ПЛАН:

1. Ведение. Последователи Спикмена Д.У. Мэйниг, У.Кирк, С.Б.Коен,
К.Грэй, Г.Киссинджер
2. Атлантисты выиграли холодную войну
3. Аэрократия и эфирократия
4. Две версии новейшего атлантизма
5. Заключение. Столкновение цивилизаций: неоатлантизм Хантингтона
6. Список используемой литературы.

1. Ведение. Последователи Спикмена Д.У. Мэйниг, У.Кирк, С.Б.Коен, К.Грэй,
Г.Киссинджер

Развитие американской, чисто атлантистской линии в геополитике после 1945
года в основном представляло собой развитие тезисов Николаса Спикмена. Как
сам он начал разработку своих теорий с коррекций Макиндера, так и его
последователи, в основном, корректировали его собственные взгляды.

В 1956 году ученик Спикмена Д.Мэйниг опублико вал текст «Heartland и
Rimland в евразийской истории». Мэйниг специально подчеркивает, что
«геополитические критерии должны особо учитывать функциональную ориентацию
населения и государства, а не только чисто географическое отношение
территории к Суше и Морю».(1) В этом явно заметно влияние Видаля де ля
Блаша.

Мэйниг говорит о том, что все пространство евразий ского rimland делится на
три типа по своей функцио нально-культурной предрасположенности.
«Китай, Монголия, Северный Вьетнам, Бангладеш, Афганистан, Восточная
Европа (включая Пруссию), Прибалтика и Карелия пространства,
органически тяготеющие к heartland.

Южная Корея, Бирма, Индия, Ирак, Сирия, Югославия геополитически
нейтральны.

Западная Европа, Греция, Турция, Иран, Пакистан, Таиланд склонны к
талассократическому блоку.»(2)
В 1965 году другой последователь Спикмена У.Кирк выпустил книгу(3),
воспроизводящую название знаменитой статьи Макиндера «Географическая ось
истории». Кирк развил тезис Спикмена относительно центрального значения
rimland для геополитического баланса сил. Опираясь на культурно-
функциональный анализ Мэйнига и его дифференциацию «береговых зон»
относительно «теллурократической» или «талассократической» предраспо
ложенности, Кирк выстроил историческую модель, в которой главную роль
играют прибрежные цивилизации, от которых культурные импульсы поступают с
большей или меньшей степенью интенсивности внутрь континен та. При этом
«высшие» культурные формы и историче ская инициатива признается за теми
секторами «внутреннего полумесяца», которые Мэйниг определил как
«талассократически ориентированные».

Американец Сол Коен в книге «География и Политика в разделенном мире»(4)
предложил ввести в геополитический метод дополнительную классификацию,
основанную на делении основных геополитических реальностей на «ядра»
(nucleus) и «дисконтинуальные пояса». С его точки зрения, каждый конкретный
регион планеты может быть разложен на 4 геополитических составляю щие:
«1) внешняя морская (водная) среда, зависящая от торгового флота
и портов;

2) континентальное ядро (nucleus), тождественное «Hinterland»
(геополитическому термину, означающему «удаленные от побережья
внутренние регионы»);

3) дисконтинуальный пояс (береговые сектора, ориентированные
либо внутрь континента, либо от него);

4) регионы, геополитически независимые от этого ансамбля.» (5)
Концепция «дисконтинуальных поясов» была подхваче на такими ведущими
американскими стратегами, как Генри Киссинджер, который считал, что
политическая стратегия США относительно «дисконтинуальных» береговых зон
состоит в том, чтобы соединить фрагменты в одно целое и обеспечить тем
самым атлантизму полный контроль над Советской Евразией. Эта доктрина
получила название «Linkage» от английского «link», «связь», «звено». Чтобы
стратегия «анаконды» была до конца успешной, необходимо было обратить
особое внимание на те «береговые сектора» Евразии, которые либо сохраняли
нейтралитет, либо тяготели ко внутренним пространствам континента. На
практике эта политика осуществлялась через вьетнамскую войну, активизацию
американо-китайских отношений, поддержку США проамериканского режима в
Иране, поддержку националис тов-диссидентов Украины и Прибалтики и т.д.

