Соломон
умер в 928 (Бикерман, 1975, 192; Tadmor, 1981, 134) или 926 г. до н. э.
(Weippert, 1988, 580). Наследником стал его сын Ровоам, рожденный аммонитской
принцессой Наамой. Но царствовать спокойно он не смог. Вслед за кратким
сообщением о смерти Соломона и воцарении Ровоама библейский автор пишет о
собрании всех израильтян в Сихеме, чтобы провозгласить нового царя (I Reg,. 11,
43—12, 1). Сихем был расположен на территории племени Ефрема (Эфраима), и уже
одно это было знаком недоверия к царю из племени Иуды, подозреваемого,
по-видимому, в особом покровительстве именно этому племени, как это было при
его отце. Дальнейшие события показывают, что иудеев на этом собрании не было.
Вероятно, акт воцарения Ровоама, совершившийся в Иерусалиме, другие племена не
признали и, созвав народное собрание, потребовали прихода туда Ровоама, что
тому и пришлось сделать. Конечно, трудно себе представить, чтобы все взрослые
мужчины неиудейских племен пришли в Сихем, но Библия подчеркивает, что это было
именно всенародное собрание («qahal»), так что ясно, что здесь собрались не
только родовые старейшины и племенная аристократия, но и представители более
широких слоев населения (Malamat, 1965, 37 — 38). Выбор Сихема явно был не
случаен. Как уже отмечалось, во время поселения израильтян в Палестине и во
времена судей этот город был значительным религиозно-политическим центром, а также
был связан с преданиями о патриархах (Campbell and Ross, 1962, 3—4). Выбирая
Сихем для созыва собрания, израильтяне подчеркивали свою приверженность к
домонархической традиции и свое желание если не вернуться к прежним временам,
то, во всяком случае, ликвидировать чрезмерные притязания монархии.

На
собрании Ровоаму был предъявлен ультиматум. От него потребовали уменьшить
трудовую повинность (видимо, меньше привлекать к ней при возникновении
чрезвычайных ситуаций) и снизить подати, после чего обещали признать царем.
Речь явно шла о заключении договора с царем, как это было при двух первых
монархах. Соломон, пришедший к власти по существу в результате государственного
переворота, обошелся без такого договора, но теперь дело обстояло иначе.
Недовольные своим тяжелым положением и дискриминацией по сравнению с иудеями
члены других племен попытались переменить ситуацию с помощью старинного
договора. При этом они, по-видимому, опирались на древний обычай, согласно
которому новый царь издавал «акт милости», как это делали вавилонские цари,
снижая при своем восшествии на трон подати и прощая недоимки (Taclmor, 1981,
135; Mitchell, 1982, 453). Однако Ровоам после некоторых колебаний отказался
пойти на компромисс. При этом «старцы», т. е. представители старой племенной
традиции и прежних политических институтов, уговаривали царя уступить, в то
время как лица, в большей степени связанные с царским двором, настаивали на
отказе от уступок (Malamat, 1965, 41—47). Ровоам последовал совету последних, и
собрание отказалось признать его царем.

Ровоам
понял свою ошибку и попытался все же достичь соглашения с отложившимися
племенами. Он послал к ним Адоранима для каких-то переговоров. Но это была явно
не та фигура, ибо именно этот человек, отвечавший за сбор податей, представал
перед народом главным виновником его тяжелого положения. Адоранима забросали
камнями и он погиб, а Ровоаму пришлось бежать из Сихема. Вместо него был
призван Иеровоам, к этому времени возвратившийся из Египта. Было созвано новое
собрание, которое провозгласило его царем. Это ясно показывает, что за всеми
событиями в значительной степени стоял новый фараон (Malamat, 1965, 60). Только
вениамитяне отказались последовать за остальными и подчинились Ровоаму (I Reg.,
12, 1—20). Единое царство распалось. За северным царством сохранилось старинное
общеплеменное название «Израиль», ставшее официальным наименованием
государства. Южное царство, по названию наиболее крупного из оставшихся двух
племен, стало именоваться Иудой, или Иудеей (Israel. 1995, 39—41).

Поначалу
Ровоам попытался предпринять меры для восстановления своей власти на севере.
Трудно сказать, почему он не обратился к профессиональной армии своего отца,
которая, казалось бы, именно для таких случаев и предназначалась. Но царь
предпочел созвать ополчение. Однако начинать войну все же не стал. По-видимому,
было ясно, что за спиной Иеровоама стоит Шешонк, а вступать в конфликт с
фараоном иерусалимский царь не решился (Tadmor, 1981, 136). Отказавшись от
попытки подавить восстание, Ровоам фактически признал разделение царства.

