Вопрос
о первоначальной истории персов принадлежит к труднейшим в науке. Некоторые
ученые, например, Раулинсон, Гоммель, Прашек, с большей или меньшей
определенностью ставят персов в связь с северо-иранской страной Парсуа,
лежавшей к югу от озера Урмия и упоминаемой в ассирийских текстах с IX века до
н. э. При Саргоне это упоминание прекращается с тем, чтобы в 691 г. до н. э.
появиться снова; в битве при Халулэ эламскому царю помогают: Парсуаш, Анзан,
Эллипи. Прашек полагает, что перед нами переселившиеся из страны Парсуа арии
(позднее — индоевропейцы), перешедшие в Южный Иран и получившие имя по месту
своего первого пребывания, причем имя это передано в форме эламского
множественного числа. Переселение из Парсуа в позднейшую Перейду допускается
некоторыми учеными. Запутан вопрос и об отношении персов к Эламу, особенно
благодаря титулатуре Кира и его предков в вавилонских текстах.

Мы
уже видели, что еще Набонид титуловал Кира царем Аншана, это же делали и
вавилонские жрецы, составлявшие так называемую хронику Набонида и Кира. Сам Кир
называл царями Аншана своих предков: «Я — Кир… сын Камбиса, великого царя,
царя города Аншана, внук Кира, великого царя, царя города Аншана, потомок
Шишписа, великого царя, царя города Аншана». Было время, когда это давало повод
некоторым ученым указывать на эламскую область Аншан, упоминаемую в вавилонских
текстах с древних времен, и объявлять Кира эламитом, не арием. В настоящее
время эти теории опровергнуты; арийское и персидское происхождение признано за
великим Ахеменидом, и остается только найти объяснение для титула. Винклер
делал это просто и остроумно. Кир явился с востока, из государства, заменившего
Элам, поэтому в официальной торжественной надписи он и именуется царем Аншана.
И самой ухватился за этот освященный древностью термин, который сообщал ему в
глазах вавилонян больше почтенности, а, кроме того, нес в себе программу
наступления на запад — ведь некогда цари Элама владели Вавилоном и даже Сирией.
Нося титул царя Аншана, владыка новоявленной монархии становился наследником
древних эламских царей со всеми традициями и другими выгодными последствиями
этого наследства. Однако дело осложняется тем, что трудно доказать
употребительность понимания Аншана в общем смысле, как и вообще точно
локализовать его, а также тем, что в хронике Набонида — Кира последний, после
покорения Мидии, титулуется уже царем Персии (Parsa). Это обстоятельство дало
некоторым повод прямо отождествлять Аншан с Персией, считая эти термины
равноупотребляемыми, другим — наоборот, указывать на их различие, считая
упоминание в титулатуре персидских царей Аншана отражением более древней стадии
развития их могущества, а титул царя Персии — следующей его ступенью.

Кир
— Ахеменид, род его на протяжении поколений до него царствовал в Персии,
подготовляя ее к будущей великой роли. Но для потомков, свидетелей великого
переворота, объединившего под его властью всю Азию и начавшего новый порядок
вещей, это было слишком просто. Личность Кира находилась на рубеже двух эпох,
она вывела на первые роли дотоле не известный народ, она была виновницей многих
небывалых перемен в жизни азиатских народов. Поэтому она не могла не стать предметом
целого цикла легенд, возникших о происхождении Кира.

Легенды
о Кире, которые приводятся у Геродота и Юстина, связывают его с последним
индийским царем и рассказывают о нем аналогичное тому, что повествуется о
различных основателях династий или центральных личностях новых исторических
эпох. Налицо все мотивы. Рождению будущего великого человека предшествуют
сновидения, затем его бросают одного, он спасается чудесным образом,
воспитывается животными, наконец, несмотря на все препятствия, достигает того,
что ему предназначено судьбой. Подобного рода легенды и мотивы свойственны всем
индоевропейским народам (у персов еще сказания о Кайхосраве и Дарабе, у римлян
о Ромуле и Реме, у греков — о Телефе, Амфионе, Персее, у германцев — о
Вольфдитрихе, рыцаре-лебеде и др.), а также семитским (например, миф о Саргоне
древнем).

