|
Фридрих Ницше Friedrich
|
|
Непосредственная
Последняя, 4-я часть была написана в Ницце в январе — феврале 1885 г. и вышла
С. Л. Франк вспоминает: «Зимой 1901-2 гг. мне случайно попала в руки книга
Произведение публикуется по изданию: Фридрих Ницше, сочинения в 2-х томах,
|
|
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПРЕДИСЛОВИЕ 1 Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою
Но мы каждое утро поджидали тебя, принимали от тебя преизбыток твой и
Взгляни! Я пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много
Я хотел бы одарять и наделять до тех пор, пока мудрые среди людей не стали бы
Для этого я должен спуститься вниз: как делаешь ты каждый вечер, окунаясь в
Так благослови же меня, ты, спокойное око, без зависти взирающее даже на 2 Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался ему.
Тогда нёс ты свой прах на гору; неужели теперь хочешь ты нести свой огонь в
Заратустра отвечал: «Что говорил я о любви! Я несу людям дар».
Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: «Тогда постарайся, чтобы
Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если они ночью, в своих
Святой отвечал: «Я слагаю песни и пою их; и когда я слагаю песни, я смеюсь,
Пением, плачем, смехом и бормотанием славлю я Бога, моего Бога. Но скажи, что
Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце своём: «Возможно ли 3 Придя в ближайший город, лежавший за лесом, Заратустра нашёл там
Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас ещё осталось от червя,
Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака. Но
Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие, от которых устала
О, эта душа сама была ещё тощей, отвратительной и голодной; и жестокость была
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он — это море, где может потонуть ваше
В чём то самое высокое, что можете вы пережить? Это — час великого презрения.
Час, когда вы говорите: «В чём моё счастье! Оно — бедность и грязь и жалкое
Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так? Ах, если бы я уже слышал 4 Заратустра же глядел на народ и удивлялся. Потом он так говорил:
Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый назад, опасны
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только
Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по
Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по
Я люблю тех, кто не ищет за звёздами основания, чтобы погибнуть и сделаться
Я люблю того, кто живёт для познания и кто хочет познавать для того, чтобы
Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека
Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель есть воля к гибели
Я люблю того, кто не бережёт для себя ни капли духа, но хочет всецело быть
Я люблю того, кто из своей добродетели делает своё тяготение и свою напасть:
Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна добродетель
Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности и не воздаёт
Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает ему на счастье, и
Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет всегда
Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет людей прошлого: ибо
Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит своего Бога: ибо он
Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах и кто может погибнуть при
Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя, и все
Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так голова его есть
Я люблю всех тех, кто являются тяжёлыми каплями, падающими одна за другой из
Смотрите, я провозвестник молнии и тяжёлая капля из тучи; но эта молния 5 Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ и
Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они слушать глазами?
Поэтому не любят они слышать о себе слово «презрение». Буду же говорить я к
Буду же говорить я им о самом презренном существе, а это и есть последний
И так говорил Заратустра к народу:
Его почва ещё достаточно богата для этого. Но эта почва будет когда-нибудь
Горе! Приближается время, когда человек не пустит более стрелы тоски своей
Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе!
Смотрите! Я показываю вам последнего человека.
Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий всё
Они покинули страны, где было холодно жить: ибо им необходимо тепло. Также
Захворать или быть недоверчивым считается у них грехом: ибо ходят они
Они ещё трудятся, ибо труд — развлечение. Но они заботятся, чтобы развлечение
Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно. И кто
Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто
Все умны и знают всё, что было; так что можно смеяться без конца. Они ещё
У них есть своё удовольствьице для дня и свое удовольствьице для ночи; но
Здесь окончилась первая речь Заратустры, называемая также «Предисловием», ибо
Очевидно, я слишком долго жил на горе, слишком часто слушал ручьи и деревья:
Непреклонна душа моя и светла, как горы в час дополуденный. Но они думают,
И вот они смотрят на меня и смеются, и, смеясь, они ещё ненавидят меня. Лёд в 6 Но тут случилось нечто, что сделало уста всех немыми и взор
Но Заратустра оставался на месте, и прямо возле него упало тело, изодранное и
На эти слова Заратустры умирающий ничего не ответил; он только пошевелил 7 Тем временем наступил вечер, и базарная площадь скрылась во
Жутко человеческое существование и к тому же всегда лишено смысла: скоморох
Я хочу учить людей смыслу их бытия: этот смысл есть сверхчеловек, молния из
Но я ещё далёк от них, и моя мысль не говорит их мыслям. Для людей я ещё
Темна ночь, темны пути Заратустры. Идём, холодный, недвижный товарищ! Я несу 8 Сказав это в сердце своём, Заратустра взял труп себе на спину и пустился
У ворот города повстречались ему могильщики; они факелом посветили ему в
Заратустра не сказал на это ни слова и шёл своей дорогой. Он шёл два часа по
Удивительные капризы у моего голода. Часто наступает он у меня только после
Старик ушёл, но тотчас вернулся и предложил Заратустре хлеб и вино. «Здесь 9 Долго спал Заратустра, и не только утренняя заря, но и час
Мне нужны живые спутники, которые следуют за мною, потому что хотят следовать
Свет низошёл на меня: не к народу должен говорить Заратустра, а к спутникам!
У пастухов, говорю я, но они называют себя добрыми и праведными. У пастухов,
Посмотри на добрых и праведных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто
Посмотри на правоверных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает
Спутников ищет созидающий, а не трупов, а также не стад и не верующих.
Спутников ищет созидающий и тех, кто собирал бы жатву вместе с ним: ибо всё
Спутников ищет созидающий и тех, кто умеет точить свои серпы. Разрушителями
Созидающих вместе с ним ищет Заратустра, собирающих жатву и празднующих
Но я расстаюсь с тобою, ибо время прошло. От зари до зари осенила меня новая
Ни пастухом, ни могильщиком не должен я быть. Никогда больше не буду я
К созидающим, к пожинающим, к торжествующим хочу я присоединиться: радугу
Одиноким буду я петь свою песню и тем, кто одиночествует вдвоём; и у кого
Я стремлюсь к своей цели, я иду своей дорогой; через медлительных и нерадивых 10 Так говорил Заратустра в сердце своём, а солнце стало уже на
Они хотят знать, жив ли ещё Заратустра. И поистине, жив ли я ещё?
|
|
РЕЧИ О трёх
Три превращения духа называю я вам: как дух становится
Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который
Что есть тяжесть? — вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на
Что есть трудное? — так вопрошает выносливый дух; скажите, герои, чтобы взял
Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать своё высокомерие?
Но в самой уединённой пустыне совершается второе превращение: здесь львом
Своего последнего господина ищет он себе здесь: врагом хочет он стать ему, и
Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и
Чешуйчатый зверь «ты должен», искрясь золотыми искрами, лежит ему на дороге,
Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так говорит сильнейший из
Братья мои, к чему нужен лев в человеческом духе? Чему не удовлетворяет
Завоевать себе свободу и священное Нет даже перед долгом — для этого, братья
Завоевать себе право для новых ценностей — это самое страшное завоевание для
Как свою святыню, любил он когда-то «ты должен»; теперь ему надо видеть даже
Но скажите, братья мои, что может сделать ребёнок, чего не мог бы даже лев?
Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей
Три превращения духа назвал я вам: как дух стал верблюдом, львом верблюд и, О Заратустре
Уметь спать — не пустяшное дело: чтобы хорошо спать, надо бодрствовать в
Десять раз должен ты днём преодолеть самого себя: это даст хорошую усталость,
Десять раз должен ты мириться с самим собою: ибо преодоление есть обида, и
Десять истин должен найти ты в течение дня: иначе ты будешь и ночью искать
Десять раз должен ты смеяться в течение дня и быть весёлым: иначе будет тебя
Немногие знают это; но надо обладать всеми добродетелями, чтобы спать хорошо.
И даже при существовании всех добродетелей надо ещё понимать одно: уметь
Чтобы не ссорились между собой эти милые бабёнки! И на твоей спине,
Чти начальство и повинуйся ему, даже хромому начальству! Этого требует хороший
Я не хочу ни больших почестей, ни больших сокровищ: то и другое раздражает
Малочисленное общество для меня предпочтительнее, чем злое; но и оно должно
Мне также очень нравятся нищие духом: они способствуют сну. Блаженны они,
Так проходит день у добродетельного. Но когда наступает ночь, я остерегаюсь,
Сон колотит меня по глазам — и они тяжелеют. Сон касается уст моих, и они
Поистине, тихими шагами приходит он ко мне, лучший из воров, и похищает у
Но недолго стою я так: затем я уже лежу. —
Счастлив уже и тот, кто живёт вблизи этого мудреца! Такой сон заразителен;
Чары живут в самой его кафедре. И не напрасно сидели юноши перед
Его мудрость гласит: так бодрствовать, чтобы сон был спокойный. И поистине,
Теперь я понимаю ясно, чего некогда искали прежде всего, когда искали
И теперь ещё встречаются люди, похожие на этого проповедника добродетели, не
Блаженны сонливые: ибо скоро станут они клевать носом. — О
Однажды и Заратустра устремил мечту свою по ту сторону человека,
Сном показался тогда мне мир и поэтическим творением Бога: разноцветным дымом
Добро и зло, и радость и страдание, и я и ты — всё показалось мне
Опьяняющей радостью служит для страдающего — отвратить взор от страдания
Этот мир, вечно несовершенный, отражение вечного противоречия и несовершенный
Итак, однажды устремил и я свою мечту по ту сторону человека, подобно всем
Страданием и бессилием созданы все потусторонние миры, и тем коротким
Усталость, желающая одним скачком, скачком смерти, достигнуть конца, бедная
Верьте мне, братья мои! Тело, отчаявшееся в теле, ощупывало пальцами
Верьте мне, братья мои! Тело, отчаявшееся в земле, слышало, как вещало чрево
И тогда захотело оно пробиться головою сквозь последние стены, и не только
Но «другой мир» вполне сокрыт от человека, этот обесчеловеченный,
Поистине, трудно доказать всякое бытие и трудно заставить его вещать. Скажите
И это самое правдивое бытие — Я — говорит о теле и стремится к телу,
Всё правдивее научается оно говорить, это Я; и чем больше оно
Новой гордости научило меня моё Я, которой учу я людей: не прятать
Снисходителен Заратустра к больным. Поистине, он не сердится на их способы
Много больного народу встречалось всегда среди тех, кто предаётся грёзам и
Они смотрят всегда назад, в тёмные времена: тогда поистине мечта и вера были
Слишком хорошо знаю я этих богоподобных: они хотят, чтобы в них верили и
Поистине, не в потусторонние миры и искупительные капли крови, но в тело
Но болезненной вещью является оно для них — и они охотно вышли бы из кожи
Лучше слушайтесь, братья мои, голоса здорового тела: это — более правдивый и
Более правдиво и чище говорит здоровое тело, совершенное и прямоугольное; и О
К презирающим тело хочу я сказать моё слово. Не переучиваться и
Тело — это большой разум, множество с одним сознанием, война и мир, стадо и
Орудием твоего тела является также твой маленький разум, брат мой; ты
Что чувствует чувство и что познает ум — никогда не имеет в себе своей цели.
Орудием и игрушкой являются чувство и ум: за ними лежит ещё Само. Само
Само всегда прислушивается и ищет: оно сравнивает, подчиняет, завоёвывает,
За твоими мыслями и чувствами, брат мой, стоит более могущественный
Больше разума в твоём теле, чем в твоей высшей мудрости. И кто знает, к чему
Само говорит к Я: «Здесь ощущай боль!» И вот оно страдает и думает о
Само говорит к Я: «Здесь чувствуй радость!» И вот оно радуется и
К презирающим тело хочу я сказать слово. То, что презирают они, не оставляют
Даже в своём безумии и презрении вы, презирающие тело, вы служите своему
Оно уже не в силах делать то, чего оно хочет больше всего, — созидать дальше
Но теперь это для него слишком поздно — и вот ваше Само хочет погибнуть, вы,
Ваше Само хочет погибнуть, и потому вы стали презирающими тело! Ибо вы уже
И потому вы негодуете на жизнь и землю. Бессознательная зависть светится в
Я не следую вашим путём, вы, презирающие тело! Для меня вы не мост, ведущий к О Брат мой, если есть у тебя добродетель и она твоя добродетель,
Конечно, ты хочешь называть её по имени и ласкать её: ты хочешь подёргать её
И смотри! Теперь ты обладаешь её именем сообща с народом, и сам ты с твоей
Пусть твоя добродетель будет слишком высока, чтобы доверить её имени: и если
Говори, лепеча: «Это моё добро, каким я люблю его, каким оно всецело
Не потому я хочу его, чтобы было оно божественным законом, и не потому я хочу
Только земную добродетель люблю я: в ней мало мудрости и всего меньше разума
Но эта птица свила у меня гнездо себе, поэтому я люблю и прижимаю её к сердцу Так должен ты лепетать и хвалить свою добродетель.
Некогда были у тебя страсти, и ты называл их злыми. А теперь у тебя только
Ты положил свою высшую цель в эти страсти: и вот они стали твоей добродетелью
И если б ты был из рода вспыльчивых, или из рода сластолюбцев, или изуверов,
Некогда были дикие псы в погребах твоих, но в конце концов обратились они в
Из своих ядов сварил ты себе бальзам свой; ты доил корову — скорбь свою, —
И отныне ничего злого не вырастает из тебя, кроме зла, которое вырастает из
Брат мой, если ты счастлив, то у тебя одна добродетель, и не более:
Почтенно иметь много добродетелей, но это тяжёлая участь, и многие шли в
Брат мой, зло ли война и битвы? Однако это зло необходимо, необходимы и зависть,
Посмотри, как каждая из твоих добродетелей жаждет высшего: она хочет всего
Ревнива каждая добродетель в отношении другой, а ревность — ужасная вещь.
Кого окружает пламя ревности, тот обращает наконец, подобно скорпиону,
Ах, брат мой, разве ты никогда ещё не видел, как добродетель клевещет на себя Так говорил Заратустра. О
Вы не хотите убивать, вы, судьи и жертвоприносители, пока
То, что он сам осудил себя, было его высшим мгновением; не допускайте, чтобы
Ваше убийство, судьи, должно быть жалостью, а не мщением. И, убивая, блюдите,
И ты, красный судья, если бы ты громко сказал всё, что ты совершил уже в
Образ сделал этого бледного человека бледным. На высоте своего дела был он,
Всегда смотрел он на себя как на свершителя одного свершения. Безумием
Черта околдовывает курицу; чертовщина, которой он отдался, околдовывает его
Слушайте вы, судьи! Другое безумие существует ещё — это безумие перед
Но я говорю вам: душа его хотела крови, а не грабежа — он жаждал счастья
И теперь опять свинец его вины лежит на нём, и опять его бедный разум стал
Если бы только он мог тряхнуть головою, его бремя скатилось бы вниз; но кто
Что такое этот человек? Клубок диких змей, которые редко вместе бывают
Взгляните на это бедное тело! Что оно выстрадало и чего страстно желало, вот
Кто теперь становится больным, на того нападает зло, которое теперь считается
Некогда были злом сомнение и воля к самому себе. Тогда становился больной
Но это не вмещается в ваши уши: это вредит вашим добрым, говорите вы мне. Но
Я — перила моста на стремительном потоке: держись за меня, кто может за меня Так говорил Заратустра. О
Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей Не легко понять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников.