Образовавшиеся
два новых государства были гораздо слабее единого, чего фараон и добивался.
Через четыре года после раздела он предпринял поход в Азию. О масштабах этого
предприятия судить трудно. Вряд ли соответствует исторической реальности
претензия Шешонка обложить данью всю Сирию (ANET, р. 263—264). В Библии
говорится только о захвате им Иерусалима и разграблении храма и дворца (I Reg.,
14, 25—26). В помещенном на стене храма Амона в Фивах перечне городов,
захваченных Шешонком, названо большое их количество; судя по этому перечню,
Шешонк прошел и по Иудее, и по Израилю (ANET, р. 242—243). Это подтверждается и
археологическими данными: было разрушено множество городов, а в Мегиддо
победоносный фараон воздвиг свою победную стелу (Weippert, 1988,425-426;
Kempinski, 1989, 13, 95). Достичь же своей основной цели — восстановления
египетского господства в Азии — Шешонк не сумел, ибо сил у Египта для этого не
было, да и сам Шешонк умер вскоре после своего похода (Перепелкин, 2000, 394).

И
все же Ровоам, по-видимому, признал верховную власть фараона (II Chron., 12,
8). И хотя после смерти Шешонка это признание, видимо, утратило значение, ущерб
обоим еврейским царствам был нанесен громадный. Разрушение городов в
значительной степени уничтожило экономическую инфраструктуру обоих царств.
Характерен пример, приведенный в Библии: лишившись захваченных египтянами
золотых щитов, которые полагалось нести в царской процессии, Ровоам был
вынужден приказать изготовить медные (I Reg., 14, 27—28), так как средств для
изготовления новых золотых щитов у иудейского царя уже не было. Контраст по
сравнению с богатством отца поразителен. Оба еврейских государства были
настолько ослаблены, что ни то, ни другое не могло претендовать на то, чтобы
возглавить новое объединение.

Южное
царство, Иудея, в экономическом отношении было более отсталым, чем Израильское
царство. Кроме Иерусалима, других значительных городских центров на ее
территории не было, но и Иерусалим был, скорее, административным и религиозным
центром, чем экономическим. В хозяйстве Иудеи большую роль играло традиционное
скотоводство, главные торговые пути обходили ее стороной, а с потерей Эдома
(после смерти Соломона) она утратила выход к Красному морю, что лишило ее
важного козыря в отношениях с финикийцами. Однако все это нивелировало остроту
социальных и политических конфликтов, что положительно отразилось на судьбе
правящей династии. Очень важным обстоятельством было наличие в Иерусалиме храма
Йахве, и хотя он был в то время далеко не единственным святилищем этого Бога,
его значение для всех евреев было весьма велико и союз с его жрецами
чрезвычайно укреплял авторитет иудейских царей. Эти различия нашли отражение в
политической истории обоих царств.

Ровоам
унаследовал от Соломона государственный аппарат, армию, храм и другие
институты. Однако действовать ему приходилось уже в совершенно новой
обстановке, в условиях сильно сократившегося царства. Сохранить унаследованные
институты в неприкосновенности он не имел возможности. Уже его обращение к
ополчению в момент раскола государства показало, что на старую армию он
рассчитывать не может. Поход Шешонка нанес Иудее новый удар. Однако Шешонк
вскоре умер, и это освободило иудейского царя от подчинения Египту. И, видимо,
тогда Ровоам начал восстанавливать разрушенные города, в каждом из которых
поставил свой гарнизон (II Chron., 11, 5— 12). Как уже говорилось, территория
Иуды была исключена из деления страны на округа, так что теперь, говоря об
округах, можно иметь в виду только территорию Вениамина. А это едва ли имело
смысл. Окружное деление, по-видимому, было вовсе отменено; во всяком случае, о
нем уже более нет упоминаний. Вместо этого царь направил в качестве наместников
во все укрепленные города и земли Иудеи своих сыновей (II Chron., 11, 23),
которые собирали доход с этих мест и выступали гарантами подчинения их царю.
Может быть, укрепившись, Ровоам все же попытался восстановить свою власть над
отложившимся Израилем (I Reg., 14, 30; II Chron. 12, 15), но явно неудачно.
Противостояние двух государств продолжалось и позже. Политические расчеты царей
оказались сильнее воспоминаний об общем происхождении.

В
отличие от Израиля, в Иудее не происходило смены правящей династии, там все
время власть принадлежала дому Давида. И само царство иногда называли, по крайней
мере иностранцы, «домом Давида», как это видно из надписей дамаскского и
моавитского царей (Biran, Naveh, 1995, 12-13; Herr, 1997, 132). Ровоаму без
всяких трудностей наследовал его сын Абия, а тому — Аса. Долгое время главной
задачей иудейских царей было восстановление своей власти над отколовшимся
северным царством и, таким образом, восстановление единого еврейского
государства. Войны между ними происходили с переменным успехом. Иногда иудеи
добивались впечатляющей победы, как победа Асы над Иеровоамом, в результате
которой иудейский царь сумел отнять у Израиля ряд городов южной части царства,
в том числе важный культовый центр Бетэль (II Chron., 13, 3-19), но своей
основной цели Давидиды не достигли. И это в конце концов заставило царей обоих
царств пойти на союз друг с другом. Во времена, когда на израильском троне
сидели Омри и Ахав, а на иудейском — сын Асы Иосафат (Йехошафат), они выступали
союзниками. Союз был выгоден и Иудее. Он обезопасил северную границу царства, в
которое продолжали входить завоеванные в свое время Асой израильские города,
(II Chron., 17, 2). Союз явно не предусматривал их возвращение Израилю, да Омри
их и не требовал, ибо поддержка иудейского царя для него была гораздо важнее.