Характерно
также, что эти легенды перенесены самими персами с Кира на основателя династии
Сасанидов Ардашира: он — сын пастуха из Персиды, величие его возвещено
родителям сновидениями, изъясненными снотолкователями; в юности он приходит в
Мидию, где исполняет рабские обязанности, потом бежит домой; по предвещанию
астрологов он, не будучи до определенного срока пойман, сделается царем, что
действительно и случается. Эта версия легенды весьма близка с сообщенной о Кире
Ктесием, который, полемизируя с Геродотом, изложил ее в другой форме. Но и сам
Геродот не выдавал свою версию за единственную — он говорил, что существует еще
четыре других. Его версия действительно была не только не единственной, но и не
первоначальной, — он допустил рационализм (например, превращение собаки,
вскормившей Кира, как у Юстина и в аналогичных рассказах, в жену пастуха, по
имени Кино или Спако), а также привнес из других источников подобные сказания
(например, роль Гарпага из преданий потомков этого государственного деятеля в
Малой Азии). Версия Ктесия весьма интересна, она дошла до нас через Николая
Дамасского и, обнаруживая несомненные признаки большей первоначальности,
является одной из немногих ценных страницу Ктесия. Кир не имеет ничего общего с
индийской династией. Он — родом мард, его отец Атрадат по бедности
разбойничает, мать Аргоста — пастушка. Сам он пришел в столицу и поселился у
придворного служителя, который заставил его мести дворец. Затем он поднялся до
должности виночерпия, был усыновлен влиятельным евнухом Артембаром, оставившим
ему свое состояние, заслужил милость и доверие Астиага. Тогда он выписал своих
родителей. Мать видит сон, подобный рассказанному у Геродота. Вавилонские
толкователи снов предвещают Киру владычество над Азией. Астиаг посылает Кира
против восставших кадусийцев, и Кир решается воспользоваться этим для того,
чтобы поднять персов против Астиага и самому завладеть царством. В походе Кир
встречает некоего Гобрия (Ойбара), отъявленного плута, который делается
ближайшим его пособником и советником и, между прочим, предательски убивает
вавилонского толкователя снов, боясь, чтобы он не донес Астиагу о сновидении.
Восстание сначала идет неудачно — у Астиага все преимущества, и победа при Пасаргадах
одержана только благодаря вмешательству женщин. Астиаг попадает в плен. Кир
чтит его, как отца, и женится на его дочери, а когда Гобрий из политических
соображений устраняет его, то его тело стерегут в пустыне львы. Близость этой
редакции к сказанию об Ардашире очевидна и убеждает в его местном
происхождении, но несомненна в нем и индийская рука, унизившая Кира и персов и
возвысившая Астиага. Последний осыпает Кира и его родных благодеяниями и
доверяет им. Когда раненый отец Кира попадает во время восстания в плен, он не
только не казнит его, но после смерти почетно погребает. Борется Астиаг храбро
и не раз разбивает персов. Различные племена Ирана только потому подчиняются
Киру, что тот чтит Астиага, как отца. Наконец, телу изменнически убитого последнего
мидийского царя оказывают уважение даже дикие звери.

Геродот
и Ктесий называют войну персов с мидянами восстанием, успех которого (особенно
по Геродоту) в значительной мере был обусловлен существованием в Мидии партии,
недовольной Астиагом, и изменой. Если мы будем признавать вместе с Прашеком
полную независимость персов, то должны будем видеть в этой войне результат
процесса развития персидского народа, мощь которого искала выхода из тесных
границ. Падение Мидии, кроме недовольства и измены, было облегчено и
династическим кризисом: по обоим доступным нам источникам, у Астиага не было
наследника-сына. Ктесий называет наследником его зятя Спитаму, на которого,
по-видимому, опиралась недовольная партия и против которого как будто и
действовали индийские приверженцы Кира. Мидия пала не без борьбы; Ктесий даже
говорит о наступлении и победах Астиага, Геродот, во всяком случае, признает
его храбрость, дошедшую до вооружения стариков. И вавилонские, единственные
наши современные событиям документальные данные косвенно подтверждают это. В
приведенной нами выдержке из текста Набонида говорится, что в самом начале
царствования последнего «Умманманды» завоевали Харранскую область. Таким
образом, почти накануне краха государство ведет наступательную политику и проявляет
полную жизнеспособность. Под третьим годом своего царствования, т. е. 553—552
гг. до н. э., Набонид говорит о войне, вспыхнувшей дома у Астиага, и о Кире;
под этим же годом хроника в испорченном месте упоминает о походе царя на запад,
к горе Аман и Средиземному морю. Походы начались еще с первого года, насколько
можно судить по остаткам текста, но до столкновения с Астиагом, по крайней
мере, победоносного, дело не дошло. В первый год царь снарядил свое войско, во
второй был отдых в области Хамата, на третий упоминается уже о каких-то битвах,
кажется, в Сирии, во всяком случае, не в Месопотамии; здесь же говорится о
деревьях Амана, конечно, для многочисленных построек и реставраций Набонида.
Наконец, под шестым годом читаем: «Он (Астиаг) собрал свое войско и пошел
против Кира, царя Аншана, чтобы победить его. Но против Иштувегу взбунтовалось
его войско и, взяв его в плен, выдало Киру. Кир пошел в Экбатану, его столицу.
Серебро, золото, сокровища всякого рода страны Экбатаны они разграбили, и он
унес это в Аншан»… Кнесчастью, перед этим потеряно около девятнадцати строк,
содержащих текст о 4-м и 5-м годах и о предшествующих действиях Астиага. Но из
этого остатка для нас ясно, что война с Киром длилась три года (до 550г. до н.
э.) и окончилась в его пользу только благодаря измене, причем Астиаг находился
в наступлении. Где разразилась последняя битва, и прав ли Ктесий, помещающий ее
у самых Пасаргад, мы не осведомлены. Ктесий ссылается при этом на персидское
предание, возводившее к Киру и к этой войне установление, чтобы каждый царь при
каждом посещении Пасаргад давал всем женщинам города по золотой монете, якобы в
вечную благодарность за то, что благодаря их вмешательству была одержана
победа, решившая исход кампании и судьбу Персии. Такой обычай, кажется,
действительно существовал, говорят, что Александр Великий ему последовал. Но он
мог иметь и другое происхождение. Плененный Астиаг содержался в почете; по
Ктесию, ему дали в управление область Парканию (может быть, Париканию). Из
близких к нему лиц, по словам того же Ктесия, пострадал только Спитама как
законный наследник и опасный конкурент Кира, во всем же остальном переворот был
лишь переменой династии, подобной, например, смене саксонской династии на
франконскую в Германии.