Как и в предшествующие эпохи послевоенная американская атлантистская
геополитическая школа постоянно поддерживала обратную связь с властью.

Развитие геополитических взглядов применительно к «ядерной эпохе» мы
встречаем у другого представителя той же американской школы Колина Грэя. В
своей книге «Геополитика ядерной эры»(6) он дает очерк военной стратегии
США и НАТО, в котором ставит планетарное месторасположение ядерных объектов
в зависимость от географических и геополитических особенностей регионов.

2 Атлантисты выиграли холодную войну

Геополитическое развитие атлантизма к началу 90-х годов достигает своей
кульминации. Стратегия «анакон ды» демонстрирует абсолютную эффективность.
В этот период можно наблюдать почти «пророческую» правоту первых
англосаксонских геополитиков Макиндера и Мэхэна, скорректированных
Спикменом.

Распад Варшавского договора и СССР знаменует торжество ориентации
атлантистской стратегии, проводив шейся в жизнь в течение всего XX века.
Запад побеждает в холодной войне с Востоком. Морская Сила (Sea Power)
празднует свою победу над heartland'ом.

Геополитически это событие объясняется так:

Противостояние советского блока с НАТО было первой в истории чистой и
беспримесной формой оппозиции Суши и Моря, Бегемота и Левиафана. При этом
геополитический баланс сил отражал не просто идеологиче ские, но и
геополитические константы.

СССР как heartland, как Евразия, воплощал в себе идеократию советского
типа. С географической точки зрения, это было довольно интегрированное
«Большое Пространство» с колоссальными природными ресурсами и развитым
стратегическим вооружением. Главным преимуществом СССР были «культурно-
функциональные» наклонности населения, живущего на его просторах или
примыкающего к советской территории, и наличие трудно досягаемых
внутриконтинентальных просторов, позволяющих создать надежные оборонные и
технологиче ские плацдармы. Кроме того, с двух сторон с Севера и Востока
СССР имел морские границы, защищать которые намного легче, чем сухопутные.

За счет централизованной экономики СССР добился товарно-продовольственной
автаркии и военного статуса сверхдержавы. По мере возможностей он стремился
распространить свое влияние и на другие континенты.

Но у Восточного блока было несколько принципи альных геополитических
недостатков. Самый главный заключался в огромной протяженности сухопутных
границ. Если с Юга границы совпадали с грядой евразий ских гор, от
Манджурии до Тянь-Шаня, Памира и Кавказа, то на Западе граница проходила
посредине равнинной Европы, которая была стратегическим плацдармом
атлантизма, в то время как центральная его база находилась на западном
берегу «Срединного Океана» (Midland Ocean). Но даже в южном направлении
горы служили не только защитой, но и препятствием, закрывая путь для
возможной экспансии и выход к южным морям.

При этом Восточный блок был вынужден сосредото чить в одном и том же
геополитическом центре военно-стратегические, экономические,
интеллектуальные, производственные силы и природные ресурсы.

С таким положением резко контрастировало геополитическое положение Запада с
центром США. (Это особенно важно, так как положение Западной Европы было в
таком раскладе сил весьма незавидным; ей досталась роль сухопутной базы
США, прилегающей к границам противоположного лагеря, своего рода
«санитарного кордона «). Америка была полностью защищена «морскими
границами «. Более того, стратегически интегрировав свой континент, она
получила контроль над огромной частью евразийского побережья, rimland. От
Западной Европы через Грецию и Турцию (стран — членов НАТО) контроль
атлантистов простирался на Дальний Восток (Таиланд, Южная Корея,
стратегически колонизированная Япония), и эта зона плавно переходила в
Индийский и Тихий океаны важнейшие военные базы на острове Сан Диего, на
Филиппинах, и далее, на Гуаме, Карибах и Гаити. Следовательно, все
потенциальные конфликты были вынесены за территорию основного
стратегического пространства.