Кто знает читателя, тот ничего не делает для читателя. Ещё одно столетие
То, что каждый имеет право учиться читать, портит надолго не только писание,
Некогда дух был Богом, потом стал человеком, а ныне становится он даже
Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали
В горах кратчайший путь — с вершины на вершину; но для этого надо иметь
Воздух разрежённый и чистый, опасность близкая и дух, полный радостной злобы,
Я хочу, чтобы вокруг меня были кобольды, ибо мужествен я. Мужество гонит призраки,
Я не чувствую больше вместе с вами: эта туча, что я вижу под собой, эта
Вы смотрите вверх, когда вы стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо я
Кто из вас может одновременно смеяться и быть высоко?
Беззаботными, насмешливыми, сильными — такими хочет нас мудрость: она
Вы говорите мне: «жизнь тяжело нести». Но к чему была бы вам ваша гордость
Что у нас общего с розовой почкой, которая дрожит, ибо капля росы лежит у неё
В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного
И даже мне, расположенному к жизни, кажется, что мотыльки и мыльные пузыри и
Зреть, как порхают они, эти лёгкие вздорные ломкие бойкие душеньки — вот что Я бы поверил только в такого Бога, который умел бы танцевать.
И когда я увидел своего демона, я нашёл его серьёзным, веским, глубоким и
Убивают не гневом, а смехом. Вставайте, помогите нам убить дух тяжести!
Теперь я лёгок, теперь я летаю, теперь я вижу себя под собой, теперь Бог Так говорил Заратустра. О дереве
Заратустра заметил, что один юноша избегает его. И вот однажды
Но ветер, невидимый нами, терзает и гнёт его, куда он хочет. Невидимые руки
Тогда юноша встал в смущении и сказал: «Я слышу Заратустру, я только что
Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю,
Ты сказал истину, Заратустра. Я не верю больше в себя самого, с тех пор как
Когда я наверху, я нахожу себя всегда одиноким. Никто не говорит со мною,
И если бы оно захотело говорить, не нашлось бы никого, кто бы мог понять его:
Теперь ждёт оно и ждёт, — чего же ждёт оно? Оно находится слишком близко к
И когда они вместе прошли немного, Заратустра начал так говорить;
Ты ещё не свободен, ты ищешь ещё свободы. Бодрствующим сделало тебя твоё
В свободную высь стремишься ты, звёзд жаждет твоя душа. Но твои дурные
Твои дикие псы хотят на свободу; они лают от радости в своём погребе, пока
По-моему, ты ещё заключённый в тюрьме, мечтающий о свободе; ах, мудрой
Очиститься должен ещё освободившийся дух. В нём ещё много от тюрьмы и от
Да, я знаю твою опасность. Но моей любовью и надеждой заклинаю я тебя: не
Даже для добрых стоит благородный поперёк дороги; и даже когда они называют
Новое хочет создать благородный, новую добродетель. Старого хочет добрый и
Но не в том опасность для благородного, что он станет добрым, а в том, что он
Ax, я знал благородных, потерявших свою высшую надежду. И теперь клеветали
Теперь жили они, наглые, среди мимолётных удовольствий, и едва ли цели их простирались
Некогда мечтали они стать героями — теперь они сластолюбцы. Печаль и страх
Но моей любовью и надеждой заклинаю я тебя: не отметай героя в своей душе! О
Есть проповедники смерти; и земля полна теми, кому нужно
Земля полна лишними, жизнь испорчена чрезмерным множеством людей. О, если б
Вот они ужасные, что носят в себе хищного зверя и не имеют другого выбора,
Они ещё не стали людьми, эти ужасные; пусть же проповедуют они отвращение к
Они охотно желали бы быть мёртвыми, и мы должны одобрить их волю! Будем же
Погруженные в глубокое уныние и алчные до маленьких случайностей, приносящих
Или же: они хватаются за сласти и смеются при этом своему ребячеству; они
Их мудрость гласит: «Глупец тот, кто остаётся жить, и мы настолько же глупы.
Но они хотят освободиться от жизни; что им за дело, что они ещё крепче
Если бы вы больше верили в жизнь, вы бы меньше отдавались мгновению. Но чтобы
Или «вечную жизнь» — мне всё равно, — если только они не замедлят отправиться О войне
Мы не хотим пощады от наших лучших врагов, а также от тех, кого
Я вижу множество солдат: как хотел бы я видеть много воинов! «Мундиром»
Своего врага ищите вы, свою войну ведите вы, войну за свои мысли! И если ваша
Я призываю вас не к работе, а к борьбе. Я призываю вас не к миру, а к победе.
Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему. Не ваша
Что хорошо? спрашиваете вы. Хорошо быть храбрым. Предоставьте маленьким
Вас называют бессердечными — но ваше сердце неподдельно, и я люблю
Вы безобразны? Ну, что ж, братья мои! Окутайте себя возвышенным, этой мантией
В злобе встречается высокомерный со слабым. Но они не понимают друг друга. Я
Враги у вас должны быть только такие, которых бы вы ненавидели, а не такие,
Восстание — это доблесть раба. Вашей доблестью да будет повиновение! Само
Ваша любовь к жизни да будет любовью к вашей высшей надежде — а этой высшей
Итак, живите своей жизнью повиновения и войны! Что пользы в долгой жизни! О новом
Кое-где существуют ещё народы и стада, но не у нас, братья мои;
Государство? Что это такое? Итак, слушайте меня, ибо теперь я скажу вам своё
Государством называется самое холодное из всех холодных чудовищ. Холодно лжёт
Это — ложь! Созидателями были те, кто создали народы и дали им веру и любовь;
Разрушители — это те, кто ставит ловушки для многих и называет их
Где ещё существует народ, не понимает он государства и ненавидит его, как
Это знамение даю я вам: каждый народ говорит на своём языке о добре и зле —
Но государство лжёт на всех языках о добре и зле: и что оно говорит, оно лжёт
Всё в нём поддельно: крадеными зубами кусает оно, зубастое. Поддельна даже
Смешение языков в добре и зле: это знамение даю я вам как знамение
Приманить хочет он вас, вы, многое множество! И вот изобретена была адская
Посмотрите же на этих лишних людей! Они крадут произведения изобретателей и
Посмотрите же на этих лишних людей! Богатства приобретают они и делаются от
Все они хотят достичь трона: безумие их в том — будто счастье восседало бы на
По-моему, все они безумцы, карабкающиеся обезьяны и находящиеся в бреду.
Братья мои, разве хотите вы задохнуться в чаду их пастей и вожделений! Скорее
Ещё свободной стоит для великих душ свободная жизнь. Поистине, кто обладает
Туда, где кончается государство, — туда смотрите, братья мои! Разве вы О
Беги, мой друг, в своё уединение! Я вижу, ты оглушён шумом
С достоинством умеют лес и скалы хранить молчание вместе с тобою. Опять
Где кончается уединение, там начинается базар; и где начинается базар,
В мире самые лучшие вещи ничего ещё не стоят, если никто не представляет их;
Плохо понимает народ великое, т. е. творящее. Но любит он всех представителей
Вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир — незримо вращается он. Но
У комедианта есть дух, но мало совести духа. Всегда верит он в то, чем он
Опрокинуть — называется у него: доказать. Сделать сумасшедшим — называется у
Истину, проскальзывающую только в тонкие уши, называет он ложью и ничем.
Но минута настойчиво торопит их: оттого и они торопят тебя. И от тебя хотят
От этих стремительных удались в безопасность: лишь на базаре нападают с
В сторону от базара и славы уходит всё великое: в стороне от базара и славы
Беги, мой друг, в своё уединение: я вижу тебя искусанным ядовитыми мухами.
Не поднимай руки против них! Они — бесчисленны, и не твоё назначение быть
Бесчисленны эти маленькие, жалкие люди; и не одному уже гордому зданию
Ты не камень, но ты стал уже впалым от множества капель. Ты будешь ещё
Усталым вижу я тебя от ядовитых мух, исцарапанным в кровь вижу я тебя в
Крови твоей хотели бы они при всей невинности, крови жаждут их бескровные
Но ты глубокий, ты страдаешь слишком глубоко даже от малых ран; и прежде чем
Ты кажешься мне слишком гордым, чтобы убивать этих лакомок. Но берегись,
Они льстят тебе, как богу или дьяволу; они визжат перед тобою, как перед
Также бывают они часто любезны с тобою. Но это всегда было хитростью
Они наказывают тебя за все твои добродетели. Они вполне прощают тебе только —
Потому что ты кроток и справедлив, ты говоришь: «Невиновны они в своём
Даже когда ты снисходителен к ним, они всё-таки чувствуют, что ты презираешь
Твоя гордость без слов всегда противоречит их вкусу; они громко радуются,
То, что мы узнаём в человеке, воспламеняем мы в нём. Остерегайся же маленьких
Разве ты не замечал, как часто умолкали они, когда ты подходил к ним, и как
Твои ближние будут всегда ядовитыми мухами; то, что есть в тебе великого, —
Беги, мой друг, в своё уединение, туда, где веет суровый, свежий воздух! Не О
Я люблю лес. В городах трудно жить: там слишком много похотливых
Не лучше ли попасть в руки убийцы, чем в мечты похотливой женщины?
Грязь на дне их души; и горе, если у грязи их есть ещё дух! Разве я советую вам убивать свои чувства? Я советую вам невинность чувств.
Разве целомудрие я советую вам? У иных целомудрие есть добродетель, но у
Они, быть может, воздерживаются — но сука-чувственность проглядывает с
Даже до высот их добродетели и вплоть до сурового духа их следует за ними это
И как ловко умеет сука-чувственность молить о куске духа, когда ей отказывают
У вас слишком жестокие глаза, и вы похотливо смотрите на страдающих. Не
Кому тягостно целомудрие, тому надо его отсоветовать: чтобы не сделалось оно Разве я говорю о грязных вещах? По-моему, это не есть ещё худшее.
Познающий не любит погружаться в воду истины не тогда, когда она грязна, но
Поистине, есть целомудренные до глубины души: они более кротки сердцем, они
Они смеются также и над целомудрием и спрашивают: «Что такое целомудрие?
Мы предложили этому гостю приют и сердце: теперь он живёт у нас — пусть О друге
«Всегда быть одному слишком много для меня» — так думает
Ах, существует слишком много бездонных глубин для всех отшельников! Поэтому
Наша вера в других выдаёт, где мы охотно хотели бы верить в самих себя. Наша
И часто с помощью любви хотят лишь перескочить через зависть. Часто нападают
Если ты хочешь иметь друга, ты должен вести войну за него; а чтобы вести
Ты должен в своём друге уважать ещё врага. Разве ты можешь близко подойти к
Ты не хочешь перед другом своим носить одежды? Для твоего друга должно быть
Видел ли ты своего друга спящим, чтобы знать, как он выглядит? Что такое лицо
Видел ли ты своего друга спящим? Испугался ли ты, что так выглядит твой друг?
Мастером в угадывании и молчании должен быть друг: не всего следует тебе
Пусть будет твоё сострадание угадыванием: ты должен сперва узнать, хочет ли
Пусть будет сострадание к другу сокрыто под твёрдой корой, на ней должен ты
Являешься ли ты чистым воздухом, и одиночеством, и хлебом, и лекарством для
Не раб ли ты? Тогда ты не можешь быть другом. Не тиран ли ты? Тогда ты не
Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина не способна
В любви женщины есть несправедливость и слепота ко всему, чего она не любит.
Ещё не способна женщина к дружбе: женщины всё ещё кошки и птицы. Или, в
Ещё не способна женщина к дружбе. Но скажите мне вы, мужчины, кто же среди
Существует товарищество; пусть будет и дружба! О
Много стран видел Заратустра и много народов — так открыл он
Ни один народ не мог бы жить, не сделав сперва оценки: если хочет он
Многое, что у одного народа называлось добром, у другого называлось
Никогда один сосед не понимал другого: всегда удивлялась душа его безумству и
Скрижаль добра висит над каждым народом. Взгляни, это скрижаль преодолений
Похвально то, что кажется ему трудным; всё неизбежное и трудное называет он
Всё способствующее тому, что он господствует, побеждает и блестит на страх и
Поистине, брат мой, если узнал ты потребность народа, и страну, и небо, и
Поистине, люди дали себе всё добро и всё зло своё. Поистине, они не заимствовали
Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, — он создал
Оценивать — значит созидать: слушайте, вы, созидающие! Оценивать — это
Через оценку впервые является ценность; и без оценки был бы пуст орех бытия.
Созидающими были сперва народы и лишь позднее отдельные личности; поистине,
Народы некогда наносили на себя скрижаль добра. Любовь, желающая господствовать,
Тяга к стаду старше происхождением, чем тяга к Я; и покуда чистая
Поистине, лукавое Я, лишённое любви, ищущее своей пользы в пользе
Любящие были всегда и созидающими, они создали добро и зло. Огонь любви и
Много стран видел Заратустра и много народов; большей власти не нашёл Заратустра
Поистине, чудовищем является власть этих похвал и этой хулы. Скажите, братья,
Но скажите же мне, братья мои: если человечеству недостаёт ещё цели, то, быть О любви
Вы жмётесь к ближнему, и для этого есть у вас прекрасные слова.
Вы бежите к ближнему от самих себя и хотели бы из этого сделать себе добродетель;
Разве я советую вам любовь к ближнему? Скорее я советую вам бежать от
Этот призрак, витающий перед тобою, брат мой, прекраснее тебя; почему же не
Вы не выносите самих себя и недостаточно себя любите; и вот вы хотели бы
Я хотел бы, чтобы все ближние и соседи их стали для вас невыносимы; тогда вы
Вы приглашаете свидетеля, когда хотите хвалить себя; и когда вы склонили его
Лжёт не только тот, кто говорит вопреки своему знанию, но ещё больше тот, кто
Так говорит глупец: «Общение с людьми портит характер, особенно когда нет
Один идёт к ближнему, потому что он ищет себя, а другой — потому что он хотел
Дальние оплачивают вашу любовь к ближнему; и если вы соберётесь впятером,
Я не люблю ваших празднеств; слишком много лицедеев находил я там, и даже
Не о ближнем учу я вас, но о друге. Пусть друг будет для вас праздником земли
Я учу вас о друге и переполненном сердце его. Но надо уметь быть губкою, если
Я учу вас о друге, в котором мир предстоит завершённым, как чаша добра, — о
И как мир развернулся для него, так опять он свёртывается вместе с ним,
Будущее и самое дальнее пусть будет причиною твоего сегодня: в своём друге ты
Братья мои, не любовь к ближнему советую я вам — я советую вам любовь к Так говорил Заратустра. О пути
Ты хочешь, брат мой, идти в уединение? Ты хочешь искать дороги к
Голос стада будет звучать ещё и в тебе! И когда ты скажешь: «у меня уже не одна
Смотри, само это страдание породила ещё единая совесть: и последнее
Но ты хочешь следовать голосу своей печали, который есть путь к самому себе?
Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не
Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя? Таких не мало,
Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен
Сегодня ещё страдаешь ты от множества, ты, одинокий: сегодня ещё есть у тебя
Но когда-нибудь ты устанешь от одиночества, когда-нибудь гордость твоя
Ты стал выше их; но чем выше ты подымаешься, тем меньшим кажешься ты в глазах
Несправедливость и грязь бросают они вослед одинокому; но, брат мой, если
Остерегайся также святой простоты! Всё для неё нечестиво, что не просто; она
И остерегайся также приступов своей любви! Слишком скоро протягивает одинокий
Иному ты должен подать не руку, а только лапу — и я хочу, чтобы у твоей лапы
Но самым опасным врагом, которого ты можешь встретить, будешь всегда ты сам;
Одинокий, ты идёшь дорогою к самому себе! И твоя дорога идёт впереди тебя
Надо, чтобы ты сжёг себя в своём собственном пламени: как же мог бы ты
Созидать хочет любящий, ибо он презирает! Что знает о любви тот, кто не
С моими слезами иди в своё уединение, брат мой. Я люблю того, кто хочет О
«Отчего крадёшься ты так робко в сумерках, о Заратустра? И что
Но она беспокойна, как малое дитя; и если бы я не зажимал ей рта, она кричала
Когда сегодня я шёл один своею дорогой, в час, когда солнце садится, мне
И я возразил ей: «О женщине надо говорить только мужчинам».