Иосафат
предпринял ряд мер по укреплению государства. В городах были размещены
гарнизоны, построены новые крепости, реорганизовано войско (II Chron., 17, 2,
12— 19). Армия состояла из двух частей: гарнизонов в городах и крепостях и
войска, набираемого на племенной основе из двух оставшихся под властью Давидидов
племен — Иуды и Вениамина. Но как обстояло дело с ополчением? Цифры, которые
сообщает Библия, как будто подтверждают его существование: 780 тысяч иудеев и
370 тысяч вениамитян. Но сами по себе они совершенно невероятны: небольшое
царство просто физически не могло выставить армию в более миллиона боеспособных
мужчин, тем более отборных, отличных воинов, как отзывается о них библейский
автор.

Эти
сведения содержатся в Книге Хроник. Обе Книги Хроник были созданы, вероятнее
всего, в IV в. до н. э. (Tadmor. 1981, 199; Шифман, 1987, 158). К этому времени
Иудейское царство уже давно не существовало, многие его жители были уведены в
плен в Месопотамию. Часть из них позже возвратилась в Палестину, и, вероятнее
всего, именно родовые воспоминания возвратившихся и стали основным источником
знаний автора (или авторов) этих Книг. В этих воспоминаниях порой достаточно
точно излагаются события, по тем или причинам опущенные авторами Книг Самуила и
Царей. Но в то же время следует учитывать, что последующие события наложили
свой отпечаток на память людей, и многое из того, что происходило до плена, уже
виделось в искаженном свете представлений о прежней погибшей славе. И еще одно
обстоятельство, без сомнения, наложило отпечаток на характер изложения в
Книгах: торжество монотеизма. Иосафат, по словам хрониста, всегда ходил путями
Йахве, и уже поэтому заслуживал всяческого прославления, и, как это бывает
обычно в народной памяти, его деяния преувеличивались, как преувеличивались его
богатства и число его воинов.

Обратившись
снова к тексту соответствующего пассажа во II Книге Хроник, мы узнаем, что
миллионная масса воинов была сосредоточена в Иерусалиме, в столице. Это была
явно личная гвардия царя, набираемая, однако, с учетом племенного происхождения
воинов. Об ополчении уже нет и речи. Оно явно кануло в прошлое. То, что
сведения о двух частях иудейской армии содержатся в рассказе об Иосафате,
позволяет говорить, что создание такой армейской структуры было делом именно
этого царя, хотя размещение части армии по гарнизонам существовало и раньше.

Опираясь
на эту армию, Иосафат, как и его родственник в Самарии, повел активную
экспансионистскую политику. Его интересы были обращены на юг. Здесь он сумел
восстановить власть еврейских царей над Эдомом, где был поставлен царский
наместник, и снова, как во времена Соломона, получить доступ к Красному морю.
На месте портового города, разрушенного Шешонком, был создан новый порт
Эцион-Гебер (Gluek, 1965, 82). Был построен и флот, и Иосафат даже попытался
возобновить экспедиции в золотоносный Офир, но потерпел неудачу, ибо иудеи не
имели никакого морского опыта, и корабли погибли (I Reg., 22, 47—49).
Неизвестны какие-либо акции Иосафата, направленные против филистимлян и арабов,
но сообщается о серебре, которое преподносили ему филистимляне в дар и в виде
дани (впрочем, дары тоже могли быть закамуфлированной формой дани), и о мелком
скоте, пригоняемом к нему арабами (II Chroa, 17, 10—11). Едва ли речь шла о
добровольных дарах: недаром автор говорит о страхе соседей Иудеи перед Иосафатом.
По-видимому, каким-то образом (скорее всего, в результате не известной нам
войны) иудейский царь сумел навязать свое господство Филистии или хотя бы
какой-то части ее и некоторым соседним арабским племенам.

Провел
Иосафат и ряд важных внутренних реформ. В этой своей деятельности он опирался
на жрецов Йахве, утверждая его культ и преследуя культы иных божеств (II
Chron., 17, 4, 6). Различные категории жрецов привлекались им и к выполнению
чисто гражданских обязанностей. Вместе со старейшинами они занимались
юридическими вопросами. Были созданы, по-видимому, местные суды и высший суд в
Иерусалиме, в которых опять же активную роль играли жрецы и левиты. Самые
важные дела, по-видимому, разбирались в Иерусалиме. Целью этой реформы явно
было стремление царя если и не ликвидировать племенные и гражданские суды, то
все же создать наряду с ними стройную систему царской юриспруденции (Шифман,
19бЗ, 26—27). При этом было, как кажется, произведено разделение функций:
светские дела разбирал «правитель» («nagid»), занимавший в царской иерархии
очень высокое место, а религиозные — первосвященник (Mitchell, 1982, 474). В
своей юридической деятельности они опирались на книгу учения Йахве (II Chron.,
7—9). Это — первое известное нам упоминание о каком-то законодательном документе.
Едва ли речь идет о строго фиксированном кодексе светских законов, но, скорее,
об обобщении уже существующей правовой практики как в светской, так и в
религиозной сфере (Tadmor, 1981, 148). Скорее всего, как показывает специальное
исследование, это была та книга, которая затем вошла в Библию под названием
«Второзакония» (Шифман, 1987, 128—129). Участие в юридической деятельности
жречества и содержащаяся в законодательстве ссылка на божественную волю
освящали навязываемые обществу законы и делали практически невозможным
какое-либо сопротивление со стороны старых племенных институтов. В результате
Иосафат сумел создать в Иудее относительно стройную юридическую систему,
имеющую не только светскую, царскую, санкцию, но и религиозную.