И
в Вавилоне полагали, что появление Кира ничего не изменит на политической
карте, что Персидское царство, заменив Мидийское, станет к Вавилону в былые
отношения, нарушенные Астиагом, что враг и победитель последнего не будет
держаться его опасной для целости Вавилонского царства политики. Набонид даже
называл Кира слугой Набу и Мардука, облегчивших ему доступ в Харран. Но через
несколько лет ему пришлось раскаяться.

Три
года Кир употребил на присоединение индийских провинций, частью мирным путем,
частью путем военных походов (Юстин). Несомненно, в это время в состав
Персидского царства вошли Ассирия, Армения и Каппадокия. Дойдя до реки Галис,
Кир неминуемо должен был следовать примеру Киаксара и стремиться к захвату
Лидии, поглощение которой Ираном было лишь отсрочено. Современный Киру
лидийский царь Крез хорошо понимал, что со свержением его родственника и
союзника Астиага в политике должны произойти перемены, и старался образовать
против Кира коалицию, состав которой намечался сам собой. Это были исконные
друзья Лидии — греки и Египет, а также вавилоняне, которых уже начало
беспокоить развитие Персидского царства. Что касается Сиеннесия киликийского,
то Прашек высказал остроумное предположение о том, что Кир привлек на свою
сторону этого царя, владевшего горными проходами из Малой Азии в Сирию,
средствами сообщения между Лидией и Вавилоном. Это вполне возможно, так как мы
знаем, что Кир действительно готовился к войне, приобретая в это время и
союзников. Так, он старался привлечь на свою сторону греческие города Малой
Азии, но успел только относительно Милета, который согласился заключить с ним
договор на тех же условиях, что и с лидийскими царями. Большую услугу ему
оказала также измена грека Еврибата, который, получив от Креза поручение
вербовать наемников в Пелопоннесе, бежал к Киру с доверенными деньгами и открыл
ему планы лидийского царя. Впрочем, последний и сам мало заботился об их тайне,
и его далеко шедшие дипломатические переговоры с Египтом, Вавилоном, греками и
посольства ко всем возможным храмам и оракулам едва ли оставались для кого-либо
в тайне. О ходе войны рассказывает Геродот, и она достаточно всем известна.
Крез не обладал достаточной выдержкой; кроме того, его союзники не оказались на
высоте положения: только одни спартанцы явились с каким-то флотом, да и то,
когда все уже было потеряно.

Под
9-м годом Набонида (547—546) вавилонская хроника сообщает: «В месяце нисане
(весной в марте — апреле) повел Кир, царь Персии, свое войско и перешел Тигр
ниже Арбел. В месяце ияре он двинулся к стране Луди (?), убил ее царя, расхитил
его имущество, поместил свои гарнизоны». В таких кратких словах рассказывается
о занятии персами Ассирии и, возможно, о покорении Лидии, причем говорится об
убийстве ее царя. Из разукрашенного легендами, сдобренного нравоучительной
тенденцией и перемешанного с анахронизмами (Солон) рассказа Геродота о судьбе
Креза известно иное — костер, помилование, почет. Помилование было общим
убеждением древности и вообще соответствовало поведению Кира; вероятно,
сообщение вавилонской хроники основано на недоразумении.

За
покорением Лидии и усмирением восстания некоего местного уроженца Пактии,
обманувшего доверие Кира, который поручил ему заведовать имуществом Креза,
последовало покорение малоазиатских греков, также хорошо известное из Геродота.
Некоторые из греков (например, фокейцы, теосцы и др.), не желая подчиняться
персам, оставили родину и переселились; другие оказывали жестокое
сопротивление, но в конце концов должны были подчиниться на более тяжких
условиях, чем в лидийские времена.