И я внял просьбе старушки и так говорил ей:
Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда ребёнок. Но что же женщина
Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина — для отдохновения воина;
Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому любит он женщину; в самой Лучше мужчины понимает женщина детей, но мужчина больше ребёнок, чем женщина.
В настоящем мужчине сокрыто дитя, которое хочет играть. Ну-ка, женщины,
Пусть луч звезды сияет в вашей любви! Пусть вашей надеждой будет: «о, если бы
Пусть в вашей любви будет ваша честь! Вообще женщина мало понимает в чести.
Пусть мужчина боится женщины, когда она любит: ибо она приносит любую жертву
Пусть мужчина боится женщины, когда она ненавидит: ибо мужчина в глубине души
Кого ненавидит женщина больше всего? — Так говорило железо магниту: «я
Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщины называется: он хочет.
И повиноваться должна женщина, и найти глубину к своей поверхности.
Но душа мужчины глубока, её бурный поток шумит в подземных пещерах; женщина
Странно, Заратустра знает мало женщин, и, однако, он прав относительно их. Не Об
Однажды Заратустра заснул под смоковницей, ибо было жарко, и
Когда Заратустра однажды рассказал это ученикам своим, они спросили: «В чём
Если есть враг у вас, не платите ему за зло добром: ибо это пристыдило бы
И лучше сердитесь, но не стыдите! И когда проклинают вас, мне не нравится,
Разве вы уже знали это? Разделённая с другими несправедливость есть уже
Благороднее считать себя неправым, чем оказаться правым, особенно если ты
Я не люблю вашей холодной справедливости; во взоре ваших судей видится мне
Скажите, где находится справедливость, которая есть любовь с ясновидящими
Но как мог бы я быть совсем справедливым! Как мог бы я каждому воздать своё!
Наконец, братья мои, остерегайтесь быть несправедливыми к отшельникам! Как О
Есть у меня вопрос к тебе, брат мой; точно некий лот, бросаю я
Ты молод и желаешь ребёнка и брака. Но я спрашиваю тебя: настолько ли ты
Или в твоём желании говорят зверь и потребность? Или одиночество? Или разлад
Дальше себя должен ты строить. Но сперва ты должен сам быть построен
Не только вширь должен ты расти, но и ввысь! Да поможет тебе в этом сад
Брак — так называю я волю двух создать одного, который больше создавших его.
Да будет это смыслом и правдой твоего брака. Но то, что называют браком
Ну что ж, я не хочу этого неба лишних людей! Нет, не надо мне их, этих
Да, я хотел бы, чтобы земля дрожала в судорогах, когда святой сочетается с
Один вышел, как герой, искать истины, а в конце добыл он себе маленькую
Другой был требователен в общении и разборчив в выборе. Но одним разом
Третий искал служанки с добродетелями ангела. Но одним разом стал он
Осторожными находил я всех покупателей, и у всех у них были хитрые глаза. Но
Много коротких безумств — это называется у вас любовью. И ваш брак, как одна
Ваша любовь к жене и любовь жены к мужу — ах, если бы могла она быть жалостью
И даже ваша лучшая любовь есть только восторженный символ и болезненный пыл.
Когда-нибудь вы должны будете любить дальше себя! Начните же учиться
Горечь содержится в чаше даже лучшей любви: так возбуждает она тоску по О
Многие умирают слишком поздно, а некоторые — слишком рано. Ещё
Конечно, кто никогда не жил вовремя, как мог бы он умереть вовремя? Ему бы
Но даже лишние люди важничают ещё своею смертью, и даже самый пустой орех
Серьёзно относятся все к смерти; но смерть не есть ещё праздник. Ещё не
Совершенную смерть показываю я вам; она для живущих становится жалом и
Своею смертью умирает совершивший свой путь, умирает победоносно, окружённый
Следовало бы научиться умирать; и не должно быть праздника там, где такой
Но как борющемуся, так и победителю одинаково ненавистна ваша смерть, которая
Свою смерть хвалю я вам, свободную смерть, которая приходит ко мне, потому
И когда же захочу я? — У кою есть цель и наследник, тот хочет смерти вовремя
Из глубокого уважения к цели и наследнику не повесит он сухих венков в
Поистине, не хочу я походить на тех, кто сучит верёвку: они тянут свои нити в
Иные становятся для своих истин и побед слишком стары; беззубый рот не имеет
И каждый желающий славы должен уметь вовремя проститься с почестью и знать
Надо перестать позволять себя есть, когда находят тебя особенно вкусным, —
Есть, конечно, кислые яблоки, участь которых — ждать до последнего дня осени;
У одних сперва стареет сердце, у других — ум. Иные бывают стариками в юности;
Иному не удаётся жизнь: ядовитый червь гложет ему сердце. Пусть же
Иной не бывает никогда сладким: он гниёт ещё летом. Одна трусость удерживает
Живут слишком многие, и слишком долго висят они на своих сучьях. Пусть же
Ах, вы проповедуете терпение ко всему земному? Но это земное слишком долго
Он знал только слёзы и скорбь иудея, вместе с ненавистью добрых и праведных —
Зачем не остался он в пустыне и вдали от добрых и праведных! Быть может, он
Верьте мне, братья мои! Он умер слишком рано; он сам отрёкся бы от своего
Но зрелый муж больше ребёнок, чем юноша, и меньше скорби в нём: лучше понимает
Свободный к смерти и свободный в смерти, он говорит священное Нет, когда нет
Да не будет ваша смерть хулою на человека и землю, друзья мои: этого прошу я
В вашей смерти должны ещё гореть ваш дух и ваша добродетель, как вечерняя
Так хочу я сам умереть, чтобы вы, друзья, ради меня ещё больше любили землю;
Поистине, была цель у Заратустры, он бросил свой мяч; теперь будьте вы,
Больше всего люблю я смотреть на вас, друзья мои, когда вы бросаете золотой О
1 Когда Заратустра простился с городом, который любило сердце его
Только как символ высшей добродетели достигло золото высшей ценности. Как
Необыкновенна и бесполезна высшая добродетель, блестяща и кротка она в своём
Поистине, я угадываю вас, ученики мои: вы стремитесь, подобно мне, к дарящей
Ненасытно стремится ваша душа к сокровищам и всему драгоценному, ибо
Вы принуждаете все вещи приблизиться к вам и войти в вас, чтобы обратно
Поистине, в грабителя всех ценностей должна обратиться такая дарящая любовь;
Воровским глазом смотрит оно на всё блестящее; алчностью голода измеряет оно
Болезнь и невидимое вырождение говорят в этой алчности; о чахлом теле говорит
Скажите мне, братья мои: что считается у нас худым и наихудшим? Не есть ли
Вверх идёт наш путь, от рода к другому роду, более высокому. Но ужасом
Вверх летит наше чувство: ибо оно есть символ нашего тела, символ возвышения. Так проходит тело через историю, становящееся и борющееся. А дух — что он для тела? Глашатай его битв и побед, товарищ и отголосок.
Символы все — имена добра и зла: они ничего не выражают, они только
Будьте внимательны, братья мои, к каждому часу, когда ваш дух хочет говорить
Когда ваше сердце бьётся широко и полно, как бурный поток, который есть благо
Когда вы возвысились над похвалою и порицанием и ваша воля, как воля
Когда вы презираете удобство и мягкое ложе и можете ложиться недостаточно
Когда вы хотите единой воли и эта обходимость всех нужд называется у вас
Поистине, она есть новое добро и новое зло! Поистине, это — новое глубокое 2 Здесь Заратустра умолк на минуту и с любовью смотрел на своих
Не позволяйте вашей добродетели улетать от земного и биться крыльями о вечные
Сотни раз делали попытку и заблуждались до сих пор как дух, так и
Ещё боремся мы шаг за шагом с исполином случаем, и над всем человечеством
Да послужат ваш дух и ваша добродетель, братья мои, смыслу земли: ценность
Врач, исцелись сам, и ты исцелишь также и своего больного. Было бы лучшей
Есть тысячи троп, по которым ещё никогда не ходили, тысячи здоровий и скрытых
Бодрствуйте и прислушивайтесь, вы, одинокие! Неслышными взмахами крыл веют из
Вы, сегодня ещё одинокие, вы, живущие вдали, вы будете некогда народом: от
Поистине, местом выздоровления должна ещё стать земля! И уже веет вокруг неё 3 Сказав эти слова, Заратустра умолк, как тот, кто не сказал ещё
Поистине, я советую вам: уходите от меня и защищайтесь от Заратустры! А ещё
Человек познания должен не только любить своих врагов, но уметь ненавидеть
Плохо отплачивает тот учителю, кто навсегда остаётся только учеником. И
Теперь я велю вам потерять меня и найти себя; и только когда вы все
Поистине, другими глазами, братья мои, я буду тогда искать утерянных мною;
И некогда вы должны будете ещё стать моими друзьями и детьми единой надежды;
Великий полдень — когда человек стоит посреди своего пути между животным и
И тогда заходящий сам благословит себя за то, что был он переходящий; и
|
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
|
—
Поистине, другими глазами, братья мои, я буду тогда искать утерянных мною;
|
Заратустра,
о дарящей добродетели
|
Ребёнок с зеркалом
После
Так проходили у одинокого месяцы и годы; но мудрость его росла и причиняла
Но в одно утро проснулся он ещё задолго до зари, долго припоминал что-то,
Поистине, слишком хорошо понимаю я знамение снов и предостережение их: моё учение
Утеряны для меня мои друзья; настал мой час искать утерянных мною!»
Что же случилось со мной, звери мои? — сказал Заратустра. — Разве я не
Моя нетерпеливая любовь изливается через край в бурных потоках, бежит с высот
Слишком долго тосковал я и смотрел вдаль. Слишком долго принадлежал я одиночеству
Я всецело сделался устами и шумом ручья, ниспадающего с высоких скал; вниз, в
И пусть низринется поток моей любви туда, где нет пути! Как не найти потоку в
Слишком медленно течёт для меня всякая речь — в твою колесницу я прыгаю,
И когда я хочу сесть на своего самого дикого коня, моё копьё помогает мне
Грозно будет тогда вздыматься моя грудь; грозно, по горам взбушует буря её —
Поистине, как буря, грядёт моё счастье и моя свобода! Но мои враги должны
Даже вы, друзья мои, испугаетесь моей дикой мудрости и, быть может, убежите
Ах, если бы сумел я пастушеской свирелью обратно привлечь вас! Ах, если бы
Теперь, безумная, бегает она по суровой пустыне и ищет, всё ищет мягкого
|
|
На блаженных Плоды
Так, подобно плодам смоковницы, падают к вам эти наставления, друзья мои;
Посмотрите, какое обилие вокруг нас! И среди этого преизбытка хорошо смотреть
Некогда говорили: Бог, — когда смотрели на дальние моря; но теперь учил я вас
Бог есть предположение, но я хочу, чтобы ваше предположение простиралось не
Могли бы вы создать Бога? — Так не говорите же мне о всяких богах! Но
Быть может, не вы сами, братья мои! Но вы могли бы пересоздать себя в отцов и
Могли бы вы мыслить Бога? — Но пусть это означает для вас волю к
Но я хочу совсем открыть вам своё сердце, друзья мои: если бы Правда, я сделал этот вывод; но теперь он выводит меня.
Бог есть предположение; но кто испил бы всю муку этого предположения и не
Злым и враждебным человеку называю я всё это учение о едином, полном,
Да, много горького умирания должно быть в вашей жизни, вы, созидающие. Так
Чтобы сам созидающий стал новорожденным, — для этого должен он хотеть быть
Поистине, через сотни душ шёл я своею дорогою, через сотни колыбелей и
Но так хочет моя созидающая воля, моя судьба. Или, говоря вам откровеннее:
Всё чувствующее страдает во мне и находится в темнице; но моя воля всегда
Воля освобождает: таково истинное учение о воле и свободе — ему учит вас
Не хотеть больше, не ценить больше и не созидать больше! ах, пусть эта
Прочь от Бога и богов тянула меня эта воля; и что осталось бы созидать, если
Ах, люди, в камне дремлет для меня образ, образ моих образов! Ах, он должен
|
|
О сострадательных Друзья Но сам человек называется у познающего: зверь, имеющий красные щёки.
Откуда у него это имя? Не потому ли, что слишком часто должен был он
Поистине, не люблю я сострадательных, блаженных в своём сострадании: слишком
Если должен я быть сострадательным, всё-таки не хочу я называться им; и если я
Я люблю скрывать своё лицо и убегаю, прежде чем узнан я; так советую я делать
С тех пор как существуют люди, человек слишком мало радовался; лишь это,
Поэтому умываю я руку, помогавшую страдающему, поэтому вытираю я также и
Ибо когда я видел страдающего страдающим, я стыдился его из-за стыда его; и
Большие одолжения порождают не благодарных, а мстительных; и если маленькое
Но я из тех, кто дарит: я люблю дарить как друг — друзьям. Но пусть чужие и
Но нищих надо бы совсем уничтожить! Поистине, сердишься, что даёшь им, и
И заодно с ними грешников и угрызения совести! Верьте мне, друзья мои:
Но хуже всего мелкие мысли. Поистине, лучше уж совершить злое, чем подумать
Злое дело похоже на нарыв: оно зудит, и чешется, и нарывает, — оно говорит
Но мелкая мысль похожа на грибок: он и ползёт, и прячется, и нигде не хочет
Но тому, кто одержим чёртом, я так говорю на ухо: «Лучше, чтобы ты вырастил Трудно жить с людьми, ибо так трудно хранить молчание.
И не к тому, кто противен нам, бываем мы больше всего несправедливы, а к
Но если есть у тебя страдающий друг, то будь для страдания его местом
И если друг делает тебе что-нибудь дурное, говори ему: «Я прощаю тебе, что ты
Надо сдерживать своё сердце; стоит только распустить его, и как быстро каждый
И недавно я слышал, как говорил он такие слова: «Бог мёртв; из-за сострадания Но все созидающие тверды. Так говорил Заратустра.
|
|
О священниках И
Они — злые враги: нет ничего мстительнее смирения их. И легко оскверняется
Но моя кровь родственна их крови, и я хочу, чтобы моя кровь была почтена в их
Я страдаю и страдал с ними: для меня они — пленники и клеймёные. Тот, кого
Но наконец она пробуждается, выслеживает, пожирает и проглатывает всё, что
О, посмотрите же на эти жилища, что построили себе эти священники! Церквами
О, этот поддельный свет, этот спёртый воздух! Здесь душа не смеет взлететь на
Они называли Богом, что противоречило им и причиняло страдание; и поистине,
И кто живёт вблизи их, живёт вблизи чёрных прудов, откуда жаба, в сладкой
Лучшие песни должны бы они мне петь, чтобы научился я верить их избавителю:
В их сострадании утонул их дух, и, когда они вздувались от сострадания, на
Гневно, с криком гнали они своё стадо по своей тропинке, как будто к будущему
Но кровь — самый худший свидетель истины; кровь отравляет самое чистое учение
А если кто и идёт на огонь из-за своего учения — что же это доказывает!