После
убийства царя Охозии и израильского царя Иорама, в Иудее к власти пришла мать
убитого царя Гофолия, тетка свергнутого и убитого Иорама.

В
Библии содержится душераздирающий рассказ о том, как Гофолия (Аталия), узнав о
гибели сына, захватила власть и истребила при этом весь царский род (явно его
мужскую часть), включая собственных внуков и правнуков. И только одного Иоаса,
которому не было еще и года, сестра Охозии Иосавеф (Йошевет) спрятала вместе с
кормилицей в своих покоях, где он и таился шесть лет, пока не пришла пора его
явления народу. А Гофолия все эти годы царствовала в Иудее (II Reg., 11, 1—3;
II Chron., 22, 10—12). Рассказ этот при всей своей краткости полон чисто
фольклорных деталей. Здесь и злая бабка, и жалостливая тетка, и спрятанный
царевич. К тому же, царское положение, приписываемое Гофолии библейскими
авторами, противоречит общему политическому положению на Востоке, где женщина
просто не может занять трон (Tadmor, 1981,157). Гофолия, как и ее родственница
Иезавель в Израиле, покровительствовала финикийским культам, и уже поэтому
выступает в Библии, как резко отрицательный персонаж, которому и приписали
чудовищное злодеяние. Это не отрицает историчности самого факта захвата власти
Гофолией. Вероятно, она, опираясь на каких-то своих сторонников, объявила себя
регентшей при малолетнем внуке, подобно тому как несколько позже в Ассирии
царица Шамурамат (Семирамида) правила в качестве регентши при своем сыне
Адад-Нирари III.

Однако
через шесть лет оппозиционные регентше силы, сначала, по-видимому,
растерявшиеся, сумели организоваться. Был составлен заговор, возглавляемый
первосвященником Иодаем, мужем Иосавеф. Может быть, именно тогда и возникла
легенда о спасении малолетнего царя этой женщиной — ведь заговорщики
действовали во имя законного царя против узурпаторши.

Заговор
был достаточно широк. К нему примкнули вельможи и придворная гвардия, а также
иерусалимское жречество. Как и в Израиле, в Иудее широкие массы населения
связывали ухудшение своего положения с распространением финикийских культов и
господствующим положением их жрецов, на которых опиралась Гофолия. И народ
активно поддержал заговорщиков. С помощью телохранителей и придворной гвардии
Иодай сумел перевести семилетнего Иоаса из дворца в храм Йахве, где и
провозгласил его полноправным царем. Войско и народ радостно приветствовали
Иоаса. От имени царя был заключен договор с народом. Возможно, при этом были
удовлетворены какие-то народные требования (Шифман, 1989, 77). Народ активно
участвовал во всех этих событиях, он не только приветствовал царя, но и
разрушил храм и жертвенники финикийского бога и убил его жреца Маттана. По
приказу явно Иодая была убита и Гофолия (II Reg., 11,4—20). В параллельном
рассказе II Книги Хроник (23) роль жречества и части военного командования
выступает еще ярче. Там же совершенно ясно говорится о прибытии в Иерусалим по
призыву Иодая глав иудейских родов, которые и составили собрание,
провозгласившее Иоаса царем, а Иодай заключил трехсторонний договор между ним,
царем и народом, чтобы всем быть народом Божьим, т. е. строго следовать
предписаниям культа Йахве.

В
рассказе об этих бурных событиях впервые встречается упоминание «народа земли»
(«’am ha-’ares»). Он ясно противопоставлен «рабам» («’bdim») царя (Bietenhard,
1998, 510). Перед нами два коллектива, занимающих разное положение в обществе,
что является отражением существования в Иудее двух секторов
социально-политической жизни — царского и общинного. «Народ земли» составляют
свободные полноправные общинники, обладающие земельной собственностью на правах
членов иудейской гражданской общины (Амусин, 1993, 55—57, 66). На основании
того, что в критической ситуации они собрались в Иерусалиме, можно
предположить, что они представляют нестоличное население (Bietenhard, 1998,
512—514). И это понятно: Иерусалим был личным владением Давидидов, стоявшим вне
традиционной общинно-племенной структуры и целиком принадлежавшим к царскому
сектору. Иодай, выступая против царицы и ее окружения, опирался именно на этот
сектор иудейского общества, вернувшись к традиционной форме народного собрания,
на котором избирается царь и с ним заключается договор. Судя по рассказу,
собрание было созвано в храме Йахве. Конечно, каким бы обширным этот храм ни
был, вместить в себя весь народ Иудеи он не мог. Недаром в параллельном
рассказе II Книги Хроник говорится не о народе, а о главах родов. Именно они
представляли народ и заключали от его имени договор с царем и первосвященником,
который теперь вместо Гофолии становился регентом.