Покорение
их, а равно Лидии и Карий, было совершено известным Гарпагом, который и получил
Лидию в наследственное управление.

Дальнейшим
шагом Кира могло быть только наступление на Вавилон, т. е. продолжение
прерванного его появлением дела, начатого Астиагом. Условия как нельзя более
ему благоприятствовали. Благочестивый, но слабый и близорукий Набонид вооружил
против себя все части населения, которое, наконец, поняло нависшую опасность.
Начиная с 7-го года хроника упорно повторяет из года в год: «Год такой-то. Царь
в Теме, сын царя, его вельможи и войско — в Аккаде. Царь не приходил в Вавилон,
Набу не приходил в Вавилон, Бела не выносили, праздник Нового года не
справлялся. В Эсагиле и Эзиде боги Вавилона получили жертвы по обычаю». Что это
значит? Винклер, Иеремиас и другие полагают, что неспособный царь был устранен,
его отправили в заключение в какую-то Тему, а власть фактически вручили его
сыну Валтасару (Белшаруссур), о котором Набонид принужден был упомянуть вместе
с собой в официальной надписи из Ура: «Защити меня, Набонида, царя
вавилонского, от преступления против твоего божества, и подай мне долголетнюю
жизнь, и вложи в сердце Валтасара, моего первородного сына, моей отрасли,
почтение к твоему высокому божеству, и да не сотворит он греха, но да
насладится полнотою жизни». Стараются даже приурочить к заключению Набонида
известную грандиозную картину помешательства Навуходоносора (также отца
Валтасара) у пророка Даниила.

Подобно
тому, как над трупом Ниневии поднялся орел — Наум, так близость гибели Вавилона
воспел великий пророк, высокопоэтическое творение которого дошло до нас в книге
древнего великого пророка Исайи. Еще при нашествии мидян он явился выразителем
чаяний своих единоплеменников, предвкушавших гибель Вавилона, и возгласил
пророчество, помещаемое в 13-й и 14-й главах книги Исайи…

«Господь
Саваоф обозревает боевое войско. Идут из отдаленной страны, от края неба,
Господь и орудия гнева Его… Кто попадется, будет пронзен, и кого схватят, тот
падет от меча. Вот, Я подниму против них Мидян, которые не ценят серебра и не
пристрастны к золоту… И Вавилон, краса царств, гордость Халдеев, не заселится
никогда и в роды родов не будет жителей в нем; не раскинет Аравитянин шатра
своего, и пастухи со стадами не будут отдыхать там. Шакалы будут выть в
чертогах их и гиены — в увеселительных домах… ибо помилует Господь Иакова и
снова возлюбит Израиля; и поселит их в земле их… и дом Израиля возьмет в плен
пленивших его и будет господствовать над угнетателями своими…»

Далее
следует известная картина свержения в ад вавилонского царя.

Когда
Кир покорил Лидию и угрожал греческим островам, Исайя опять выступает с
восторженной речью:

«Утешайте,
утешайте народ Мой, говорите к сердцу Иерусалима и возвещайте ему, что
исполнилось время борьбы его, ибо он от руки Господней принял вдвое за все
грехи свои, время наказания его кончилось и загладился грех его… (40, I — 2).
Умолкните предо Мною, острова… Кто воздвиг от востока мужа правды, призвал
его следовать за собою, предал ему народы и покорил царей? Он обратил их мечом
его в прах, луком — в солому… Он гонит их, идет спокойно дорогою, по которой
никогда не ходил ногами своими. Кто сделал и совершил это? Я — Господь первый,
и в последних — Я тот же. Увидели острова и ужаснулись (41, 1 — 5)… Я воздвиг
его от севера, и он придет; от восхода солнца будет призывать имя Мое и
попирать владык, как грязь, и топтать, как горшечник глину (41, 25). Вот, Отрок
Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя.
Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд… будет производить суд по
истине; не ослабеет и не изнеможет, доколе на земле не утвердит суда, и на
закон Его будут уповать острова…» (41, 1, 4)

Таким
образом, Киру придаются свойства Мессии; пророк даже называет его по имени:

«Так
говорит Господь помазаннику Своему Киру: Я держу тебя за правую руку, чтобы
покорить тебе народы, и сниму поясы с чресл царей, чтоб отворялись для тебя и
ворота не затворялись; Я пойду пред тобою и горы уровняю, медные двери сокрушу
и запоры железные сломаю; и отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые
богатства, дабы ты познал, что Я Господь, называющий тебя по имени, Бог
Израилев. Ради Иакова, раба Моего, и Израиля, избранного Моего, Я назвал тебя
по имени, почтил тебя, хотя ты не знал Меня. Я Господь, и нет иного, нет Бога,
кроме Меня; Я препоясал тебя, хотя ты не знал Меня, дабы узнали от восхода
солнца и от запада, что нет, кроме меня…»