При этом атлантисты создали сложную дифференци рованную систему
геополитического распределения силовых «ядер». Непосредственно США
обеспечивали военно-стратегическую мощь. Интеллектуальные, финансовые и
производственные структуры, а также центры разработки высоких технологий
сосредоточивались в Западной Европе, свободной от тяжести обеспечения
собственной военной безопасности (кроме содержания полиции и чисто
декоративных ВС).

Природные ресурсы поступали из экономически малоразвитых регионов Третьего
мира, откуда в значитель ной мере приходила и дешевая рабочая сила.

Сохранение статус кво, сложившегося сразу после Второй мировой войны, было
наступательной позицией, так как, по предсказаниям атлантистских
геополитиков, такая ситуация неминуемо должна была привести к истощению
континентального блока, обреченного на полную автаркию и вынужденного в
одиночку развивать все стратегические направления одновременно.

У heartland'а в такой ситуации было только два выхода. Первый осуществить
военную экспансию на Запад с целью завоевания Европы до Атлантики. После
этого усилия СССР мог бы обеспечить себе спокойные морские границы и
промышленно-интеллектуальный и технологический потенциал. Параллельно
следовало было предпринять аналогичное усилие и в южном направлении, чтобы
выйти, наконец, к теплым морям и порвать «кольцо анаконды» Sea Power. Это
жесткий путь, который мог бы привести в случае успеха к стабильному
континентальному миру и в ближайшей перспективе к краху Америки, лишенной
rimland.

Другой путь заключался, напротив, в уходе СССР и его ВС из Восточной Европы
в обмен на уход из Западной Европы сил НАТО и создание единого строго
нейтрального Европейского Блока (возможно, с ограничен ным «диссуазивным»
ядерным потенциалом). Этот вариант всерьез обсуждался в эпоху Де Голля.

То же самое возможно было осуществить и с Азией. Пойти на отказ от прямого
политического контроля над некоторыми Среднеазиатскими республиками в обмен
на создание с Афганистаном, Ираном и Индией (возможно Китаем) мощного
стратегического антиамериканского блока, ориентированного
внутриконтинентально.

Можно было бы, наконец, скомбинировать эти два варианта и пойти мирным
путем на Западе и силовым на Востоке (или наоборот). Важно лишь было начать
оба этих геополитических действа синхронно. Только в таком случае можно
было бы надеяться на изменения планетарного баланса сил из явного
позиционного проигрыша Суши к ее выигрышу. Необходимо было любой ценой
прорвать «сдерживание » этим термином называли в период холодной войны
геополитическую тактику «анаконды».

Но поскольку СССР так и не решился на этот радикальный геополитический шаг,
атлантистским державам осталось только пожинать результаты своей строго
рассчитанной и геополитически выверенной долговремен ной позиционной
стратегии.

От всестороннего перенапряжения автаркийная советская держава не выдержала
и пала. А военное вторжение в Афганистан без параллельного стратегического
шага в Западной Европе (мирного или немирного) вместо того, чтобы спасти
дело, окончательно усугубило ситуацию.

3 Аэрократия и эфирократия

Традиционная атлантистская геополитика, полагая в центре своей концепции
Sea Power, является «геополитикой моря». Глобальная стратегия, основанная
на этой геополитике, привела Запад к установлению планетарного могущества.
Но развитие техники привело к освоению воздушного пространства, что сделало
актуальным разработку «геополитики воздуха «.

В отличие от «геополитики моря», законченной и вполне разработанной,
полноценной «геополитики воздуха» не существует. Фактор воздухоплавания
добавляется к общей геополитической картине. Но некоторые соотношения при
актуализации воздушной среды и связанных с ней новых типов вооружений
стратегической авиации, межконтинентальных ракет и ядерного оружия
значительно изменились.

Освоение воздушного пространства в некоторой степени уравняло между собой
Сушу и Море, так как для самолетов и ракет разница между этими
пространствами не так значительна. (Особенно важным шагом было создание
авианосцев, так как это окончательно оторвало воздушные базы от Суши,
сделав их независимыми от качества земной поверхности.)

Вместе с тем развитие авиации изменило пропорции планетарного масштаба,
сделав Землю значительно «меньше», а расстояния «короче». Вместе с тем
ракетостроение и развитие стратегической авиации во многом релятивизировали
традиционные геополитические факторы морские и сухопутные границы,
внутриконти нентальные базы и т.д.