Как
в Израиле мятеж Ииуя, так в Иудее выступление Иодая и фактический захват им
власти означал торжество «патриотической» реакции и, как следствие этого,
«закрытие» общества и государства. И это вскоре сказалось на внешнеполитическом
положении обоих царств. В 841 г. до н. э. ассирийский царь Салманасар III,
разбив Арам, прорвался к горе Кармел. Израильский царь предпочел ему
подчиниться; вместе с царями Тира и Сидона он преклонился к ногам Салманасара и
заплатил ему дань (ANET, р. 280). Но этот поход Салманасара был единичным
событием и особых последствий для Израиля не имел. Гораздо серьезнее было
возвышение Арама, избавившегося от ассирийской угрозы и возобновившего свои
попытки захватить гегемонию во всем Сиро-Палестинском регионе. В новой войне
израильтяне были разбиты, после чего арамейские войска прошли в Филистию, а
затем обрушились на Иудею. Иоас сумел откупиться от царя Арама Хазаэла, отдав
ему все золото как из царской, так и из храмовой казны (II Reg., 10, 32—33; 12,
18). Иудея фактически признала верховную власть Арама.

Вернувшись
немного назад, надо сказать, что в Иудее в результате переворота власть на
какое-то время оказалась в руках Иодая и сгруппировавшегося вокруг него
жречества, чьим советам неукоснительно следовал молодой царь. Для укрепления
своего положения Иодай даже сам выбирал царю жен (II Reg., 12, 2; И Chron., 24,
2—3). Но через какое-то время между царем и его советником начались трения.
Судя по библейскому рассказу, они возникли из-за ремонта иерусалимского храма —
собираемое для этого серебро, как предполагали, просто присваивалось жрецами.
Царь, которому уже исполнилось 23 года, вмешался в это дело и заставил жрецов
отказаться от собирания с населения этой дополнительной подати (II Reg., 12,
4—16). Вскоре после этого Иодай умер, а Иоас, опираясь на своих придворных,
окончательно рассорился с жречеством. Последнее возглавил сын Иодая Зяхария, но
он по приказу царя был казнен (II Chron., 24, 15—22).

Последовательность
этих событий не совсем ясна. Во II Книге Царей ни о каком конфликте после
смерти Иодая не говорится, но упоминается о походе Хазаэла на Иерусалим после
спора о серебре, предназначенном для храма. Во II Книге Хроник поход
арамейского царя и захват им Иерусалима рассматривается как кара за убийство
сына Иодая, а бедственное положение храма, требующего ремонта, объясняется
нечестивой политикой Гофолии и ее сыновей, строивших храмы финикийским и
ханаанским богам за счет святилища Йахве. В соответствующем месте ничего о
такой деятельности Гофолии не говорится, но рассказывается о захвате
иерусалимского храма Баала, т. е. Мелькарта, и разрушении находившихся там
жертвенников и статуй этого бога (II Reg., 11, 18). Но зато в рассказе о походе
арамейского царя упоминается, что Иоас взял из храма все, что пожертвовали
Иосафат, Иорам и Охозия, т. е. муж, сын и внук Гофолии. Так что ни о каком
разорении храма сыновьями Гофолии нет речи. По-видимому, это объяснение
тяжелого положения храма является еще одной отравленной стрелой, пущенной
автором Книг Хроник в адрес ненавистной царицы. Гораздо логичнее предположить,
что бедственное положение иерусалимского храма стало следствием того, что Иоас
был вынужден откупиться от Хазаэла. Использование для этого храмовых сокровищ
могло вызвать недовольство жрецов и, как следствие, начало конфликта между ними
и царем, еще более обострившегося после смерти Иодая, когда Иоас решительно
взял курс на ограничение власти жречества.

Реакция
жречества не заставила себя долго ждать. Вскоре после казни Захарии слуги Иоаса
составили заговор и убили царя (II Reg, 12, 20—21). Во II Книге Хроник (24, 25—
26) содержится важное уточнение: заговорщики мстили за кровь сына Иодая. Иосиф
Флавий (Ant. Iud, IX, 8, 4) даже прямо заявляет, что заговорщики были друзьями
убитого Захарии. Это ясно говорит о том, что за их спинами стояли жрецы.
Ставший царем сын Иоаса Амасия в первое время не решался даже наказать убийц
отца и сделал это, только когда укрепился у власти (II Reg., 14, 1—5; II Chron,
25, 1—3).