Поистине, были люди более великие и более высокие по рождению, чем те, кого
Ещё слишком похожи они друг на друга. Поистине, даже самого великого из них
|
|
О добродетельных Громом Но голос красоты говорит тихо: он вкрадывается только в самые чуткие души.
Тихо вздрагивал и смеялся сегодня мой гербовый щит: это священный смех и
Над вами, вы, добродетельные, смеялась сегодня моя красота. И до меня
Ах, вот моё горе: в основу вещей коварно волгали награду и наказание — и даже
Всё сокровенное вашей основы должно выйти на свет; и когда вы будете лежать
Ибо вот ваша истина: вы слишком чистоплотны для грязи таких слов, как
Вы любите вашу добродетель, как мать любит своё дитя; но когда же слыхано
И каждое дело вашей добродетели похоже на гаснущую звезду: её свет всегда
Пусть ваша добродетель будет вашим Само, а не чем-то посторонним, кожей,
Есть и такие, которых тянет вниз: их демоны тянут их. Но чем ниже они
Ах, и такой крик достигал ваших ушей, вы, добродетельные: «Что не я,
Поистине, они забавляют меня: где бы я ни находил такие часы, я завожу их
Ах, как дурно звучит слово «добродетель» в их устах! И когда они говорят: «Мы
Но опять есть и такие, что сидят в своём болоте и так говорят из тростника:
Мы никого не кусаем и избегаем тех, кто хочет укусить; и во всём мы держимся
Опять-таки есть и такие, что любят жесты и думают: добродетель — это род
Их колени всегда преклоняются, а их руки восхваляют добродетель, но сердце их
Но есть и такие, что считают за добродетель сказать: «Добродетель
И многие, кто не могут видеть высокого в людях, называют добродетелью, когда
Одни хотят поучаться и стать на путь истинный и называют его добродетелью; а
И таким образом, почти все верят, что участвуют в добродетели; и все хотят по
Но не для того пришёл Заратустра, чтобы сказать всем этим лжецам и глупцам:
Ах, друзья мои! Пусть ваше Само отразится в поступке, как мать
Они играли у моря — вдруг пришла волна и смыла у них в пучину их игрушку:
Но та же волна должна принести им новые игрушки и рассыпать перед ними новые
|
|
О людском отребье Жизнь
Всё чистое люблю я; но я не могу видеть морд с оскаленными зубами и жажду
Они бросали свой взор в глубь родника; и вот мне светится из родника их
Священную воду отравили они своею похотью; и когда они свои грязные сны
Негодует пламя, когда они свои отсыревшие сердца кладут на огонь; сам дух
Приторным и гнилым становится плод в их руках: взор их подтачивает корень и
И многие, кто отвернулись от жизни, отвернулись только от отребья: они не
И многие, кто уходили в пустыню и вместе с хищными зверями терпели жажду, не
И многие приходившие опустошением и градом на все хлебные поля хотели только
И знать, что для самой жизни нужны вражда и смерть и кресты мучеников, — это
И, зажав нос, шёл я, негодующий, через все вчера и сегодня: поистине, дурно
С трудом, осторожно поднимался мои дух по лестнице; крохи радости были
Что же случилось со мной? Как избавился я от отвращения? Кто омолодил мой
Бросьте же, друзья, свой чистый взор в родник моей радости! Разве помутится
На дереве будущего вьём мы своё гнездо; орлы должны в своих клювах приносить
И, подобно могучим ветрам, хотим мы жить над ними, соседи орлам, соседи
И, подобно ветру, хочу я когда-нибудь ещё подуть среди них и своим духом
Поистине, могучий ветер Заратустра для всех низин; и такой совет даёт он
|
|
О тарантулах Взгляни,
Вот идёт он добровольно: здравствуй, тарантул! Чёрным сидит на твоей спине
Мщение сидит в твоей душе: куда ты укусишь, там вырастает чёрный струп;
Поэтому и рву я вашу сеть, чтобы ярость ваша выманила вас из вашей пещеры лжи
Но другого, конечно, хотят тарантулы. «По-нашему, справедливость будет именно
И ещё: «Воля к равенству — вот что должно стать отныне именем для
То, о чём молчал отец, начинает говорить в сыне; и часто находил я в сыне
На вдохновенных похожи они; но не сердце вдохновляет их — а месть. И если они
Их зависть приводит их даже на путь мыслителей; и в том отличительная черта
В каждой жалобе их звучит мщение, в каждой похвале их есть желание причинить
Но я советую вам, друзья мои: не доверяйте никому, в ком сильно стремление
Не доверяйте всем тем, кто много говорят о своей справедливости! Поистине, их
И если они сами себя называют «добрыми и праведными», не забывайте, что им
Есть такие, что проповедуют моё учение о жизни — и в то же время они
Они говорят в пользу жизни, эти ядовитые пауки, хотя они сидят в своих
Этим они хотят причинять страдание всем, у кого теперь власть: ибо у этих
Будь иначе, и тарантулы учили бы иначе: ибо они некогда были худшими
Я не хочу, чтобы меня смешивали или ставили наравне с этими проповедниками
И они не должны быть равны! Чем была бы моя любовь к сверхчеловеку, если бы я
И посмотрите, друзья мои! Здесь, где пещера тарантула, высятся развалины
Как божественно преломляются здесь, в борьбе, своды и дуги; как светом и
|
|
О прославленных Народу
И потому только выносили ваше неверие, что оно было остроумным окольным путём
Но кто же ненавистен народу, как волк собакам, — свободный ум, враг цепей,
Выгнать его из его убежища — это называлось всегда у народа «чувством
Своему народу хотели вы дать оправдание в его поклонении; это называли вы Упрямые и смышлёные, как ослы, вы всегда были ходатаями за народ.
И многие властители, желавшие ладить с народом, впрягали впереди своих коней
А теперь, прославленные мудрецы, хотелось бы мне, чтобы вы наконец совсем
Правдивым называю я того, кто идёт в пустыни, где нет богов, и разбивает своё
На жёлтом песке, палимый солнцем, украдкой смотрит он с жадностью на богатые
Но его жажда не может заставить его сделаться похожим на этих довольных: ибо, Быть голодным, сильным, одиноким и безбожным — так хочет воля льва.
Быть свободным от счастья рабов, избавленных от богов и поклонения им,
В пустыне жили исконно правдивые, свободные умы, как господа пустыни; но в
Ибо всегда тянут они, как ослы, — телегу народа!
И часто бывали они хорошими слугами, достойными награды. Ибо так говорит
Но во всём обходитесь вы, по-моему, слишком запросто с духом; и из мудрости
Вы не орлы — оттого и не испытывали вы счастья в испуге духа. И кто не птица,
Вы кажетесь мне тёплыми; но холодом веет от всякого глубокого познания.
Вот стоите вы, чтимые, строгие, с прямыми спинами, вы, прославленные мудрецы!
Видели ли вы когда-нибудь парус на море, округлённый, надутый ветром и
|
|
Ночная песнь Ночь:
Ночь: теперь только пробуждаются все песни влюблённых. И моя душа тоже песнь
Что-то неутолённое, неутолимое есть во мне; оно хочет говорить. Жажда любви
Я — свет; ах, если бы быть мне ночью! Но в том и одиночество моё, что опоясан
Ах, если бы быть мне тёмным и ночным! Как упивался бы я сосцами света!
Но я живу в своём собственном свете, я вновь поглощаю пламя, что исходит из
Я не знаю счастья берущего; и часто мечтал я о том, что красть должно быть
В том моя бедность, что моя рука никогда не отдыхает от дарения; в том моя
О горе всех, кто дарит! О затмение моего солнца! О алкание желаний! О ярый
Голод вырастает из моей красоты; причинить страдание хотел бы я тем, кому я
Отдёрнуть руку, когда другая рука уже протягивается к ней; медлить, как
Такое мщение измышляет мой избыток; такое коварство рождается из моего
Моё счастье дарить замерло в дарении, моя добродетель устала от себя самой и
Мои глаза не делаются уже влажными перед стыдом просящих; моя рука слишком
Куда же девались слёзы из моих глаз и пушок из моего сердца? О одиночество
О, в этом и есть вражда света ко всему светящемуся: безжалостно проходит он
Несправедливое в глубине сердца ко всему светящемуся, равнодушное к другим
Как буря, несутся солнца своими путями, в этом — движение их. Своей
О, это вы, тёмные ночи, создаёте теплоту из всего светящегося! О, только вы Ночь: теперь говорят громче все бьющие ключи. И душа моя тоже бьющий ключ.
Ночь: теперь пробуждаются все песни влюблённых. И моя душа тоже песнь
|
|
Танцевальная песнь Однажды
Ходатай Бога я перед дьяволом, а он — дух тяжести. Как бы мог я, вы,
И маленького бога найдёт он, любезного девушкам: у колодца лежит он тихо, с
Поистине, среди бела дня уснул он, ленивец! Не гонялся ли он слишком много за _____________________________
В твои глаза заглянул я недавно, о жизнь! И мне показалось, что я погружаюсь
Но ты вытащила меня золотою удочкой; насмешливо смеялась ты, когда я тебя
Но я только изменчива и дика, и во всём я женщина, и притом недобродетельная:
Но вы, мужчины, одаряете нас всегда собственными добродетелями — ах, вы,
И когда я с глазу на глаз говорил со своей дикой мудростью, она сказала мне с
Так обстоит дело между нами тремя. От всего сердца люблю я только жизнь — и
Красива ли она? Почем я знаю! Но и самые старые карпы ещё идут на приманки
Изменчива она и упряма; часто я видел, как кусала она себе губы и путала
Быть может, она зла и лукава, и во всём она женщина; но когда она дурно
И когда я сказал это жизни, она зло улыбнулась и закрыла глаза. «О ком же _____________________________
Так пел Заратустра. Но когда пляска кончилась и девушки ушли, он сделался
Что-то неведомое окружает меня и задумчиво смотрит. Как! Ты жив ещё,
|
|
Надгробная песнь «Там
Так решив в сердце, ехал я по морю. —
От вас, мои дорогие мертвецы, нисходит на меня сладкое благоухание,
И всё-таки я самый богатый и самый завидуемый — я самый одинокий! Ибо вы были
Поистине, слишком быстро умерли вы для меня, вы, беглецы. Но не бежали вы от
Чтобы меня убить, душили вас, вы, певчие птицы моих надежд! Да, в нас,
Разве вы не убивали ликов и самых дорогих чудес моей юности! Товарищей моих
Это проклятие вам, мои враги! Не вы ли укоротили мою вечность, подобно звуку,
Тогда напали вы на меня с грязными призраками; ах, куда же девался теперь тот
И когда я совершал самое трудное для меня и праздновал победу своих
Поистине, вы всегда поступали так: вы отравляли мне мой лучший мёд и старания
К щедрости моей посылали вы всегда самых наглых нищих; вокруг моего
И если приносил я в жертву, что было у меня самого священного, тотчас
И однажды хотел я плясать, как никогда ещё не плясал: выше всех небес хотел я
И теперь он запел заунывную, мрачную песню; ах, он трубил мне в уши, как
Своей поступью хочет идти моими стопами моя закадычная воля; её чувство
Неуязвима во мне только моя пята. Ты жива ещё и верна себе, самая терпеливая!
Да, ты ещё для меня разрушительница всех могил; здравствуй же, моя воля! И
|
|
О самопреодолении «Волею
Но оно должно подчиняться и покоряться вам! Так водит ваша воля. Гладким
В этом вся ваша воля, вы, мудрейшие, как воля к власти, и даже когда вы
Создать хотите вы ещё мир, перед которым вы могли бы преклонить колена, —
Но немудрые, народ, — они подобны реке, по которой плывёт челнок, — и в
Вашу волю и ваши ценности спустили вы на реку становления; старая воля к
То были вы, мудрейшие, кто посадил таких гостей в этот челнок и дал им блеск
Но чтобы поняли вы моё слово о добре и зле, я скажу вам ещё своё слово о
Всё живое проследил я, я прошёл великими и малыми путями, чтобы познать его
Стогранным зеркалом ловил я взор жизни, когда уста её молчали, — дабы её взор
Но где бы ни находил я живое, везде слышал я и речь о послушании. Всё живое
И вот второе: тому повелевают, кто не может повиноваться самому себе. Таково
Но вот третье, что я слышал: повелевать труднее, чем повиноваться. И не потому
И даже когда он повелевает самому себе — он должен ещё искупить своё
Но как же происходит это? — так спрашивал я себя. Что побуждает всё живое
Чтобы сильнейшему служил более слабый — к этому побуждает его воля его,
И как меньший отдаёт себя большему, чтобы тот радовался и власть имел над
В том и жертва великого, чтобы было в нём дерзновение, и опасность, и игра в
А где есть жертва, и служение, и взоры любви, там есть и воля быть
И вот какую тайну поведала мне сама жизнь. «Смотри, — говорила она, — я всегда
И даже ты, познающий, ты только тропа и след моей воли: поистине, моя воля к
Поистине, я говорю вам: добра и зла, которые были бы непреходящими, — не
При помощи ваших ценностей и слов о добре и зле совершаете вы насилие, вы,
Но ещё большее насилие и новое преодоление растёт из ваших ценностей: об них
И кто должен быть творцом в добре и зле, поистине, тот должен быть сперва
Так принадлежит высшее зло к высшему благу; а это благо есть творческое. —
И пусть разобьётся всё, что может разбиться об наши истины! Сколько домов
|
|
О возвышенных Спокойна
Одного возвышенного видел я сегодня, торжественного, кающегося духом; о, как
Увешанный безобразными истинами, своей охотничьей добычей, и богатый
Ещё не научился он смеху и красоте. Мрачным возвратился этот охотник из леса
С битвы, где бился с дикими зверями, вернулся домой он; и сквозь серьёзность
И вы говорите мне, друзья, что о вкусах и привкусах не спорят? Но ведь вся
И только когда он отвратится сам от себя, перепрыгнет он через свою
Слишком долго сидел он в тени, щёки побледнели у кающегося духом; почти умер
Презрение ещё в его взоре, и отвращение таится на его устах. Хотя отдыхает он
Он должен был бы работать, как вол; и его счастье должно бы разить землёю, а
Белым волом хотел бы я его видеть, идущим, фыркая и мыча, впереди плуга, — и
Самое дело его есть ещё тень на нём: рука затемняет того, кто трудится, не Как люблю я в нём выю вола; но теперь хочу я ещё видеть взор ангела.
И от воли своей героя должен он отучиться: вознесённым должен он быть для
Ещё не научилось его познание улыбаться и жить без зависти; ещё не стих поток
Поистине, не в сытости должно смолкнуть и утонуть его желание, а в красоте!
Закинув руку за голову — так должен был бы отдыхать герой, так должен был бы
Но именно для героя красота есть самая трудная вещь. Недостижима
Немного больше, немного меньше: именно это значит здесь много; это значит
Стоять с расслабленными мускулами и распряжённой волей — это и есть самое
И ни от кого не требую я так красоты, как от тебя, могущественный; твоя На всякое зло считаю я тебя способным; поэтому я и требую от тебя добра.