Перенос вооружений на земную орбиту и стратегиче ское освоение космического
пространства были последним этапом «сжатия» планеты и окончательной
релятивизации пространственных различий.

Актуальная геополитика помимо Суши и Моря вынуждена учитывать еще две
стихии воздух и эфир (космическое пространство). Этим стихиям на военном
уровне соответствуют ядерное оружие (воздух) и программа «звездных войн»
(космос). По аналогии с теллурократией (власть Суши) и талассократией
(власть Моря) эти две новейшие модификации геополитических систем могут
быть названы аэрократией (власть Воздуха) и эфирократией (власть Эфира).

Карл Шмитт дал эскизный набросок этих двух новых сфер. При этом самым
важным и принципиальным его замечанием является то, что и «аэрократия» и
«эфирократия» представляют собой дальнейшее развитие именно «номоса» Моря,
продвинутые фазы именно «талассо кратии», так как весь технический процесс
освоения новых сфер ведется в сторону «разжижения» среды, что, по Шмитту,
сопровождается соответствующими культурны ми и цивилизационными процессами
прогрессивным отходом от «номоса» Суши не только в стратегическом, но и в
этическом, духовном, социально-политическом смыслах.

Иными словами, освоение воздушной и космической сред есть продолжение
сугубо талассократических тенденций, а следовательно, может рассматриваться
как высшая стадия сугубо атлантической стратегии.

В данном ракурсе ядерное противостояние блоков в холодной войне
представляется как конкуренция в условиях, навязанных «морской Силой»
heartland'у, вынужденному принимать условия стратегической позиционной
дуэли, диктуемые противоположной стороной. Такой процесс активного
«разжижения стихий», сопряжен ный с логикой развития западного мира в
технологиче ском и стратегическом смыслах, параллелен наступатель ной
позиции атлантистов в их политике отрыва береговых зон от континентального
центра в обоих случаях налицо наступательная инициатива одного геополити
ческая лагеря и оборонительная реакция другого.

На интеллектуальном уровне это выражается в том, что атлантисты на
теоретическом уровне разрабатывают «активную геополитику», занимаясь этой
наукой открыто и планомерно.

Геополитика в случае Запада выступает как дисциплина, диктующая общие
контуры международной стратегии. В случае же Восточного блока она, не
будучи долгое время официально признанной, существовала и все еще
продолжает существовать в качестве «реакции » на шаги потенциального
противника. Это была и есть «пассивная геополитика «, отвечающая на
стратегический вызов атантизма больше по инерции.

Если в случае ядерного оружия и авиации (в сфере аэрократии) СССР смог
ценой напряжения всех внутренних ресурсов добиться относительного паритета,
то на следующем этапе, в области эфирократии произошел структурный надлом,
и конкуренция в области техноло гий, связанных со «звездными войнами»,
привела к окончательному геополитическому проигрышу и к поражению в
холодной войне.

Для понимания сущности геополитических процессов в ядерном мире и в
условиях освоения орбитальных пространств замечание Карла Шмитта о том, что
аэрократия и эфирократия являются не самостоятельными цивилизационными
системами, но лишь развитием «номоса» Моря, является фундаментальным.

4 Две версии новейшего атлантизма

Победа атлантистов над СССР (heartland'ом) означала вступление в радикально
новую эпоху, которая требовала оригинальных геополитических моделей.
Геополитический статус всех традиционных территорий, регионов, государств и
союзов резко менялся. Осмысление планетарной реальности после окончания
холодной войны привело атлантистских геополитиков к двум принципиальным
схемам.

Одна из них может быть названа «пессимистической» (для атлантизма). Она
наследует традиционную для атлантизма линию конфронтации с heartland'ом,
которая считается не законченной и не снятой с повестки дня вместе с
падением СССР, и предрекает образование новых евразийских блоков,
основанных на цивилизацион ных традициях и устойчивых этнических архетипах.
Этот вариант можно назвать «неоатлантизмом», его сущность сводится, в
конечном итоге, к продолжению рассмотрения геополитической картины мира в
ракурсе основополагающего дуализма, что лишь нюансируется выделением
дополнительных геополитических зон (кроме Евразии), которые также могут в
дальнейшем стать очагами противостояния с Западом. Наиболее ярким
представителем такого неоатлантистского подхода является Самуил Хантингтон.