Амасия
провел какую-то военную реформу. Библия сообщает, что царь поставил всех иудеев
и вениамитян по их родам под власть тысячников и сотников (II Chron, 25, 5).
Поскольку здесь ясно говорится о племенах, составлявших еврейское население
Иудеи, можно полагать, что речь шла о реорганизации общенародного ополчения,
основанного на старинном родо-племенном принципе. Оно было поставлено,
по-видимому, под командование офицеров, назначенных царем. Одновременно Амасия
набрал наемников из жителей северного царства, что вызвало недовольство
жречества, заставившего царя отказаться от их услуг (II Chron., 25, 6—10).
Наличие наемной армии наряду с ополчением, разумеется, укрепляло власть царя, и
это могло вызвать подозрение жрецов, еще помнивших конфликт с Иоасом. Наемники
представляли собой организм, в значительной степени противопоставленный
традиционным институтам, которые в сравнительно отсталой Иудее были еще
довольно сильны. Их сторонниками и носителями старинных традиций выступали
жрецы и «народ земли». Видимо, давление этих сил и заставило Амасию отказаться
от наемного войска. А с другой стороны, назначение царем командиров ополчения
представляло, вероятно, компромисс между двумя принципами организации армии:
традиционным ополчением и профессиональным войском.

Вероятно,
это мероприятие царя явилось не только реорганизацией армии, но предполагало и
определенную внутреннюю реформу. Известен один чрезвычайно интересный остракон,
правда более позднего времени, с жалобой некоего жнеца на то, что у него отняли
одежду явно в залог за невнесение какой-то платы. Адресатом жалобы является
военный командир, находившийся в крепости недалеко от деревни, в которой работал
жалобщик, и последний просил «офицера» разобраться в его деле, а в случае
недостатка полномочий обратиться к более высокому начальству (Lemaire, 1971,
57—79). Получается, что военный командир, по-видимому, не очень высокого ранга
осуществлял юстицию в округе поблизости от своей крепости. Напрашивается вывод,
что определенные округа были поставлены под контроль военного командования,
которое сосредоточило в своих руках и военные, и гражданские функции (Шифман,
1963, 25—26).

Со
своей новой армией Амасия начал войну с эдомитянами и одержал победу (II Reg.,
14, 7; II Chron., 25, 11 — 12). Его целью было, по-видимому, вновь выйти к
Красному морю, вернув под свой контроль важный торговый путь. Но этой цели он
не достиг, хотя, захватив северную часть Синайского полуострова и район к югу
от Мертвого моря, создал плацдарм для будущего наступления в южном направлении
(Mitchell, 1982a, 498—499). Но Амасия этим успехом не ограничился. Он затеял
новую войну с Израилем (II Reg., 14, 8; II Chron., 25, 21). Существуют
различные предположения относительно причин возобновления вражды между двумя
еврейскими царствами, в их числе называется даже желание Амасии отомстить
потомку Ииуя за убийство своего предка (Tadmor, 1981, 159). Но может быть, дело
объясняется несколько иначе. Библия сообщает, что израильские наемники,
отпущенные Амасией, разбрелись по городам Иудеи и принялись грабить и убивать
жителей (II Chron. 25, 13). Амасия вполне мог усмотреть в этих действиях
израильтян руку их царя, что и побудило его начать войну. Но война обернулась
для Иудеи катастрофой. Иудейская армия была разбита, а сам Амасия попал в плен.
Победоносная израильская армия вошла в Иерусалим, разрушила часть его стены и
захватила все золото и серебро из царской казны и из храма Йахве, увела в плен
заложников (II Reg., 14, 11 — 14; II Chron., 25, 22—24). Такого тяжелого
поражения Иудея еще не испытывала. Многие обращают внимание на то, что Библия,
говоря о последних годах Амасии, использует выражение «жил», а не «царствовал»,
как обычно, и это позволяет думать, что его соправителем и фактически
правителем государства стал его сын Азария, или Осия (Узия), как он именуется в
Книге Хроник (Tadmor, 1981, 159). В Библии отмечается, что Азария стал царем в
16 лет и правил 52 года (II Reg., 15, 2; II Chron., 26, 2). Если он взошел на
трон только после смерти своего отца, то эти цифры не вписываются в хронологию
того времени. Поэтому предположение о том, что какое-то время он был
соправителем отца, кажется обоснованным. Может быть даже, что Амасия вообще много
лет находился в плену в Самарии (Mitchell, 1982а, 500), так что Азария
фактически правил без него. Однако позже царь явно вернулся в Иерусалим и,
по-видимому, делил власть с сыном. Приход же Азарии к единоличной власти был
связан с драматическими событиями в Иудее.