Поистине, я смеялся часто над слабыми, которые мнят себя добрыми, потому что
К столпу добродетели должен ты стремиться: чем выше он подымается, тем
Да, возвышенный, когда-нибудь должен ты быть прекрасным и держать зеркало
Тогда твоя душа будет содрогаться от божественных вожделений — и поклонение
|
|
О стране культуры Слишком
И, оглянувшись кругом, я увидел, что время было моим единственным
Тогда бежал я назад домой — и спешил всё быстрее; так пришёл я к вам, вы,
Впервые посмотрел я на вас как следует и с добрыми желаниями; поистине, с
Но что случилось со мной? Как ни было мне страшно, — я должен был
С лицами, обмазанными пятьюдесятью кляксами, — так сидели вы, к моему удивлению,
Все века и народы пёстро выглядывают из-под ваших покровов; все обычаи и все
Если бы кто освободил вас от ваших покрывал, мантий, красок и жестов, —
Поистине, я сам испуганная птица, однажды увидевшая вас нагими и без красок;
Ибо скорее хотел бы я быть подёнщиком в подземном мире и служить теням
Ибо так говорите вы: «Мы всецело действительность, и притом без веры и
Ах, вот стоите вы предо мной с торчащими рёбрами! И многие из вас хорошо
И они говорили: «Кажется, Бог, пока спал я, что-то отнял у меня? Поистине,
Да, смех вызываете вы во мне, вы, современники! И в особенности когда вы
Но родины не нашёл я нигде: тревожно мне во всех городах и рвусь я прочь из
Чужды мне и смешны современники; к ним ещё недавно влекло меня сердце; и
Так что люблю я ещё только страну детей моих, неоткрытую, лежащую в
Своими детьми хочу я искупить то, что я сын своих отцов; и всем будущим — это
|
|
О непорочном Когда
Но он обманул меня своей беременностью; и скорее ещё я поверю, что месяц —
Конечно, мало похож на мужчину этот застенчивый полуночник. Поистине, с
Ибо полон он похоти и ревности, этот монах в месяце, падок он до земли и всех
Нет, я не люблю его, этого кота на крышах! Противны мне все, кто
Праведна поступь любого правдивца; но кошка ходит по земле, крадучись. Взгляни,
И я называю непорочным познание всех вещей, когда я ничего не хочу от
Где есть красота? Там, где я должен хотеть всею волею; где хочу я
Любить и погибнуть — это согласуется от вечности. Хотеть любви — это значит
Всё-таки я могу сказать истину им — лицемерам! Да, мои рыбьи косточки,
Личиною Бога прикрылись вы перед самими собой, вы, «чистые»: в личине Бога
Поистине, вы обманываете, вы, «созерцающие»! Даже Заратустра был некогда обманут
Душу Бога мечтал я некогда видеть играющей в ваших играх, вы, ищущие чистого
Но я подошёл к вам ближе: тогда наступил для меня день — и теперь
Ибо оно хочет, чтобы солнце целовало его и упивалось им; оно хочет
И для меня в том познание, чтобы всё глубокое поднялось — на мою
|
|
Об учёных Пока
И, сказав это, она чванливо и гордо отошла в сторону. Ребёнок рассказал мне
Люблю я лежать здесь, где играют дети, вдоль развалившейся стены, среди
Я всё ещё учёный для детей, а также для чертополоха и красного мака. Невинны
Но для овец я уже перестал быть учёным: так хочет моя судьба — да будет она
Слишком долго сидела моя душа голодной за их столом; не научился я, подобно
Простор люблю я и воздух над свежей землёй; лучше буду спать я на воловьих
Я слишком горяч и сгораю от собственных мыслей; часто захватывает у меня
Но они прохлаждаются в прохладной тени: они хотят во всём быть только
Подобно тем, кто стоит на улице и глазеет на проходящих, так ждут и они и
Если дотронуться до них руками, от них невольно поднимается пыль, как от
Подобно мельницам, работают они и стучат: только подбрасывай им свои зёрна! —
Они зорко следят за пальцами друг друга и не слишком доверяют один другому.
Я видел, как они всегда с осторожностью приготовляют яд; и всегда надевали
Также в поддельные кости умеют они играть; и я заставал их играющими с таким
Мы чужды друг другу, и их добродетели противны мне ещё более, чем лукавства и И когда я жил у них, я жил над ними. Оттого и невзлюбили они меня.
Они и слышать не хотят, чтобы кто-нибудь ходил над их головами; и потому
Так заглушали они шум от моих шагов; и хуже всего слушали меня до сих пор
Все ошибки и слабости людей нагромождали они между собою и мной: «чёрным
И всё-таки хожу я со своими мыслями над головами их; и даже если бы я
Ибо люди не равны — так говорит справедливость. И чего я хочу, они
|
|
О поэтах «С
Разве переживания мои начались со вчерашнего дня? Давно уже пережил я
Мне пришлось бы быть бочкой памяти, если бы хотел я хранить все основания
Уже и это слишком много для меня — самому хранить свои мнения; и много птиц
И среди них нахожу я и залётного зверька в моей голубятне, он мне чужой и
Но что же сказал тебе однажды Заратустра? Что поэты слишком много лгут? — Но
Веришь ли ты, что сказал он здесь правду? Почему веришь ты этому?» Вера не делает меня блаженными — сказал он, — особенно вера в меня.
Но положим, что кто-нибудь совершенно серьёзно сказал бы, что поэты слишком Мы знаем слишком мало и дурно учимся, поэтому и должны мы лгать.
И кто же из нас, поэтов, не разбавлял бы своего вина? Многие ядовитые смеси
И так как мы мало знаем, то нам от души нравятся нищие духом, особенно если
И даже падки мы к тому, о чём старые бабёнки рассказывают себе по вечерам.
И как будто существует особый, тайный доступ к знанию, скрытый для
Все поэты верят, что если кто-нибудь, лёжа в траве или в уединённой роще,
И когда находят на поэтов приливы нежности, они всегда думают, что сама
Ах, как устал я от всего недостижимого, что непременно хочет быть событием!
Я — от сегодня и от прежде, — сказал он затем, — но есть во мне нечто, что от
Я устал от поэтов, древних и новых: поверхностны для меня они все и
Они недостаточно вдумались в глубину; потому и не опускалось чувство их до Немного похоти и немного скуки — таковы ещё лучшие мысли их.
Дуновением и бегом призраков кажутся мне все звуки их арф; что знали они до
И они любят выдавать себя за примирителей; но посредниками и смесителями
Ах, я закидывал свою сеть в их моря, желая наловить хороших рыб, но постоянно
Так алчущему давало море камень. И сами они могли бы вполне произойти из
Несомненно, попадаются перлы у них; тем более похожи сами они на твёрдые
У моря научились они тщеславию его: не есть ли море павлин из павлинов?
Тупо смотрит буйвол, в своей душе близкий к песку, ещё более близкий к тине, Что ему красота, и море, и убранство павлина! Это сравнение привожу я поэтам.
Поистине, самый дух их — павлин из павлинов и море тщеславия! Я видел уже поэтов изменившимися и направившими взоры на самих себя.
Я видел приближение кающихся духом: они выросли из них. —
|
|
О великих событиях Есть
В ту пору, как Заратустра пребывал на блаженных островах, случилось, что
Так возникло смятение, а через три дня к этому смятению присоединился ещё И вот рассказ о беседе Заратустры с огненным псом.
Земля, сказал он, имеет оболочку; и эта оболочка поражена болезнями. Одна из
А другая из этих болезней называется «огненный пёс»: о нём люди много
Чтобы изведать эту тайну, перешёл я море — и я увидел истину нагою, поистине!
Теперь я знаю, что это за огненный пёс; а также все бесы извержения и
Вы умеете рычать и засыпать пеплом. Вы большие хвастуны и вдосталь изучили
Где вы, там непременно должна быть поблизости тина и много губчатого,
И поверь мне, друг мой, адский шум! Величайшие события — это не наши самые
Не вокруг изобретателей нового шума — вокруг изобретателей новых ценностей
И сознайся только! Мало оказывалось всегда совершившегося, когда твой шум и
В грязи вашего презрения лежала колонна; но таков закон её, что для неё из
Теперь в божественном ореоле восстаёт она, ещё более обольстительная в своём
Ибо оно хочет непременно быть самым важным зверем на земле, государство; и в
И как только сказал я это, огненный пёс, как бешеный, стал извиваться от
Наконец он умолк, и уменьшилось его пыхтение; но как только он умолк, сказал
Дыхание его из золота и золотого дождя: так хочет сердце его. Что ему до
Когда услышал это огненный пёс, он не выдержал, чтобы дослушать меня.
И снова Заратустра качал головой и дивился. «Что мне думать об этом!» —
|
|
Прорицатель «—
Объявилось учение, и рядом с ним семенила вера в него: «Всё пусто, всё равно,
Все мы иссохли; и если бы огонь упал на нас, мы бы рассыпались, как пепел, —
Все источники иссякли, и даже море отступило назад. Земля хочет треснуть, но
Поистине, мы уже слишком устали, чтобы умереть; и мы ещё бодрствуем и
Поистине, — сказал он своим ученикам, — ещё немного, и наступят эти долгие
Вот речь, которую сказал Заратустра, когда проснулся; голос его доходил до
Я отрешился от всякой жизни, так снилось мне. Я сделался ночным и могильным
Там охранял я гробы её; мрачные своды были полны трофеями побед её. Из
Запах запылённой вечности вдыхал я; в удушье и пыли поникла моя душа. И кто
Ключи носил я с собой, самые заржавленные из всех ключей; и я умел отворять
Подобно зловещему карканью, пробегали звуки по длинным ходам, когда
Но было ещё ужаснее и ещё сильнее сжималось моё сердце, когда всё замолкало,
Так медленно тянулось время, если время ещё существовало: почём знаю я это!
Трижды ударили в ворота, как громом, трижды зазвучали и заревели своды в
Тогда бушующий ветер распахнул створы их: свистя, крича, разрезая воздух,
И среди шума, свиста и пронзительного воя раскололся гроб, и из него раздался
И тысяча гримас детей, ангелов, сов, глупцов и бабочек величиной с ребёнка
Страшно испугался я и упал наземь. И я закричал от ужаса, как никогда не
Но собственный крик разбудил меня — и я пришёл в себя». —
Пугать и опрокидывать будешь ты их своим смехом; обморок и пробуждение
И даже когда наступят долгие сумерки и усталость смертельная, ты не
Отныне детский смех всегда будет бить ключом из гробов; отныне всегда будет
Поистине, самих врагов своих видел ты во сне — это был твой самый
|
|
Об избавлении Однажды,
Я вижу и видел худшее и много столь отвратительного, что не обо всём хотелось
И когда я шёл из своего уединения и впервые проходил по этому мосту, я не
Сказав так горбатому и тем, для кого он был рупором и ходатаем, Заратустра
И если переносится мой взор от настоящего к прошлому, всюду находит он то же
Провидец, хотящий, созидающий, само будущее и мост к будущему — и ах, как бы
И вы также часто спрашивали себя: «Кто для нас Заратустра? Как должны мы
Есть ли он обещающий? Или исполняющий? Завоёвывающий? Или наследующий? Осень?
И в том моё творчество и стремление, чтобы собрать и соединить воедино всё,
И как мог бы я быть человеком, если бы человек не был также поэтом,
Обратно не может воля хотеть; что не может она победить время и остановить
Что время не бежит назад, — в этом гнев её; «было» — так называется камень,
И вот катит она камни от гнева и досады и мстит тому, кто не чувствует,
Так стала воля, освободительница, причинять страдание: и на всём, что может
Это, и только это, есть само мщение: отвращение воли ко времени и к
Поистине, великая глупость живёт в нашей воле, и проклятием стало всему
И так как в самом хотящем есть страдание, что не может он обратно хотеть, —
Нравственно всё распределено по праву и наказанию. Ах, где же избавление от
Может ли существовать избавление, если существует вечное право? Ах, недвижим
Никакое деяние не может быть уничтожено: как могло бы оно быть несделанным
Всякое «было» есть обломок, загадка, ужасная случайность, пока созидающая
Так говорил Заратустра. Но горбатый прислушивался к разговору и закрыл при Но почему говорит Заратустра иначе к своим ученикам, чем к самому себе?»
|
|
О человеческой Не
Ах, друзья, угадываете ли вы и двойную волю моего сердца?
И потому живу я слепым среди людей; как будто не знаю я их, чтобы моя Я не знаю вас, люди: эта тьма и это утешение часто окружают меня.
Я сижу у проезжих ворот, доступный для каждого плута, и спрашиваю: кто хочет
Ах, если бы я был настороже от человека, — как бы мог человек быть тогда
И кто среди людей не хочет умереть от жажды, должен научиться пить из всех
И часто так говорил я себе в утешение: «Ну, подымайся, старое сердце!
Не есть ли оскорблённое тщеславие мать всех трагедий? Но где оскорблена
Чтобы приятно было смотреть на жизнь, надо, чтобы её игра хорошо была
Хорошими актёрами находил я всех тщеславных: они играют и хотят, чтобы все
Они исполняют себя, они выдумывают себя; вблизи их люблю я смотреть на жизнь
Потому и щажу я тщеславных, что они врачи моей тоски и привязывают меня к
И потом: кто измерит в тщеславном всю глубину его скромности! Я люблю его, и
У вас хочет он научиться своей вере в себя; он питается вашими взглядами, он
Даже вашей лжи верит он, если вы лжёте во хвалу ему, — ибо в глубине вздыхает
Я счастлив при виде чудес, порождаемых знойным солнцем: при виде тигра, пальм
Так и среди людей есть прекрасный приплод знойного солнца, и у злых есть
И как мудрейшие среди вас не казались мне такими уж мудрыми, так нашёл я и
И часто спрашивал я, качая головой: к чему ещё гремите вы, гремучие змеи?
Сколь многое называют теперь худшей злобою, что имеет всего двенадцать футов
Чтобы сверхчеловек не был лишён своего дракона, сверх-дракона, достойного
Вы, высшие люди, каких встречал мой взор! в том сомнение моё в вас и тайный
В далёкое будущее, в более южные страны, о каких не мечтал ещё ни один
И переодетым хочу я сам сидеть среди вас — чтобы не узнавать вас и
|
|
Самый тихий час Что
И случилось это так — ибо я должен сказать вам всё, чтобы ваше сердце не
Это говорю я вам для сравнения. Вчера, в самый тихий час, почва ушла из-под
Стрелка подвинулась, часы моей жизни перевели дух, — никогда ещё не было
Тогда заговорила беззвучно тишина ко мне: «Ты знаешь это, Заратустра?»
Тогда во второй раз сказала она мне беззвучно: «Ты знаешь это, Заратустра, но
Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Что тебе за дело, что случится с
Тогда опять сказала она мне беззвучно: «О Заратустра, кто должен двигать
Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Что знаешь ты об этом! Роса
И так говорили они мне: ты потерял путь, а теперь ты отучиваешься даже Совершить великое трудно; но ещё труднее приказать великое.
Самое непростительное в тебе: у тебя есть власть, и ты не хочешь И я отвечал: «Мне недостаёт голоса льва, чтобы приказывать».
Тогда, словно шёпотом, сказала она мне: «Самые тихие слова — те, что приносят
О Заратустра, ты должен идти, как тень того, что должно наступить: так будешь И я отвечал: «Мне мешает стыд».
Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Ты должен ещё стать ребёнком, чтобы
Гордыня юноши тяготеет ещё на тебе, поздно помолодел ты, — но кто хочет
И я решался долго и дрожал. Наконец сказал я то же, что и в первый раз: «Я не
Тогда раздался смех вокруг меня. Ах, смех этот разрывал мне внутренности и
И всё это слышали вы от меня, всегда самого молчаливого из всех людей, — и я
|
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
|
Вы
Кто из вас может одновременно смеяться и быть высоко?
|
Заратустра,
о чтении и письме
|
Странник
Была
Я, странник и скиталец по горам, говорил он в своём сердце, — я не люблю
И какова бы ни была моя судьба, то, что придётся мне пережить, — всегда будет
Прошло то время, когда на моём пути могли ещё становиться случайности; и что могло
Моё Само только возвращается ко мне, оно наконец приходит домой; возвращаются
И ещё одно знаю я: я стою теперь перед последней вершиной своей и перед тем,
И если у тебя не будет больше ни одной лестницы, ты должен будешь научиться
Кто всегда очень берёг себя, под конец хворает от чрезмерной осторожности.
И если кто ищет познания назойливым оком, как увидит он в вещах больше, чем
Я узнаю свою судьбу, сказал он наконец с грустью. Ну что ж! Я готов. Началось
Ах, это чёрное, печальное море подо мною! Ах, это тяжёлое, ночное
Откуда берутся высочайшие горы? — так спрашивал я однажды. Тогда узнал я, что
Об этом свидетельствуют породы их и склоны вершин их. Из самого низкого
Теперь ещё всё спит, говорил он, спит также и море. Чуждое, сонное смотрит
Но ею тёплое дыхание чувствую я. И я чувствую также, что оно грезит. В грёзах
Чу! Как оно стонет от тяжких воспоминаний! Или от недобрых предчувствий!
Ах, почему нет в моей руке достаточной силы! Поистине, охотно избавил бы я
Ты хотел приласкать всех чудовищ. Тёплое дыхание, немного мягкой шерсти на
|
|
О призраке и 1 Когда
Мрачный шёл я недавно среди мертвенно-бледных сумерек, — мрачный и суровый,
Тропинка, капризно извивавшаяся между камнями, злобная, одинокая, не желавшая
Безмолвно ступая среди насмешливого грохота камней, стирая в прах камень, о
Вверх: наперекор духу, увлекавшему меня вниз, в пропасть, — духу тяжести,
Вверх: хотя он сидел на мне, полукарлик, полукрот; хромой, делая хромым и
Человек же самое мужественное животное: этим победил он всех животных.
Мужество побеждает даже головокружение на краю пропасти; а где же человек не
Мужество — лучшее смертоносное оружие, — мужество нападающее: оно забивает 2 «Стой,
Этот длинный путь позади — он тянется целую вечность. А этот длинный путь
Эти пути противоречат один другому, они сталкиваются лбами, — и именно здесь,
Но если кто-нибудь по ним пошёл бы дальше — и дальше всё и дальше, — то
Не должно ли было всё, что может идти, уже однажды пройти этот путь?
Не слышал ли я уже когда-то этот вой собаки? Моя мысль устремилась в прошлое.
Куда же девался карлик? И ворота? И паук? И наши перешёптывания? Было ли это
Видел ли я когда-нибудь столько отвращения и смертельного ужаса на одном лице?
Моя рука рванула змею, рванула: напрасно! она не вырвала змеи из глотки.
Желание этого смеха пожирает меня: о, как вынесу я ещё жизнь? И как вынес бы
|
|
О блаженстве против С
В послеполуденное время обрёл я некогда впервые своих друзей, также в
Ибо частички счастья, блуждающие ещё между небом и землёй, ищут пристанища
О послеполуденное время моей жизни! Однажды спустилось также и моё
О послеполуденное время моей жизни! Чего не отдал бы я, чтобы иметь одно:
Так и я нахожусь среди своего дела, идя к своим детям и возвращаясь от них:
Ибо от всего сердца любят только своё дитя и своё дело; и где есть великая
Ещё цветут мои дети своей первой весною; стоя близко друг к другу, вместе
И поистине! Где такие деревья стоят близко друг к другу, там находятся
Суковатым и изогнутым, с гибкой твёрдостью должно стоять оно у моря, живым
Там, где бури низвергаются в море и хобот гор пьёт воду, там должно стоять
Испытано и познано должно быть оно, чтобы знать, моего ли оно рода и
И ради него и подобных ему должен я довершить самого себя, поэтому
И поистине, настало время мне уходить; и тень странника, и поздняя пора, и
Желать — это уже значит для меня: потерять себя. У меня есть вы, мои дети!
Но солнце моей любви пылало надо мной, в собственном соку варился Заратустра,
Я уже жаждал мороза и зимы. «О, если бы мороз и зима заставили меня снова
Моё прошлое вскрыло свои могилы, проснулось много страдания, заживо
Так всё кричало мне знаками: «Пора!» Но я — не слушал; пока наконец не
О бездонная мысль, ты — моя мысль! Когда же найду я силу слышать, как
Твоя тяжесть всегда была для меня уже достаточно ужасной; но когда-нибудь я
Ещё не наступил час моей последней борьбы — или он только что настаёт?
Как он, ревнивец, отталкивает от себя возлюбленную, оставаясь нежным даже в
Прочь от меня, блаженный час! С тобой пришло ко мне блаженство против воли!
|
|
Перед восходом О
Броситься в твою высоту — в этом моя глубина! Укрыться в твоей чистоте
Безмолвно над бушующим морем поднялось ты сегодня, твоя любовь и твоя
В том, что пришло ты ко мне, прекрасное, скрытое в своей красоте, что
Мы друзья с тобою изначала: у нас едины скорбь, и страх, и дно; даже солнце у
Мы не говорим друг с другом, ибо знаем слишком многое: мы безмолвствуем, мы
Не свет ли ты моего пламени? Не живёт ли в тебе душа — сестричка моего
И если блуждал я один, — чего алкала душа моя по ночам и на тропинках
Лучше буду я сидеть в бочке под закрытым небом или в бездне без неба, чем
И «кто не может благословлять, должен научиться проклинать!» — это
Но я благословляю и утверждаю, если только ты окружаешь меня, ты, чистое!
Я стал благословляющим и утверждающим: я долго боролся и был борцом, чтобы
И вот моё благословение: над каждою вещью быть её собственным небом, её
Поистине, это благословение, а не хула, когда я учу: «над всеми вещами стоит
Эту свободу и эту безоблачность неба поставил я, как лазурный колокол, над
Это дерзновение и это безумие поставил я на место той воли, когда я учил:
О небо надо мною, ты, чистое! Высокое! Теперь для меня в том твоя чистота,
|
|
Об умаляющей 1 Спустившись В тот же день сказал он речь свою об умаляющей добродетели. 2 Я
Они огрызаются на меня, ибо я говорю им: маленьким людям нужны маленькие
Я вежлив с ними, как со всякой маленькой неприятностью; быть колючим по
Все они говорят обо мне, сидя вечером у очага, — они говорят обо мне, но
Они шумят между собой: «Что несёт нам эта тёмная туча? берегитесь, чтобы не
Они кашляют, когда я говорю: они думают, что кашель — возражение против
И вот чему научился я у них: тот, кто хвалит, делает вид, будто воздаёт он
Они пробуют хвалить мне маленькую добродетель и привлечь меня к ней; в
Я хожу среди этих людей и дивлюсь: они измельчали и всё ещё мельчают —
Правда, и они учатся шагать по-своему и шагать вперёд; но я называю это ковылянием.
И многие из них идут вперёд и смотрят при этом назад, вытянув шею: я охотно
Ноги и глаза не должны ни лгать, ни изобличать друг друга во лжи. Но много
Некоторые из них обнаруживают свою волю, но большинство лишь служит чужой
Есть между ними актёры бессознательные и актёры против воли, — искренние
Качества мужа здесь редки; поэтому их женщины становятся мужчинами. Ибо
И вот худшее лицемерие, что встретил я у них: даже те, кто повелевают,
Сколько вижу я доброты, столько и слабости. Сколько справедливости и
Все они круглы, аккуратны и благосклонны друг к другу, как круглы, аккуратны
Скромно обнять маленькое счастье — это называют они «смирением»! и при этом
В сущности в своей простоте они желают лишь одного: чтобы никто не причинял
Но это трусость — хотя бы и называлась она «добродетелью». —
Хитры они, и у добродетелей их хитрые пальцы. Но им недостаёт кулаков, их
Добродетелью считают они всё, что делает скромным и ручным; так превратили Но это — посредственность; хотя бы и называлась она умеренностью. 3 Я
Они удивляются, что я не пришёл обличать их похоти и пороки; но поистине, я
И особенно кричат об этом их проповедники смирения — да, именно им люблю я
Ну что ж! Вот моя проповедь для их ушей: я — Заратустра, безбожник,
Я — Заратустра, безбожник: я варю каждый случай в моём котле. И только
И поистине, многие случаи повелительно приближались ко мне; но ещё более
И когда вы берёте, вы как бы крадёте, вы, маленькие добродетельные люди; но и
Свой собственный провозвестник я среди этих людей, свой собственный крик
Но приближается их час! Приближается также и мой! Час от часу становятся они
|
|
На горе Елеонской Зима,
Я уважаю её, эту злую гостью, но охотно оставляю её сидеть одну. Охотно
Так смеюсь я над моей суровою гостьей и благодарен ей ещё за то, что она
Ибо она не любит, когда поёт комар или даже целых два; она делает улицу
Она суровая гостья, — но я чту её и не молюсь, подобно неженкам, пузатому
Лучше немного пощёлкать зубами, чем молиться идолам! — так хочет род мой. И
Кого я люблю, того люблю я больше зимою, чем летом; лучше и смелее смеюсь я
Поистине, смело даже тогда, когда я заползаю в постель: тогда смеётся
Разве я — ползаю? Никогда в жизни не ползал я перед сильными; и если лгал я
Скромная постель греет меня больше, чем роскошная, ибо я ревнив к своей
Злобою начинаю я каждый день, я смеюсь над зимою холодной ванною — за это
Также люблю я её щекотать маленькой восковой свечкой — чтобы она наконец
Особенно злым бываю я утром — в ранний час, когда звенит ведро у колодца и
Гремя словами и игральными костями, дурачу я тех, кто торжественно ждёт, — от
Чтобы никто не мог видеть основы и последней воли моей, — для этого изобрёл я
Многих умных встречал я: они закрывали покрывалом своё лицо и мутили свою
Но именно к ним обращались более умные из среды недоверчивых и грызущих
Ты, снежнобородое молчаливое зимнее небо, ты, круглоглазая лунь надо мною! О
Они сожалеют также о моих нечаянностях и случайностях — но моё слово
Для одного одиночество есть бегство больного; для другого одиночество есть
Пусть слышат они, как дрожу и вздыхаю я от зимней стужи, все эти
Пусть они жалеют меня и вздыхают вместе со мною о моём ознобе: «от льда
А я тем временем бегаю всюду с тёплыми ногами на моей горе Елеонской; в
|
|
О прохождении мимо Так,
К чему захотел ты вязнуть в этой грязи? Пожалей свои ноги! Плюнь лучше на
Здесь разлагаются все великие чувства: здесь может только громыхать
Они холодны и ищут себе тепла в спиртном; они разгорячены и ищут прохлады у
Все похоти и пороки здесь у себя дома; но существуют здесь также и
Существует здесь также много благочестия, много лизоблюдов и льстивых
Ибо «сверху» сыплются звёзды и милостивые плевки; вверх тянется каждая
У месяца есть свой двор и при дворе — свои придурки; но на всё, что исходит
Бог воинств не есть бог золотых слитков; властелин предполагает, а торгаш —
Что же заставило тебя впервые хрюкать? То, что никто достаточно не льстил
Но такое поучение даю я тебе, шут, на прощание: где нельзя уже любить, там
|
|
Об отступниках 1 Ах,
Ещё недавно видел я их спозаранку выбегающими на смелых ногах; но их ноги
Вокруг света и свободы когда-то порхали они, как мотыльки и юные поэты!
Не потому ли поникло сердце их, что, как кит, поглотило меня одиночество?
Остальные — это всегда большинство, вседневность, излишек, многое множество —
Кто подобен мне, тому встретятся на пути переживания, подобные моим, — так
Его вторыми товарищами — те, кто назовут себя верующими в него: живая
Но к этим верующим не должен привязывать своего сердца тот, кто подобен мне 2 «Мы
Им смотрю я в глаза, — им говорю я в лицо и в румянец их щёк: вы те, что
Я слышу и чую: настал их час для охоты и торжественных шествий, не для дикой
Не сидела ли она, спрятавшись вместе с другой ночной бабочкой? Ибо всюду чую
Они сидят по целым вечерам друг у друга и говорят: «Будем опять как малые
Или они смотрят долгими вечерами на хитрого, подстерегающего
Или они поучаются страху у полусумасшедшего учёного, ожидающего в тёмных
А иные из них сделались даже ночными сторожами: они научились теперь трубить
Пять слов из старья слышал я вчера ночью у садовой стены: они исходили от
У меня же сердце надрывалось со смеху, оно хотело вырваться и не знало, куда?