Последние
слова были в то же время в устах пророка доводом против тех, которые не могли
понять, каким это образом избавителем является иноплеменник, почему Иегова не
избрал своим орудием правоверного. Пророк дальше обращается к таким иудеям: «Я,
Господь, творю все это. Горе тому, кто препирается с Создателем своим… Скажет
ли глина горшечнику: «что ты делаешь?» Горе тому, кто говорит отцу: «зачем ты
произвел меня на свет?» Вы спрашиваете у меня о будущем сыновей Моих и хотите
Мне указывать в деле рук Моих? Я создал землю и сотворил на ней человека; Я —
Мои руки распростерли небеса и всему воинству их дал закон Я. Я воздвиг его (т.
е. Кира) в правде и уравняю все пути его. Он построит город Мой и отпустит
пленных Моих не за выкуп и не за дары, говорит Господь Саваоф (45, 1 — 13). Пал
Вил, низвергся Нево, истуканы их — на скоте и вьючных животных; ваша ноша
сделалась бременем для усталых животных (намек на процессии из Борсиппы в
Вавилон — идолы не будут больше носимы, а увезены победителем на вьючном скоте)
(46, 1). Я воззвал орла от востока, из дальней страны, исполнителя определения
Моего (46, 11). Я приблизил правду Мою… И спасение Мое не замедлит, и дам
Сиону спасение, Израилю славу Мою» (46, 13).

В
Вавилоне почва для Кира была подготовлена. К сожалению, о самом ходе завоевания
им Вавилонского царства мы осведомлены менее, чем о настроении элементов, на
которые он мог опереться. К полному недоразумений рассказу Геродота и краткому
повествованию Бероса новая наука прибавила неоднократно приводившуюся нами
клинописную хронику, и она является нашим главным источником, несмотря на все
свои недомолвки, поврежденность и непонятные места. Кроме того, у нас еще есть
знаменитая пятая глава пророка Даниила, с пиром Валтасара и видением
таинственных «Мене, Текел, Фарес». Все известные нам тексты, на первый взгляд,
противоречат друг другу. Геродот говорит, что Кир, «покорив» все народы материка,
напал на ассирийцев, т. е. на вавилонян, при Лабинете, сыне царицы Нитокриды,
т. е. Набониде, названном сыном царицы, заменяющей у Геродота Навуходоносора,
подобно тому, как у Даниила сыном того же Навуходоносора назван Валтасар, что и
понятно при эфемерности трех промежуточных царствований. Подойдя к Гинду, т. е.
Диале, Кир проявляет необычные для него инстинкты сумасбродного деспота,
наказывая реку за потонувшую в ней лошадь тем, что, приостановив поход, в
течение целого лета занимает свое войско рытьем 360 каналов для осушения реки.
Следующей весной поход возобновляется. Вавилоняне разбиты у самой столицы.
Начинается осада последней, безнадежно затянувшаяся вследствие крепости стен и
обилия припасов. Тогда Кир отводит русло Евфрата в болото, а затем внезапно
вторгается по безводному руслу в город, жители которого, захваченные врасплох,
да еще во время праздника, не могли оказать сопротивления. Рассказ Бероса
краток:

«В
царствование Набонида, стены Вавилона, расположенные у реки, были прекрасно
выстроены из жженого кирпича и асфальта. В 17-й год его царствования явился Кир
из Персиды с большим войском и, покорив всю остальную Азию, вторгся в
Вавилонию. Набонид, узнав об его нашествии, встретил его с войском и сразился,
но, будучи побежден в битве, бежал с немногими и заперся в городе Борсиппе. Кир
же, взяв Вавилон, приказал разрушить внешние стены, города, так как считал его
склонным к смутам и трудным для взятия, а затем отправился к Борсиппе осаждать
Набонида. Так как тот не выдержал осады и сдался, то Кир обошелся с ним
человеколюбиво и, дав ему в жительство Карманию, выслал из Вавилона. Набонид
умер, проведя там остаток жизни».

Послушаем
теперь официальную вавилонскую хронику. Как и Берос, она начинает драму с 17-го
года Набонида. В этот год Набонид, наконец, оказался в Вавилоне, «чтобы Набу
(Нево) вышел из Борсиппы». Упоминается, кажется, о каком-то восстании у
«Нижнего моря» (?). В день Нового года «Набу прибыл в Вавилон, Бела выносили,
праздник Акиту справлялся по обычаю». Далее говорится, что до месяца элула
идолы богов были снесены в Вавилон из Марада, Киша, Хурсагкаламы и вообще из
страны Аккада, кроме Борсиппы, Куты и Сиппара.

