, Андропова,
Черненко, Горбачева. В партии передача всей власти маленькой верхушке
представлялась естественным и необходимым условием ее существования.

Июньский
пленум 1957 г. был определенным рубежом и в эволюции этой своего рода
организации внутри партии. После пленума фактически была отброшена всякая
конспиративность, скрывавшая ее существование. Возросла ее роль, сила ее
власти, изменились взаимоотношения этой организации, пленума ЦК и политбюро ЦК
КПСС. Политбюро уже не было более грозной, карающей силой, но стало центром,
выражающим интересы внутренней организации в партии. Были сброшены покровы,
прикрывавшие привилегии верхнего эшелона в партии, демонстративно отказались от
лицемерного аскетизма, не было и речи о каком-либо самоограничении в
использовании льгот, привилегий всех представителей высшего эшелона, начиная с
Хрущева.

Обсуждение
материалов XX съезда партии со всей очевидностью
выявило глубокие идейные расхождения между верхушкой партии и ее рядовыми
членами. Для верхушки руководства в партии, в обществе складывалась очень
опасная ситуация. С большим трудом, с применением репрессий удалось овладеть
положением. Партийное руководство сделало для себя соответствующие выводы.

Для
сохранения и укрепления авторитарной власти необходимо равновесие сил в ее
системе. Неравновеликие силы, ее составляющие, должны быть сбалансированы. И
только в этом случае система дает гарантию власти авторитарного руководителя.
Став единоличным лидером, Хрущев не сумел удержать под контролем всю систему
власти. Сталину удавалось делать это до последних дней жизни. Искусством
управления государством и партией Хрущев овладеть не смог. Партийный аппарат не
забыл ему критики, в результате которой принижался авторитет партии.
Карательные органы не забыли разоблачений совершенных ими преступлений. Армия
не простила унижений, которым подверг ее Хрущев, увольнения многих десятков тысяч
офицеров.

Поэтому
так легко и быстро в 1964 г. был свергнут Хрущев со всех занимаемых им постов.
Никто ни в партийном аппарате, ни в органах безопасности, ни в армии, ни в ЦК
не поднял голос протеста. Не было этого голоса ни в партии, ни в народе.

В том
взлете, которого добился Хрущев в июне 1957 г., в той победе, которую он одержал над своими противниками, уже были заложены семена поражения. Они проросли
очень быстро. Только семь лет после июньского пленума ЦК отмерила ему история
быть во главе партии и государства.

В
политике десталинизации не было последовательности и после июньского пленума
ЦК. Колебания проявлял и сам Хрущев. Но эти колебания ни в коей мере не
сказывались на отношении к сталинизму. В его отрицании он был непреклонен. Но
преодолеть сталинизм он не смог. Это оказалось невозможным. И в конце концов
глубокое противоречие — личное желание Хрущева и имманентно присущий режиму
сталинизм — привели к отстранению Хрущева от власти. Победил консерватизм,
силы, которые интуитивно чувствовали, что политика Хрущева может привести к
краху режима. Сам Хрущев тоже не хотел этого, но тем не менее никто не сделал в
те годы так много для ускорения гибели режима, как он.

Когда у
значительной части «партии власти» наметился отход от курса XX съезда, Хрущев не только стал ей не
нужен, но уже являлся помехой. И его дружно и безболезненно убрали.

Сразу же
после освобождения Хрущева Центральный Комитет партии отменил многие из его
нововведений. Бывшие соратники Хрущева пошли на такие шаги в восстановлении
сталинских порядков, сталинского духа и памяти Сталина, на которые, может быть,
не решились бы Молотов и его группа.

Чтобы
подчеркнуть свою линию, они демонстративно пошли на восстановление в партии
Молотова. Он был реабилитирован по всем статьям, лично принят генеральным
секретарем партии. Получил возможность выступить в печати. В отношении Хрущева
таких жестов прощения или реабилитации сделано не было. По иронии истории
Хрущев, а не Молотов оказался в конце концов «антипартийным
человеком».

В итоге
ЦК фактически дезавуировал решение июньского (1957 г.) пленума.

Июньский
пленум подвел черту под деятельностью целого поколения политиков высшего ранга,
подобранных и воспитанных Сталиным. К власти пришла новая генерация партийной
бюрократии. Довольно быстро она определила следующую эпоху, получившую название
«застой».