Поистине, я умру оттого — что задохнусь со смеху, глядя на пьяных ослов и
Разве не прошло давным-давно время для всех подобных сомнений? Кто
|
|
Возвращение О,
Сюда приходят все вещи, ластясь к твоей речи и льстя тебе: ибо они хотят скакать
Прямо и напрямик вправе ты говорить здесь ко всем вещам: и поистине, как
Ибо открыто у тебя и светло: и даже часы бегут здесь более лёгкими шагами. В
Здесь раскрываются мне слова и ларчики слов всякого бытия: здесь всякое бытие
Но там внизу — всякая речь напрасна! Там забыть и пройти мимо — лучшая
Я не хочу уже вдыхать дыхания их; ах, зачем я так долго жил среди шума и
Всё у них говорит, но ничто не удаётся и не приходит к концу. Всё кудахчет,
Всё у них говорит, всё разглашается. И что некогда называлось тайной и
О ты, странное человеческое существо! Ты — шум на тёмных улицах! Теперь
С затаёнными истинами, с рукою дурня и с одураченным сердцем, богатый
Переодетым сидел я среди них, готовый не узнавать себя, чтобы только
Искусанный ядовитыми мухами, изрытый, подобно камню, бесчисленными каплями
Скрывать себя самого и своё богатство — этому научился я там внизу:
Могильщики выкапывают болезни себе. Под старым хламом покоятся дурные
Блаженными ноздрями вдыхаю я опять свободу гор! Наконец мой нос избавился от
|
|
О трояком зле 1 Во
О, слишком рано утренняя заря подошла ко мне: пылающая, она разбудила меня,
Измеримым для того, у кого есть время, весомым для хорошего весовщика,
Как уверенно смотрел мой сон на этот конечный мир, без жажды нового, без
Ну что ж! Здесь моя скала, а там море: оно подкатывается ко мне,
Ну что ж! Здесь хочу я держать весы над бушующим морем; и свидетеля выберу я, 2 Сладострастие:
Сладострастие: для отребья медленный огонь, на котором сгорает оно; для
Сладострастие: для свободных сердец нечто невинное и свободное, счастье сада
Сладострастие: только для увядшего сладкий яд, но для тех, у кого воля льва,
Сладострастие: великий символ счастья для более высокого счастья и наивысшей
Властолюбие: злая узда, наложенная на самые тщеславные народы; пересмешник
Властолюбие: землетрясение, сламывающее и взламывающее всё гнилое и пустое
Властолюбие: пред взором его человек пресмыкается, гнётся, раболепствует и
Властолюбие: но кто назовёт его любием, когда высокое стремится вниз к
И тогда случилось — и поистине, случилось в первый раз! — что его слово
Своими словами о добре и зле огораживает себя такая саморадость, как
Прочь от себя гонит она всё трусливое; она говорит: дурное — значит,
Она презирает и всякую унылую мудрость: ибо, поистине, существует также
Ещё ниже ценит она слишком услужливого, кто тотчас, как собака, ложится на
Ненавистен и мерзок ей тот, кто никогда не хочет защищаться, кто проглатывает
Раболепствует ли кто пред богами и стопами их, пред людьми и глупыми мнениями
И лже-мудрость: так называет оно всё, над чем мудрствуют рабы, старики и
|
|
О духе тяжести 1 Уста
Мой желудок — должно быть, желудок орла? Ибо он любит больше всего мясо
Вскормленный скудной, невинною пищей, готовый и страстно желающий летать и
Есть, конечно, другие певцы, у которых только полный дом делает гортань их 2 Кто
Птица страус бежит быстрее, чем самая быстрая лошадь, но и она ещё тяжело
Тяжёлой кажется ему земля и жизнь; так хочет дух тяжести! Но кто хочет
Конечно, не любовью больных и лихорадочных: ибо у них и собственная любовь
Такое скитание называется «любовью к ближнему»: с помощью этого слова до сих
И поистине, это вовсе не заповедь на сегодня и на завтра — научиться
Ибо для собственника всё собственное бывает всегда глубоко зарытым; и из всех
Почти с колыбели дают уже нам в наследство тяжёлые слова и тяжёлые ценности:
И кроме того, позволяют малым детям приходить к себе, чтобы вовремя запретить
А мы — мы доверчиво тащим, что дают нам в приданое, на грубых плечах по
Особенно человек сильный и выносливый, способный к глубокому почитанию:
Но тот открыл себя самого, кто говорит: это моё добро и моё
Поистине, не люблю я тех, у кого всякая вещь называется хорошей и этот мир
Вседовольство, умеющее находить всё вкусным, — это не лучший вкус! Я уважаю
Но всё жевать и переваривать — это настоящая порода свиньи! Постоянно
Одни влюблены в мумии, другие — в призраки; и те и другие одинаково враждебны
И там не хочу я жить и обитать, где каждый плюёт и плюётся: таков мой
Но ещё противнее мне все прихлебатели; и самое противное животное, какое
Несчастными называю я всех, у кого один только выбор: сделаться лютым зверем
Несчастными называю я также и тех, кто всегда должен быть на страже, —
Поистине, я также основательно научился быть на страже, — но только на страже
Ибо в том моё учение: кто хочет научиться летать, должен сперва научиться
И всегда неохотно спрашивал я о дорогах — это всегда было противно моему
Испытывать и вопрошать было всем моим хождением — и поистине, даже отвечать
|
|
О старых и новых 1 —
Его жду я теперь: ибо сперва должны мне предшествовать знамения, что мой
А пока говорю я сам с собою, как тот, у кого есть время. Никто не 2 —
Старой утомительной вещью мнилась им всякая речь о добродетели, и, кто хотел
Эту сонливость встряхнул я, когда стал учить: никто не знает ещё, что
И я велел им опрокинуть старые кафедры и всё, на чем только восседало это
Над их мрачными мудрецами велел я смеяться им и над теми, кто когда-либо, как
На краю их большой улицы гробниц сидел я вместе с падалью и ястребами — и я
Поистине, подобно проповедникам покаяния и безумцам, изрёк я свой гнев на всё
Моё стремление к мудрости так кричало и смеялось во мне, поистине, она
И часто уносило оно меня вдаль, в высоту, среди смеха; тогда летел я, 3 —
Поистине, я дал им увидеть даже новые звёзды и новые ночи; и над тучами и
Я научил их всем моим думам и всем чаяниям моим: собрать
Спасти прошлое в человеке и преобразовать всё, что «было», пока воля не
Ибо ещё один раз пойду я к людям: среди них хочу я умереть, и, 4 —
Существует много путей и способов преодоления — ищи их сам! Но только
Преодолей самого себя даже в своём ближнем: и право, которое ты можешь
Кто не может повелевать себе, должен повиноваться. Иные же могут 5 —
Кто из толпы, тот хочет жить даром; мы же другие, кому дана жизнь, — мы 6 —
Мы все истекаем кровью на тайных жертвенниках, мы все горим и жаримся в честь
Наше лучшее ещё молодо; оно раздражает старое нёбо. Наше мясо нежно, наша 7 —
О, эти добрые! — Добрые люди никогда не говорят правды; для духа быть
Они уступают, эти добрые, они покоряются, их сердце вторит, их разум 8 —
Даже увальни будут противоречить ему. «Как? — скажут увальни, — всё течёт? 9 Есть
Некогда верили в прорицателей и звездочётов; и потому верили: 10 «Ты
Но я спрашиваю вас: когда на свете было больше разбойников и убийц, как не 11 Мне
Но вот другая опасность и моё другое сожаление: память тех, кто из толпы, не
И так всё прошлое отдано на произвол: ибо может когда-нибудь случиться, что
Поэтому, о братья мои, нужна новая знать, противница всего, что есть
Ибо нужно много благородных, и разнородных благородных, чтобы составилась 12 О
Не то, откуда вы идёте, пусть составит отныне вашу честь, а то, куда вы 13 «К
И кто всегда «молотит солому», какое право имеет он хулить молотьбу! Таким 14 «Для
Ибо все они не чисты духом; особенно те, кто не находят ни покоя, ни отдыха, 15 Я 16 «Кто
Разбейте, о братья мои, разбейте и эту новую скрижаль! Утомлённые
Познавать — это радость для того, в ком воля льва! Но кто утомился,
И так бывает всегда с людьми слабыми: они теряются на своих путях. И наконец
О братья мои, как дуновение свежего ветра приходит Заратустра ко всем 17 Челн
И многие изобретения настолько хороши, что являются, как грудь женщины, —
А вы, уставшие от мира и ленивые! Вас надо высечь розгами! Ударами розги надо
Ибо — если вы не больные и не отжившие твари, от которых устала земля, то вы 18 О
Оставьте его лежать, пока он сам не проснётся, — пока он сам не откажется от 19 Я
И в том его искусство, что в восходящих душах он угадывает, где они
Где сильный бывает слаб, а благородный слишком кроток, — там строит он своё
Какой род всего сущего самый высший и какой самый низший? Паразит — самый
Ибо душа, имеющая очень длинную лестницу и могущая опуститься очень низко, — 20 О 21 Я
Для более достойного врага должны вы беречь себя, о друзья мои; поэтому
Сохраняйте свои глаза чистыми от их «за» и «против»! Там много справедливого,
Заглянуть и рубить — это дело одной минуты: поэтому уходите в леса и вложите
Смотрите же, как эти народы теперь сами подражают торгашам: они подбирают 22 Если
У всех зверей человек уже ограбил добродетели их; поэтому из всех зверей
Только ещё птицы выше его. И если бы человек научился ещё и летать, увы! — куда 23 Я
И пусть будет потерян для нас тот день, когда ни разу не плясали мы! И 24 Заключение
Поэтому я хочу, чтобы честные говорили друг другу: «мы любим друг друга; посмотрим, 25 Кто
Ибо землетрясение — засыпает много колодцев и создаёт много томящихся жаждою;
Землетрясение открывает новые родники. При сотрясении старых народов
И кто тогда восклицает: «Смотри, здесь единый родник для многих жаждущих, единое
Кто умеет повелевать, кто должен повиноваться — это испытуется там! 26 О
О братья мои, в сердце добрых и праведных воззрел некогда тот, кто тогда
Самые добрые и праведные не должны были понять его; их дух в плену у их
Но вот истина: добрые должны быть фарисеями, — им нет другого выбора!
Ибо добрые — не могут созидать: они всегда начало конца — 27 О 28 Вы
И теперь только наступает для него великий страх, великая осмотрительность,
Обманчивые берега и ложную безопасность указали вам добрые; во лжи добрых
Но кто открыл землю «человек», открыл также и землю «человеческое будущее».
Море бушует: все в море. Ну что ж! вперёд! вы, старые сердца моряков! 29 «Зачем Эту новую скрижаль, о братья мои, даю я вам: станьте тверды! — 30 О
|
|
Выздоравливающий 1 Однажды
И когда ты проснёшься, ты навеки останешься бодрствующей. Не таков я, 2 Но
Наконец, после семи дней, поднялся Заратустра на своём ложе, взял в руку
Все вещи тоскуют по тебе, почему ты семь дней оставался один, — выйди из
Как приятно, что есть слова и звуки: не есть ли слова и звуки радуга и
Только между самым сходным призрак бывает всего обманчивее: ибо через
Для меня — как существовало бы что-нибудь вне меня? Нет ничего вне нас! Но
Как приятна всякая речь и всякая ложь звуков! Благодаря звукам танцует наша
Всё идёт, всё возвращается; вечно вращается колесо бытия. Всё умирает, всё
Всё погибает, всё вновь устрояется; вечно строится тот же дом бытия. Всё
В каждый миг начинается бытие; вокруг каждого «здесь» катится «там». Центр
А вы — вы уже сделали из этого уличную песенку? А я лежу здесь, ещё не
Во время трагедий, боя быков и распятий он до сих пор лучше всего чувствовал
Когда большой человек кричит: мигом подбегает к нему маленький; и язык висит
Маленький человек, особенно поэт, — с каким жаром обвиняет он жизнь на
Человек для себя самого самое жестокое животное; и во всём, что зовётся
Долгие сумерки тянулись предо мною, смертельно усталая, пьяная до смерти
В пещеру превратилась для меня человеческая земля, её грудь ввалилась, всё
Мои вздохи сидели на всех человеческих могилах и не могли встать; мои вздохи
Иди к розам, к пчёлам и стаям голубей! В особенности же к певчим птицам,
Пой и шуми, о Заратустра, врачуй новыми песнями свою душу: чтобы ты мог нести
Ты учишь, что существует великий год становления, чудовищно великий год: он
И если бы ты захотел умереть теперь, о Заратустра, — смотри, мы знаем также,
Ты стал бы говорить бестрепетно, вздохнув несколько раз от блаженства: ибо
Но связь причинности, в которую вплетён я, опять возвратится, — она опять
Я снова возвращусь с этим солнцем, с этой землёю, с этим орлом, с этой змеёю
Я сказал своё слово, я разбиваюсь о своё слово: так хочет моя вечная судьба,—
|
|
О великом томлении О
О душа моя, я избавил тебя от всех закоулков, я отвратил от тебя пыль, пауков
О душа моя, я смыл с тебя маленький стыд и добродетель закоулков и убедил
Бурею, называемой «духом», подул я на твоё волнующееся море; все тучи прогнал
О душа моя, я дал тебе право говорить Нет, как буря, и говорить Да, как
О душа моя, я возвратил тебе свободу над созданным и несозданным — и кому
О душа моя, я учил тебя так убеждать, чтобы ты самые основания притягивала к
О душа моя, я снял с тебя всякое послушание, коленопреклонение и раболепство;
О душа моя, я дал тебе новые имена и разноцветные игрушки, я назвал тебя
О душа моя, твоей почве дал я испить всю мудрость, все новые вина и даже все
О душа моя, всякое солнце изливал я на тебя, и всякую ночь, и всякое
О душа моя, обильна и тяжела ты теперь, как виноградная лоза со вздутыми
О душа моя, не существует теперь нигде другой души, более любящей, более
Твоя доброта, и чрезмерная доброта, не хочет жаловаться и плакать: и
|
|
Другая танцевальная 1 «В
Глазами розня, учишь меня ты стезям криведным; на стезях криведных учится
Зубки белые скалишь прелестно на меня ты без слов, и сверлят меня злючие 2 Так
Мы с тобою оба — сущие недобродеи и незлодеи. По ту сторону добра и зла
Тут жизнь задумчиво оглянулась вокруг и тихо сказала: «О Заратустра, ты мне
Есть старый тяжёлый-тяжёлый колокол-ревун: он ревёт по ночам до самой твоей 3 Раз!
|
|
Семь печатей 1 Если 2 Если 3 Если 4 Если 5 Если 6 Если 7 Если
|
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ, И ПОСЛЕДНЯЯ
|
Ах,
И недавно я слышал, как говорил он такие слова: «Бог мёртв; из-за сострадания
|
Так говорил Заратустра
|
Жертва медовая
—
Тогда звери продолжали задумчиво ходить вокруг него и затем снова
Но когда Заратустра был на вершине, отослал он домой зверей, провожавших его, Я
Что говорил я о жертвах! Я расточаю, что дарится мне, я расточитель с тысячью
Пока они, закусив острые скрытые крючки мои, не будут вынуждены подняться на
Ибо таков я от начала и до глубины, притягивающий, привлекающий,
Поэтому жду я здесь, хитрый и насмешливый, на высоких горах, не будучи ни
Ибо судьба моя даёт мне время: не забыла ли она меня? Или сидит она за
Ловил ли когда-нибудь человек рыб на высоких горах? И пусть даже будет
Кто же должен некогда прийти и не может не прийти? Наш великий Хазар, наше
Далека ли ещё эта «даль»? что мне до этого! Она оттого не пошатнётся — обеими
Дальше, дальше, удочка моя! Опускайся глубже, приманка счастья моего! Источай
|
|
Крик о помощи На
Прорицатель, почувствовавший, что произошло в душе Заратустры, провёл рукою
Но прорицатель не отвечал на испуг Заратустры, а продолжал прислушиваться к
И если бы даже ты и захотел плясать предо мною и проделывать прыжки свои во
Счастье — разве можно найти счастье, у этих заживо погребённых и отшельников!
Что же касается твоего высшего человека — ну, что ж! я мигом поищу его в этих
Он в моих владениях — здесь не должно случиться с ним несчастья! И
С этими словами Заратустра хотел уйти. Тогда сказал прорицатель: «О
Ты не веришь этому? Ты качаешь головой? Ну что ж! Ступай! Старый медведь! Но Так говорил Заратустра.
|
|
Беседа с королями 1 Заратустра
Король слева пожал плечами и ответил: «Это, должно быть, козопас. Или
Я предпочитаю ей во всех смыслах здорового крестьянина — грубого, хитрого,
Крестьянин сегодня лучше всех других; и крестьянский тип должен бы быть
Толпа — это всякая всячина: в ней всё перемешано, и святой, и негодяй, и
Добрые нравы! Всё у нас лживо и гнило. Никто уже не умеет благоговеть: этого
Отвращение душит меня, что мы, короли, сами стали поддельными, что мы
От отребья отстранились мы, от всех этих горлодёров и пишущих навозных мух,
И тотчас же вышел Заратустра из убежища своего, откуда он с напряжённым
Я — Заратустра, который однажды сказал: «Что толку ещё в королях!» Простите,
Когда короли услыхали это, они ударили себя в грудь и сказали в один голос:
Нет более тяжкого несчастья во всех человеческих судьбах, как если сильные
И когда они бывают даже последними и более скотами, чем людьми, — тогда 2 Короли
Но разве это помогло! Ты продолжал проникать в уши и сердца наши своими
О Заратустра, кровь наших отцов заволновалась при этих словах в нашем теле:
Когда мечи скрещивались с мечами, подобно змеям с красными пятнами, тогда
Как они вздыхали, отцы наши, когда они видели на стене совсем светлые,
Пещере моей будет оказана честь, если короли будут сидеть в ней и ждать: но,
|
|
Пиявка И
Как путник, мечтающий о далёких вещах, нечаянно на пустынной улице
И однако! И однако — немногого недоставало, чтобы они приласкали друг друга,
Называй меня, впрочем, как хочешь, — я тот, кем я должен быть. Сам же себя
Ну что ж! Там вверху идёт дорога к пещере Заратустры, она не далека, — не
Лучше ничего не знать, чем знать многое наполовину! Лучше быть глупцом на
Сколько уже времени исследую я эту единственную вещь, мозг пиявки, чтобы
Совестливость духа моего требует от меня, чтобы знал я что-нибудь одно
Где кончается честность моя, я слеп и хочу быть слепым. Но где я хочу знать,
Как сказал ты однажды, о Заратустра: «Дух есть жизнь, которая сама Так говорил Заратустра.
|
|
Чародей 1 Но Кто в силах отогреть меня, кто ещё любит?