«В
месяце таммузе (июнь — июль) Кир у Описа, на берегу канала Залзалата, дал битву
войску Аккада и победил жителей Аккада; сколько бы они ни собирались, он их
разбивал. 14-го Сиппар взят без боя. Набонид бежал. 16-го (вероятно, тишри —
сентябрь) Угбару (Гобрий), наместник Гутия, и воины его без боя вступили в
Вавилон. Вследствие медлительности Набонид в Вавилоне попал в плен. До конца
месяца щиты Гутия окружили врата Эсагилы, и ничье копье не проникло туда и в
святилище, никакое знамя не было внесено туда. 3-го мархешвана имел Кир въезд в
Вавилон… Городу была дарована неприкосновенность; Кир объявил всему Вавилону
мир. Назначил Угбару наместником. С месяца кислева до адара возвращались боги,
принесенные Набонидом в свои города. В ночь 11 мархешвана пошел Угбару и
умертвил сына царя. С 27 адара до 3 нисана был траур в Аккаде…»

Таким
образом, решительный поход Кир предпринял только через семь лет после первой
попытки. Чем это объясняется — неизвестно. Прашек полагает, что он был занят в
это время покорением восточных областей Ирана; возможно также допустить, что он
сначала отрезал Вавилонию от запада. Берос и частью Геродот дают понять, что
Кир вторгся в Вавилонию после того, как «покорил всю Азию». Наконец, Винклер
полагает, что Кира задерживали гидравлические сооружения Навуходоносора,
приведенные теперь в действие, поскольку в них появилась необходимость: вода
была спущена и залила пространство от Описа и Сиппара к югу. Набонид теперь сам
явился в Вавилон умилостивлять богов и готовить войско.

Покорение
всей Передней Азии персами делало положение Вавилона безвыходным, и «Мидийская
стена» могла лишь отсрочить его гибель; эта отсрочка, вероятно, и измеряется
семью годами кажущегося бездействия Кира. Долго продержаться среди затопленной
области, отрезанной от всего мира, Вавилон, конечно, не мог. И вот Кир начинает
наступление и подходит к Диале-Гинду. То, что Геродот представляет как
самодурство, было, очевидно, вполне обдуманным предприятием — снова спустить
воду с затопленной местности и сделать ее проходимой. Доказательством этого
является то, что первая битва произошла у Описа и что вслед за нею пал Сиппар —
два конечных пункта «Мидийской стены». Прашек приводит в связь с этим глухое
упоминание у Плиния (IV, 30): «Некоторые передают, что Евфрат отведен
наместником Гобаром, чтобы не наводнил Вавилонию внезапным разливом». Это ближе
подходит к сообщению Геродота о втором отводе воды из русла Евфрата перед самым
взятием Вавилона. Очевидно, оба автора не поняли приготовлений Кира к
наступлению. Набонид, при всей своей нерешительности, пытался вступить в бой и
бежал только после неоднократных поражений. Известие Бероса о сдаче его в
Борсиппе не подтверждается хроникой, которая говорит, что вслед затем Вавилон
сдался без боя не Киру, а Гобрию, одному из семи вельмож, наместнику области
Гутиум — горной страны между Ассирией и армянскими озерами.

Персидское
войско вело себя в завоеванном горше образцово и могло бы служить примером для
многих европейских армий: храмы, особенно Эсагила, охранялись, грабеж и
осквернение их не были допущены.

Когда
прибыл Кир, он назначил Гобрия наместником. Но через неделю, как рассказывает
хроника, Гобрий умертвил «сына царя». Возможно, что Валтасар оборонялся за
стенами Имгур-Бел и Нимитти-Бел в старом Вавилоне, и что Гобрий наконец овладел
этим укрепленным местом, причем погиб последний царь вавилонский, и
повествование Даниила имеет в виду именно этот заключительный акт трагедии.

Так
пала последняя семитическая держава Азии. Победитель проявил свое обычное
великодушие, гуманно обошелся с Набонидом и «даровал городу мир». Жрецы не
остались в долгу и составили интересный документ обращения к народу от себя в
связи с манифестом нового владыки. Его называют цилиндром. Этот документ,
относящийся к одному из важнейших моментов истории человечества, дошел до нас
достаточно сохранившимся, интересен и в целом и в отрывках и заслуживает быть
приведенным.