Против
Амасии был составлен заговор. Амасия сумел избежать гибели и бежал в город
Лахиш. Посланный против него вооруженный отряд захватил Лахиш и убил Амасию. И
тогда весь народ Иудеи (kol ’am yebuda) провозгласил царем Азарию (II Reg., 14,
18—21; II Chron., 25, 27—26, 1). Нет оснований сомневаться в историчности этого
рассказа, но многое в нем непонятно. Прежде всего, зачем было свергать Амасию и
сажать на трон Азарию, если тот уже и так фактически правил государством? Неясна
и роль самого Азарии. Обращает на себя внимание тот факт, что в отличие от
описаний прежних переворотов, в данном случае не называются имена заговорщиков,
на основании чего можно сделать вполне оправданный вывод, что это была не
небольшая, а, наоборот, очень значительная, влиятельная и организованная группа
(Bietenhard, 1998, 511). Может быть, сам заговор был следствием попытки (или
даже просто намерений) Амасии вернуть себе единоличную власть. И тогда его
противники, особенно жрецы, недовольные политикой царя, приведшей к потере
сокровищ храма, и имеющие значительную общественную поддержку, организовали
мятеж в столице (Vaux, 1967, 240). Выбор Амасией Лахиша как возможного убежища
тоже не случаен. Лахиш был культовым центром еще до прихода в Палестину евреев,
а находки там алтарей персидского времени доказывают, что он сохранял
религиозное значение и после еврейского завоевания (Vaux, 1967, 281, 286).
Пророк Михей (1, 13) называет Лахиш родиной грехов, в которые ввели иудеев
израильтяне. Хотя этот город находился довольно далеко от израильской границы,
в нем, видимо, даже не собственно израильское, а скорее еще доеврейское
религиозное влияние. Возможно, Амасия в отчаянии пытался противопоставить
авторитету иерусалимского жречества старые религиозные традиции. Но эта попытка
не удалась.

По-видимому,
с целью легитимизации совершившегося переворота было созвано народное собрание.
Существует мнение, что это собрание состоялось много раньше, когда 16-летнего
Азарию признали царем наряду с находившимся в плену отцом (Micchell, 1982,
500). Действительно, Библия дает основания и для того, и для другого мнения. С
одной стороны, говорится, что народ поставил царем Азарию, когда тому было 16
лет и тот правил 52 года, а это возможно только в том случае, если считать началом
царствования Азарии установление отправления с отцом. С другой, отмечается, что
царем народ поставил его вместо отца, и само упоминание об этом событии
помещено после рассказа о свержении и убийстве Амасии. Однако аналогия с более
ранним событием (воцарение Иоаса и убийство Гофолии) и некоторыми более
поздними (приход к власти Иосии), о чем будет сказано позже, показывает, что
народное собрание собиралось в моменты насильственной смены лиц на престоле.
Поэтому представляется более вероятным, что собрание, «поставившее» Азарию
царем вместо отца, было созвано уже после убийства Амасии. Разумеется, трудно
себе представить, чтобы весь народ реально участвовал в этом собрании (Tadmor,
1981, 159); это просто физически невозможно. Так что, вероятнее, как и при провозглашении
царем Иоаса, речь шла о главах родов.

В
связи с этим возникает еще один вопрос: аналогичен ли «весь народ Иудеи»
упомянутому ранее (и позже тоже) «народу земли», или же это в какой-то степени
отличающиеся друг от друга понятия? Исследователи обычно склоняются к первому
ответу (Taclmor, 1981, 159; Шиф-ман, 1989, 78). Но сомнения все-таки остаются.
Как при рассказе о воцарении Иоаса, так и в сообщениях о приходе к власти Иосии
и его сына Иоахаза говорится о «народе земли». Это становится как бы
стандартной формулой. Так почему же в данном случае использована другая
формула? Забегая вперед, надо сказать, что во II Книге Хроник (32, 33)
говорится, что после смерти царя Езекии почести ему воздали все иудеи и жители
Иерусалима (в соответствующем месте II Книги Царей это упоминание отсутствует).
Здесь ясно прослеживается различие между всеми иудеями и иерусалимцами, и это
объясняется, по-видимому, тем, что Иерусалим не входил в племенную структуру
Иуды и Вениамина. А «народ земли» как раз был нестоличным полноправным
населением Иудейского царства. Но может быть, все же не случайно в интересующем
нас пассаже подчеркивается участие в собрании всего народа Иудеи. Это позволяет
предположить, что в собрании участвовали руководители как свободных общинников,
живших вне столицы, так и свободных жителей (разумеется, только иудеев)
Иерусалима. Обстановка мятежа (а не просто дворцового заговора) способствовала
созыву именно такого собрания. Может быть, отмеченное выше наделение военных
командиров чисто гражданскими функциями вызвало недовольство какой-то части
народа и особенно прежней родовой верхушки, что и привело к активной
общественной поддержке заговорщиков и цареубийц. Чтобы закончить с этим
вопросом, следует напомнить, что народное собрание (в каком бы виде оно ни
созывалось) собиралось только в критические моменты. Вероятнее всего, при
обычном легитимном наследовании одного царя другому нужды в нем не было.