Вторая схема, основанная на той же изначальной геополитической картине,
напротив, оптимистична (для атлантизма) в том смысле, что рассматривает
ситуацию, сложившуюся в результате победы Запада в холодной войне, как
окончательную и бесповоротную. На этом строится теория «мондиализма»,
концепции Конца Истории и One World (Единого Мира), которая утвержда ет,
что все формы геополитической дифференциации культурные, национальные,
религиозные, идеологиче ские, государственные и т.д. вот-вот будут
окончательно преодолены, и наступит эра единой общечелове ческой
цивилизации, основанной на принципах либеральной демократии. История
закончится вместе с геополитическим противостоянием, дававшим изначально
главный импульс истории. Этот геополитический проект ассоциируется с именем
американского геополитика Фрэнсиса Фукуямы, написавшего программную статью
с выразительным названием «Конец Истории». Об этой мондиалистской теории
речь пойдет в следующей главе.

Разберем основные положения концепции Хантинг тона, которая является
ультрасовременным развитием традиционной для Запада атлантистской
геополитики. Важно, что Хантингтон строит свою программную статью
«Столкновение цивилизаций» (Clash of civilisation) как ответ на тезис
Фукуямы о «Конце Истории». Показательно, что на политическом уровне эта
полемика соответствует двум ведущим политическим партиям США: Фукуяма
выражает глобальную стратегическую позицию демократов, тогда как Хантингтон
является рупором республиканцев. Это достаточно точно выражает сущность
двух новейших геополитических проектов неоатлан тизм следует консервативной
линии, а «мондиализм» предпочитает совершенно новый подход, в котором все
геополитические реальности подлежат полному пересмот ру.

5 Заключение. Столкновение цивилизаций: неоатлантизм Хантингтона

Смысл теории Самуила П. Хантингтона, директора Института Стратегических
Исследований им. Джона Олина при Гарвардском университете, сформулированный
им в статье «Столкновение цивилизаций» (7) (которая появилась как резюме
большого геополитического проекта «Изменения в глобальной безопасности и
американские национальные интересы»), сводится к следующему:

Видимая геополитическая победа атлантизма на всей планете с падением СССР
исчез последний оплот континентальных сил на самом деле затрагивает лишь
поверхностный срез действительности. Стратегический успех НАТО,
сопровождающийся идеологическим оформлением, отказ от главной конкурентной
коммунисти ческой идеологии, не затрагивает глубинных цивилизационных
пластов. Хантингтон вопреки Фукуяме утверждает, что стратегическая победа
не есть цивилиза ционная победа; западная идеология либерал-демо кратия,
рынок и т.д. стали безальтернативными лишь временно, так как уже скоро у
незападных народов начнут проступать цивилизационные и геополитические
особенности, аналог «географического индивидуума», о котором говорил
Савицкий.

Отказ от идеологии коммунизма и сдвиги в структуре традиционных государств
распад одних образований, появление других и т.д. не приведут к автоматиче
скому равнению всего человечества на универсальную систему атлантистских
ценностей, но, напротив, сделают вновь актуальными более глубокие
культурные пласты, освобожденные от поверхностных идеологических клише.

Хантингтон цитирует Джорджа Вейгеля: «десекуля ризация является одним из
доминирующих социальных факторов в конце XX века». А следовательно, вместо
того, чтобы отбросить религиозную идентификацию в Едином Мире, о чем
говорит Фукуяма, народы, напротив, будут ощущать религиозную принадлежность
еще более живо.