В
начале, в нескольких плохо сохранившихся строках, перечислялись вины
несчастного Набонида:

«Слабый
был поставлен властвовать над своей страной… Он так же поступил и с
Эсагилой… в Эрех и другие города издал бесчестное приказание, ежедневно
замышлял он и, как враг, отменил ежедневные жертвы, почитание Мардука, царя
богов и постоянно делал то, что было ко злу для его града; его жителей довел он
до погибели, наложив на них тяжелое иго. Владыка богов разгневался грозно из-за
стона их; он оставил их область; боги, жившие в них, оставили свои жилища из-за
гнева за их перенесение в Вавилон — Мардук… да обратится ко всем жилищам,
обратившимся в развалины, и к жителям Шумера и Аккада, уподобившимся трупам…
Он обратился и умилосердился о них. Он обозрел все страны, исследовал их, искал
праведного царя по своему сердцу, чтобы взять его за руку. Кира, царя Аншана,
воззвал он по имени и призвал его ко владычеству над вселенной. Гутиев, всех
Умманмандов поверг он под ноги его, черноголовых людей, которых он дал победить
рукам его, взял он под свое покровительство в правде и справедливости. Мардук,
великий владыка, защитник людей своих, радостно воззрел на его (Кира)
благословенные деяния и его праведное сердце и повелел ему шествовать к своему
граду Вавилону, дал ему направить свой путь к Вавилону, сопутствуя ему как друг
и товарищ. Его широко растянувшиеся войска, неисчислимые, подобно воде реки,
шли вооруженные с ним. Без боя и битвы дал он ему вступить в Вавилон и пощадил
свой град от утеснения. Набонида, царя, не почитавшего его, Мардука, он предал
в его (Кира) руки. Все жители Вавилона, весь Шумер и Аккад, вельможи и
наместники склонились перед ним ниц и целовали его ноги; они радовались царству
его, и сияли ихлица. Владыку, силою своею воскрешающего мертвых и пощадившего
всех от гибели и беды, радостно благословляли они, поминая его имя».

Далее
приводится подлинный манифест Кира. «Я — Кир, царь мира, великий царь, могучий
царь, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран, сын Камбиса,
великого царя, царя города Аншана, внук Кира, великого царя, царя города
Аншана, потомок Теиспа, великого царя, царя города Аншана, отрасль вечного
царства, династия которого любезна Белу и Набу, владычество которого приятно их
сердцу. Когда я мирно вошел в Вавилон и при ликованиях и веселии во дворце
царей занял царское жилище, Мардук, великий владыка, склонил ко мне благородное
сердце жителей Вавилона за то, что я ежедневно помышлял о его почитании. Мои
многочисленные войска мирно вступили в Вавилон. Во весь Шумер и Аккад я не
допустил врага. Забота о внутренних делах Вавилона и обо всех его святилищах
тронула меня, и жители Вавилона нашли исполнение своих желаний, и бесчестное
иго было с них снято. Я отвратил разрушение их жилищ и устранил их падение.
Моим благословенным деяниям возрадовался Мардук, великий владыка, и благословил
меня, Кира, царя, чтущего его, и Камбиса, моего сына, и все мое войско
милостью, когда мы искренне и радостно величали его возвышенное божество. Все
цари, сидящие во дворцах всех стран света, от Верхнего моря до Нижнего… и в
шатрах живущие цари запада, все вместе принесли свою тяжелую дань и целовали в
Вавилоне мои ноги. До Ашшура и Суз: Агаде, Эшнунак, Замбан, Метурну, Дери,
вместе с областью земли Гутиев, города по ту сторону Тигра, основанные с
древних дней, богов, живущих в них, вернул я на их места и дал им обитать там
навеки. Всех их жителей собрал я и восстановил их жилища. И богам Шумера и
Аккада, которых Набонид, к гневу владыки богов, перенес в Вавилон, дал я, по
повелению Мардука, великого владыки, невредимо принять обитание в их чертогах
«Веселия сердца». Все боги, возвращенные мною в свои города, да молятся
ежедневно пред Белом и Набу (Нево) о долготе дней моих, замолвят за меня
милостивое слово и скажут Мардуку, моему владыке: да будет Киру, царю, чтущему
тебя, и Камбису, его сыну…»

Дальше
сохранились лишь отдельные слова в десяти строках, повествовавших о сооружении
святилища, в развалинах которого найден «цилиндр».

Прежде
всего поражают тон и язык этого глубоко интересного документа. Можно подумать,
что вавилоняне встретили Кира как освободителя от какого-то ненавистного тирана
и притеснителя их религии. Между тем мы знаем Набонида именно как религиозного
царя; возможно, что действительно он недостаточно чтил Мардука и отдавал предпочтение
другим богам; впрочем, жрецы жалуются еще на его «слабость». Отдельные
выражения отчасти напоминают приведенные нами слова Исайи: и там и здесь Кир
назван праведным царем, по сердцу божеству, которое назвало его по имени, взяло
за руку… Мы указывали, что пророк вещал до прибытия Кира, а потому совпадения
эти еще знаменательнее и являются интересным свидетельством настроения двух
групп вавилонского населения. Но если в устах иудея необычайные прославления
Кира естественны и понятны — он надеялся получить свободу, то для вавилонского
жреца они являются недостойной лестью завоевателю родного города. Впрочем,
Вавилон уже привык к завоевателям и к смене владык, и в этом отношении переход
под власть Кира пока немногим отличался от еще недавнего нахождения под
ассирийским владычеством. Да и персидский царь был прежде всего для них царем
Элама, а эламские цари не раз, и притом в глубокой древности, бывали владыками
Вавилонии и «запада». И их ожидания вполне оправдались. Кир, понимая
политическое и культурное значение древней столицы Азии, сохранил существование
Вавилонского царства и придал завоеванию характер личной унии.