Азария
в целом продолжал политику отца. Он реорганизовал армию, разделив ее на
отдельные воинские части и поставив командиром одного из своих приближенных
Хананию; при этом сначала полномочные лица составили точные списки
военнообязанных. Это говорит о том, что хотя при комплектовании армии еще
сохранялся родовой принцип (командирами отдельных частей были главы родов),
речь шла уже не об ополчении как таковом, а о войске, существующем на основе
набора (Vaux, 1967, 26). Очень важно указание Библии, что царь вооружил армию,
дав ей (явно из своих средств) и наступательное, и оборонительное оружие (II
Chron., 26, 11 — 14). Следовательно, речь идет о единообразном вооружении,
которым снабдили воинов за государственный счет. Таким образом, в Иудее
создается постоянная армия, вполне сравнимая с самыми передовыми армиями того
времени.

С
этой армией Азария завершает начатое отцом подчинение Эдома и выходит к
Красному морю, строя там порт Эйлат. Он подчиняет арабские племена Северного
Синая (Zayadine, 1999, 85), распространяя свою власть до границ Египта (II
Chron.. 26, 2, 7). Это позволило ему взять под контроль караванные пути между
Египтом и Аравией (Tadmor, 1981, 163). Но этим Азария не ограничился. Пожалуй,
впервые после Давида иудейский царь снова выступил против филистимлян (кажется,
без всякого повода с их стороны). Он захватил часть филистимской территории, в
том числе такие важные города, как Ямния, Гат, Ашдод, и вышел к
средиземноморскому побережью (II Chron., 26, 5) взяв под контроль и приморские
пути (Tadmor, 1981, 163). Распространил Азария свое господство и на Заиорданье,
подчинив Аммон, который стал выплачивать ему дань (II Chron., 26, 8). Иудея в
царствование Азарии становится одним из важнейших государств региона.

Не
менее активна была и внутренняя политика Азарии. Он много занимался сельским
хозяйством и фактически создал инфраструктуру этой отрасли экономики. Войны,
по-видимому, принесли царю много богатств. Исайя (2, 7) гневно говорит, что
заполнилась Иудея серебром и золотом, конями и колесницами. И это позволило
Азарии активно заняться строительством. Первым делом царь восстановил
разрушенные израильтянами укрепления Иерусалима, используя при этом новейшие
достижения фортификации. Амос (2, 5) упоминает чертоги Иерусалима. Для
упрочения влияния в завоеванных землях и охраны государства были построены
различные укрепления и башни (II Chron., 26, 9—10). Описание богатств Иудеи во
времена Азарии напоминает то, что написано о богатстве времен Соломона. Но если
автор I Книги Царей, отделенный от царствования Соломона солидной исторической
дистанцией, с восторгом говорит об этой роскоши, то пророки, либо бывшие
современниками Азарии, либо жившие немногим позже него, его гневно осуждают.
Дело, видимо, все же не только во временной дистанции, но и в самой роли
пророков в тогдашнем обществе. Они, опираясь на традиционные понятия о
справедливости, выступали выразителями недовольства народных масс, вызванным
естественным социально-экономическим процессом, который они воспринимали как
нарушение Божественной справедливости (Шифман, 1987, 27—28). И хотя ничего не
известно о каких-либо народных выступлениях в Иудее, гневные тирады пророков
свидетельствуют о глубоком недовольстве «рядового» населения страны
концентрацией богатств в руках правящей верхушки во главе с царем.

Обострились
и отношения Азарии со жречеством. Как царская власть в Иудее без перерыва
принадлежала дому Давида, так высшая духовная власть находилась в руках дома
Цадока, первосвященника времен Соломона, чьи потомки традиционно наследовали
этот высокий религиозный пост. Отношения между этими двумя династиями —
светской и духовной — в целом были партнерскими, но иногда это партнерство все
же нарушалось (Vaux, 1967, 239—240). Так произошло и при Азарии. Успехи в
войнах, приобретение больших богатств, укрепление на торговых путях, активное
строительство — все это укрепило власть царя и позволило ему, по его мнению, не
считаться с иерусалимскими жрецами и их главой. Исайя (2,7) говорит, что Иудея
наполнилась идолами, т. е. статуями иных богов, что представлялось и пророкам,
и иерусалимским жрецам великим грехом. Упомянутое выше партнерство Давидидов и Цадокидов
основывалось на невмешательстве в сферы деятельности друг друга. Это
невмешательство было нарушено, когда Иодай стал регентом при Иоасе, но позже
оно было восстановлено. Теперь Азария попытался нарушить его. принимая личное
участие в совершении религиозного обряда, что и стало поводом для открытого
выступления жрецов против царя (II Chron., 26, 16—20). И снова жречество
победило. Азария то ли действительно заболел проказой, то ли был объявлен
заболевшим, но в любом случае фактически попал под домашний арест, а реальная
власть была передана его сыну Иотаму (II Reg., 15,5; II Chron., 26,21), который
и стал царем после смерти отца. Он явно правил в согласии со жречеством;
недаром Хронист столь благожелателен к нему (II Chron. 27, 2—6), чего нельзя
сказать о его сыне Ахазе, при котором иудеи потерпели ряд поражений, в том
числе от израильтян.

Список литературы

1.
Циркин Ю.Б. История библейских стран; М.: ООО «Издательстао Астрель»;
ООО «Издательство АСТ», 2003