Хантингтон утверждает, что наряду с западной (= атлантистской)
цивилизацией, включающей в себя Северную Америку и Западную Европу, можно
предвидеть геополитическую фиксацию еще семи потенциальных цивилизаций:
1) славяно-православная,

2) конфуцианская (китайская),

3) японская,

4) исламская,

5) индуистская,

6) латиноамериканская

и возможно, 7) африканская (8).
Конечно, эти потенциальные цивилизации отнюдь не равнозначны. Но все они
едины в том, что вектор их развития и становления будет ориентирован в
направле нии, отличном от траектории атлантизма и цивилиза ции Запада. Так
Запад снова окажется в ситуации противостояния. Хантингтон считает, что это
практически неизбежно и что уже сейчас, несмотря на эйфорию мондиалистских
кругов надо принять за основу реалистиче скую формулу: «The West and The
Rest» («Запад и Все Остальные») (9).

Геополитические выводы из такого подхода очевидны: Хантингтон считает, что
атлантисты должны всемерно укреплять стратегические позиции своей
собственной цивилизации, готовиться к противостоянию, консолидировать
стратегические усилия, сдерживать антиатлантические тенденции в других
геополитических образованиях, не допускать их соединения в опасный для
Запада континентальный альянс.

Он дает такие рекомендации:
«Западу следует

обеспечивать более тесное сотрудничество и единение в рамках
собственной цивилизации, особенно между ее европейской и
североамериканской частями;

интегрировать в Западную цивилизацию те общества в Восточной
Европе и Латинской Америке, чьи культуры близки к западной;

обеспечить более тесные взаимоотношения с Японией и Россией;

предотвратить перерастание локальных конфликтов между
цивилизациями в глобальные войны;

ограничить военную экспансию конфуцианских и исламских
государств;

приостановить свертывание западной военной мощи и обеспечить
военное превосходство на Дальнем Востоке и в Юго- Западной Азии;

использовать трудности и конфликты во взаимоотноше ниях
исламских и конфуцианских стран;

поддерживать группы, ориентирующиеся на западные ценности и
интересы в других цивилизациях;

усилить международные институты, отражающие западные интересы и
ценности и узаконивающие их, и обеспечить вовлечение незападных
государств в эти институты.» (10)
Это является краткой и емкой формулировкой доктрины неоатлантизма.

С точки зрения чистой геополитики, это означает точное следование принципам
Мэхэна и Спикмена, причем акцент, который Хантингтон ставит на культуре и
цивилизационных различиях как важнейших геополити ческих факторах указывает
на его причастность к классической школе геополитики, восходящей к
«органици стской» философии, для которой изначально было свойственно
рассматривать социальные структуры и государства не как механические или
чисто идеологические образования, но как «формы жизни».

В качестве наиболее вероятных противников Запада Хантингтон указывает Китай
и исламские государства (Иран, Ирак, Ливия и т.д.). В этом сказывается
прямое влияние доктрин Мэйнига и Кирка, считавших, что ориентация стран
«береговых зон», rimland а «конфуци анская» и исламская цивилизации
геополитически принадлежат преимущественно именно к rimland важнее, чем
позиция heartland'а. Поэтому в отличие от других представителей
неоатлантизма в частности, Пола Вольфовица Хантингтон видит главную угрозу
отнюдь не в геополитическом возрождении России-Евра зии, heartland'а или
какого-то нового евразийского континентального образования.

В докладе же американца Пола Вольфовица (советника по делам безопасности)
правительству США в марте 1992 года говорится о «необходимости не допустить
возникновения на европейском и азиатском континен тах стратегической силы,
способной противостоять США»(11), и далее поясняется, что самой вероятной
силой, которая имеется здесь в виду, является России, и что против нее
следует создать «санитарный кордон» на основе стран Прибалтики. В данном
случае американ ский стратег Вольфовиц оказывается ближе к Макинде ру, чем
к Спикмену, что отличает его взгляды от теории Хантингтона.

Во всех случаях, независимо от определения конкретного потенциального
противника, позиция всех неоатлантистов остается сущностно единой: победа в
холодной войне не отменяет угрозы Западу, исходящей из иных геополитических
образований (настоящих или будущих). Следовательно, говорить о «Едином
Мире» преждевременно, и планетарный дуализм талассократии (укрепленной
аэрократией и эфирократией) и теллурокра тии остается главной
геополитической схемой и для XXI века.

Новой же и более общей формулой такого дуализма становится тезис
Хантингтона The West and The Rest.