В
надписях на кирпичах Кир выступает и почитателем вавилонских богов, и
украсителем Эсагилы и Эзиды. Спустя несколько месяцев после взятия города, за
несколько дней до ближайшего новолетия, Кир объявил траур по Валтасару, а затем
4 нисана приказал отпраздновать по традиционному ритуалу коронацию нового
вавилонского царя, каковым назначил своего сына Камбиса.

После
назначения Камбиса вавилонским царем появляются документы, датированные именами
Камбиса и его отца, иногда вместе, но это продолжалось всего восемь месяцев
(538); уже в декабре датировка идет по одному Киру. Мы не знаем, что побудило
Кира назначить сына царем, и притом временным; возможно, что он это сделал
из-за предстоящей отлучки для новых войн (ср. Геродот, I, 208). От октября 4-го
года Кира в Вавилоне дошел до нас документ, в котором Камбис просто назван
царевичем и владельцем капитала, положенного в вавилонский банк Эгиби; дела
свои он вел через поверенного, следовательно, мог и не жить сам в Вавилоне.

Если
Вавилон не лишился своих прав, то другие города и народы благодаря мудрой и
гуманной политике Кира вернули многое из утраченного и даже частью были
восстановлены в правах. Манифест ясно говорит о возвращении богов в их города,
причем не обойдены даже древний Ашшур и затигрские города; возвращение иудеев
было частным случаем этих общих мер Кира. Книга Ездры (6, 3—5) сохранила нам
подлинный указ Кира, данный в Экбатане в первый же год его вавилонского
царствования, т. е. в зиму, следовавшую за коронацией Камбиса; в этом указе
разрешается строить храм по предписанным размерам и повелевается вернуть
похищенные Навуходоносором храмовые сосуды. Таким образом, было продолжено начатое
Эвиль-Меродахом возрождение Иуды в связи с общей политикой Кира. Вместе с
храмом и сосудами Иерусалим получил и своего правителя, потомка давидовой
династии Шешбацара, которому, однако, не дали полного царского титула, а только
княжеский, и который подчинялся наместнику «Заречной области». Вероятно, Киром
был реабилитирован и финикийский Сидон, разжалованный еще Асархаддоном и с тех
пор не восстановленный. По крайней мере, теперь снова в нем появляются цари.

Войну
с Египтом при энергичном Амасисе Кир, очевидно, считал преждевременной и
обратился против северных кочевых племен Ирана. Неизвестно, тогда ли вошли в
состав Персидского государства те области Ирана, которые перечисляются в
списках Дария (Парфия, Дрангиана, Ария, Хорасмия, Бактрия, Согдиана, Гайдара,
Саки, Саттагида, Арахозия и Мака), или они были присоединены еще до завоевания
Вавилона. Из Геродота как будто следует (I, 153), что бактрийцы и саки в
порядке присоединения следовали за Вавилоном. Во всяком случае, несомненно, что
один из походов Кира на север Ирана был для него роковым и что он нашел себе
смерть в битве с кочевниками среднеазиатских степей, к северу от Маргианы, в
области реки Яксарт (Сыр-Дарья). Геродот называет это племя массагетами и
рассказывает одну из легенд, которые сложились по поводу смерти великого
человека. Берос говорит, что он пал в битве с дахами после девятилетнего
царствования в Вавилоне (530). Ктесий сообщает о войне с дербиками (кажется, на
границах Индии) и опять-таки не обходится без легенд, совершенно отличных от
приведенных Геродотом. Во всяком случае, место смерти Кира везде указывается на
крайних пределах государства, вероятно, требовавших особенного наблюдения и
поставивших престарелого царя перед необходимостью лично вести войну.

Кир
был первым великим арием в истории, создавшим универсальную монархию, и не
только отличался большим политическим умом и дипломатической дальновидностью,
но и пользовался удачей, которая отдала в его руки Мидию и Вавилонию,
раздираемые внутренними распрями и видевшие в нем не столько чуждого
завоевателя, сколько освободителя. Его всеми признанная гуманность,
коренившаяся как в личном характере, так и в более чистой религии, окружила его
личность ореолом и вызвала в истории Передней Азии светлый период между
ассирийскими зверствами и позднейшим персидским деспотизмом. Он явился желанным
для народов и ушел, обновив Азию и начав новый период ее истории. Персы
называли его отцом, греки — образцом государя и законодателя, иудеи —
помазанником Иеговы.

Список литературы

1.
Тураев Б. История Древнего Востока; Мн.: Харвест, 2002