Лежу бессильно я, от страха цепенея,
За мной охотишься ты, мысли дух, Рази же глубже,
Скажи ж, чего ты хочешь? Напрасно трудишься,
Безжалостный охотник, Как? Выкупа? Так вот как? Да? Меня? Ты сам отдайся мне.
Необоримый враг, — Прочь! улетел! — Нет!
Вернись, вернись ко мне, мой бог, — моё 2 —
И сознайся: нужно было много времени, о Заратустра, прежде чем ты заметил
Но ты — должен обманывать: настолько я знаю тебя! Слова твои всегда
Точно так же румянил ты предо мною ложь свою, когда говорил: «Всё это была только
О Заратустра, всё ложь во мне; но что я разбиваюсь — это правда во
Злой, старый чародей, это твоё лучшее и самое честное, и я чту в тебе
За это чту я тебя, как кающегося духом: даже если только на один миг,
Но скажи, чего ищешь ты здесь в лесах и на скалах моих? И если для меня
О Заратустра, я ищу кого-нибудь правдивого, простого, справедливого, —
И спроси совета у зверей моих, у орла моего и у змеи моей: пусть помогут они
Правда, я сам — я не видел ещё великого человека. Для великого груб ещё
Многих встречал я уже, которые тянулись и надувались, а народ кричал: «Вот
В конце концов лопается лягушка, которая слишком долго надувалась: и воздух
Ты ищешь великих людей, ты, странный глупец? Кто научил тебя искать
|
|
В отставке Немного
Я искал последнего благочестивого человека, святого и отшельника, который
Теперь же я в отставке, без господина, и всё-таки я не свободен, нет у меня
Для того и поднялся я на эти горы, чтобы наконец опять устроить себе
Но теперь умер и он, самый благочестивый человек, тот святой в лесу, который
Его самого не нашёл я уже, когда я нашёл его хижину — и двух волков в ней,
Неужели я пришёл напрасно в эти леса и горы? Тогда решилось сердце моё искать
Это — я, безбожный Заратустра, который говорит: кто безбожнее меня, чтобы мог
Моя любовь служила ему долгие годы, моя воля следовала во всём его воле. Но
Это был скрытный Бог, полный таинственности. Поистине, даже к сыну своему шёл
Кто его прославляет как Бога любви, тот недостаточно высокого мнения о самой
Когда он был молод, этот Бог с востока, тогда был он жесток и мстителен и
Но наконец он состарился, стал мягким и сострадательным, более похожим на
Так сидел он, поблекший, в своём углу на печке, и сокрушался о своих слабых
Ну что ж! Так или иначе — он умер! Он был не по вкусу моим ушам и глазам,
Я люблю всё, что ясно смотрит и правдиво говорит. Но он — ты ведь знаешь это,
Его часто и совсем нельзя было понять. Как же сердился он на нас, этот
Существует и в благочестии хороший вкус; он говорит наконец: «Прочь с таким «Что
Разве не само твоё благочестие не дозволяет тебе более верить в Бога? И твоя
Вблизи тебя, хотя ты и хочешь быть самым безбожным, я предчувствую тайное
Позволь мне быть твоим гостем, о Заратустра, на одну только ночь! Нигде на
Поистине, я сам охотно проводил бы тебя туда, досточтимый, ибо я люблю всех
В моём царстве ни с кем не должно быть несчастья; пещера моя — хорошая
Но кто снимет с плеч твою печаль? Для этого я слишком слаб. Поистине, Ибо этот старый Бог не жив более: он основательно умер». Так говорил Заратустра.
|
|
Самый безобразный —
Но Заратустра погрузился в мрачные воспоминания, ибо ему казалось, что
Ты не вынес того, кто видел тебя, — кто всегда и насквозь видел
К кому же стремился я, как не к тебе? Останься, сядь! Но не смотри на меня!
Ты сердишься, что я так долго уже заикаюсь и спотыкаюсь? Что я даю уже советы
Но по тому, как ты прошёл молча мимо меня, как ты покраснел, я это видел, — я
Всякий другой бросил бы мне милостыню свою, сострадание своё, взором и речью.
Но сострадание называется сегодня у всех маленьких людей самой добродетелью —
Поверх всех их смотрю я, как смотрит собака поверх спин овец, копошащихся в
Как цапля, закинув голову, с презрением смотрит поверх мелководных прудов, —
Давно уже дано им право, этим маленьким людям, — так что дана им
И «истиной» называется сегодня то, о чём говорил проповедник, сам вышедший из
Этот нескромный давно уже сделал маленьких людей горделивыми — он, учивший
Отвечал ли кто нескромному учтивее? — Но ты, о Заратустра, прошёл мимо него и
Ты стыдишься стыда великих страданий; и поистине, когда ты говоришь: «От сострадания
Но он — должен был умереть: он видел глазами, которые всё видели, — он
Его сострадание не знало стыда: он проникал в мои самые грязные закоулки.
Он видел всегда меня: такому свидетелю хотел я отомстить — или самому
Бог, который всё видел, не исключая и человека, — этот Бог должен был Так
Моя пещера велика и глубока, и много закоулков в ней; там находит самый
И поблизости есть сотни расщелин и сотни убежищ для животных пресмыкающихся,
Ты, изгнанный, сам себя изгнавший, ты не хочешь жить среди людей и
И прежде всего разговаривай с моими животными! Самое гордое животное и самое
Никого ещё не встречал я, кто бы глубже презирал себя, — а это и есть
|
|
Добровольный нищий Когда
Уже я не так одинок, неведомые спутники и братья бродят вокруг меня, их
Осматриваясь кругом и ища утешителей в одиночестве своём, он увидел коров,
Когда же Заратустра подошёл совсем близко к ним, услыхал он отчётливо
Тогда Заратустра стремительно бросился на возвышение и разогнал коров, ибо он
Ему хотел я научиться у этих коров. Ибо, знаешь ли, половину утра говорю я к
И поистине, если бы человек приобрёл целый мир и не научился одному — Так
И, говоря так, он с глазами, полными слёз, поцеловал руку тому, кому он
Ибо, ты знаешь, настал час великого восстания черни и рабов, восстания
Похотливая алчность, желчная зависть, подавленная мстительность, надмевание
Так говорил миролюбивый проповедник, а сам тяжело пыхтел и потел при своих
И, как мне кажется, даже желудок твой: ему противны всякий гнев и
Скорее кажешься ты мне любителем растительной пищи и собирателем трав и
Но дальше всех ушли в этом эти коровы: они изобрели пережёвывание и лежание
Смотри, там дорога ведёт к пещере моей: будь гостем её этой ночью. И поговори
|
|
Тень Но
Моя тень зовёт меня? Что мне до тени моей! Пусть бежит себе за мною! я —
Так говорил Заратустра в сердце своём и бежал дальше. Но тот, кто был позади
Так говорил Заратустра, смеясь глазами и всем нутром своим; он остановился и
Я — странник, который уже много ходил по пятам твоим; вечно в дороге, но без
Как? Неужели должна я всегда быть в пути? Увлекаемой и гонимой каждым ветром?
Но за тобой, о Заратустра, я следовала и преследовала тебя дольше всего, и,
С тобой обошла я самые далёкие, самые холодные миры, как призрак, который
Вместе с тобою стремилась я ко всему запретному, самому дурному и дальнему: и
Вместе с тобою разбила я всё, что когда-либо чтило сердце моё, все
Вместе с тобою разучилась я вере в слова, ценности и великие имена. Когда
Слишком многое прояснилось для меня: теперь оно уже не касается меня. Уже
Что ещё осталось мне? Усталое, дерзкое сердце; беспокойная воля; крылья
А это искание своего дома: о Заратустра, ты ведь знаешь, это искание Так
Берегись, чтобы тебя наконец не уловила в сети какая-нибудь узкая вера,
Ты утратила цель; увы, как прошутишь и как утешишь ты эту утрату? Вместе с
Я побегу один, чтобы опять стало светло вокруг меня. К тому же я ещё долго
|
|
В полдень —
Так и сделал Заратустра; и лишь только он лёг на землю, среди таинственной
Глаз не смыкает он мне, душу оставляет он бодрствовать. Лёгок он, поистине!
Он убеждает меня, я не знаю, как? он дотрагивается внутри меня ласкающей
Как такой усталый корабль в тихой пристани, так отдыхаю и я теперь близко к
О счастье! О счастье! Не хочешь ли ты запеть, о душа моя? Ты лежишь в траве. Берегись! Жаркий полдень спит на нивах. Не пой! Тише! Мир совершенен.
Не пой, ты, полевая птичка, о душа моя! Не шепчи даже! Смотри — кругом
Ибо всё самое малое, самое тихое, самое лёгкое, шорох ящерицы, дуновение,
|
|
Приветствие Лишь
Тогда Заратустра бросился к пещере своей, и вот какое зрелище ожидало его
На всё это смотрел Заратустра с великим удивлением; затем разглядел он
Мне самому придали вы эту силу — драгоценный дар, мои высокие гости!
Здесь царство моё и владения мои: но всё моё на этот вечер и эту ночь должно
Чтобы видеть только это, мы охотно поднялись бы на более высокие горы, чем
И вот, уже прекратился всякий крик наш о помощи. Уже открыты мысли и сердца
Ничего, о Заратустра, не растёт на земле более радостного, как высокая, сильная
С пинией сравниваю я, о Заратустра, всякого, кто вырастает подобно тебе:
И, поистине, на гору твою и к дереву твоему обращены сегодня многие взоры;
Теперь волны поднимаются всё выше и выше вокруг горы твоей, о Заратустра. И
И то, что мы, отчаявшиеся, теперь пришли в пещеру твою и уже свободны от
Для меня это значит: для неумолимого, что молчит во мне, но не всегда будет
Ибо кто сам ходит на больных и слабых ногах, подобно вам, тот хочет прежде
Но ни рук моих, ни ног моих не щажу я, я не щажу своих воинов: как же
Также вы для меня недостаточно прекрасны и недостаточно благородны. Я
Ваши плечи давит много тяжестей, много воспоминаний; много злых карликов
И пусть вы высоки и более высокого рода: многое в вас криво и безобразно. Нет
Вы только мост: пусть высшие перейдут через вас! Вы означаете ступени; не
Не вас жду я здесь, в этих горах, не с вами спущусь я вниз в последний раз.
|
|
Тайная вечеря На
Кстати: разве не пригласил ты меня на трапезу? И здесь находятся
Мы скоро устроим знатный пир. Но кто хочет в нём участвовать, должен также
Это предложение пришлось всем по сердцу; только добровольный нищий был против
Лучшее принадлежит моим и мне; и если не дают нам его, мы сами его берём:
Так говорил король справа и удивлялся; осёл же злорадно прибавил к его речи
|
|
О высшем человеке 1 Когда
И когда я говорил ко всем, я ни к кому не говорил. Но к вечеру канатные
Но с новым утром пришла ко мне и новая истина — тогда научился я говорить: «Что 2 Перед
С тех пор как лежит он в могиле, вы впервые воскресли. Только теперь 3 Самые
О братья мои, если что я могу любить в человеке, так это только то, что он
Ваша ненависть, о высшие люди, пробуждает во мне надежду. Ибо великие
Ваше отчаяние достойно великого уважения. Ибо вы не научились подчиняться, вы
Ибо теперь маленькие люди стали господами: они все проповедуют покорность,
Всё женское, всё рабское, и особенно вся чернь: это хочет теперь стать
Этих господ сегодняшнего дня превзойдите мне, о братья мои, — этих маленьких 4 Есть
Кто смотрит в бездну, но глазами орла, кто хватает бездну когтями орла 5 «Человек
Могло быть благом для проповедника маленьких людей, что страдал и нёс он
Но всё это сказано не для длинных ушей. Не всякое слово годится ко всякому 6 О 7 Мне
Моя мудрость собирается уже давно, подобно туче, она становится всё спокойнее 8 Вы
Особенно когда они хотят великих вещей! Ибо они возбуждают недоверие к
Будьте тут особенно осторожны, о высшие люди! Ибо нет для меня сегодня ничего
Не принадлежит ли это «сегодня» толпе? Но толпа не знает, что велико, что 9 Будьте
Чему толпа научилась верить без оснований, кто мог бы у неё это опровергнуть
И если когда-нибудь истина достигала там торжества, то спрашивайте себя с
Они кичатся тем, что они не лгут: но неспособность ко лжи далеко ещё не есть 10 Если 11 Вы,
Не позволяйте вводить себя в заблуждение! Кто же ближний ваш? И если
В ребёнке вашем вся ваша любовь, в нём же и вся ваша добродетель! Ваше дело, 12 Вы,
Спросите у женщин: родят не потому, что это доставляет удовольствие. Боль
Вы, созидающие, и в вас есть много нечистого. Это потому, что вы должны быть
Новорожденный: о, как много новой грязи появилось с ним на свет! 13 Не
И если бы основывал он монастыри и писал над дверью: «дорога к святому», — я
В уединении растёт то, что каждый вносит в него, даже внутренняя скотина.
Существовало ли до сих пор на земле что-нибудь более грязное, чем 14 Оробевшими,
Но что ж из этого, вы, играющие в кости! Вы не научились играть и смеяться, 15 Чем 16 Что
Он — недостаточно любил: иначе он полюбил бы и нас, смеющихся? Но он
Надо ли тотчас проклинать, где не любишь? Это — кажется мне дурным вкусом. Но
И он сам недостаточно любил; иначе он меньше сердился бы, что не любят его.
Сторонитесь всех этих безусловных! Это бедный, больной род, род толпы — они
Сторонитесь всех этих безусловных! У них тяжёлая поступь и тяжёлые сердца — 17 Кривым
Походка обнаруживает, идёт ли кто уже по пути своему, — смотрите, как
И, поистине, статуей не сделался я, ещё не стою я неподвижным, тупым и
И хотя есть на земле трясина и густая печаль, — но у кого лёгкие ноги, тот
Возносите сердца ваши, братья мои, выше, всё выше! И не забывайте также и 18 Этот
Заратустра танцор, Заратустра лёгкий, машущий крыльями, готовый лететь, 19 Возносите
Но лучше быть дурашливым от счастья, чем дурашливым от несчастья, лучше неуклюже 20 Подражайте
Хвала доброму неукротимому духу, который даёт крылья ослам, который доит
|
|
Песнь тоски 1 Когда 2 Но
Всем вам, какое бы почитание ни воздавали вы себе на словах, будете ли вы
Я знаю вас, о высшие люди, я знаю его, — я знаю также этого демона, которого 3 Когда яснеет воздух и на землю, Ты истины жених? так тешились они. Нет, ты поэт, и только.
Ты хищный, лживый, ползающий зверь,
И это истины жених? О нет! И это — истины жених? О нет!
Ты добродетельной устойчивости враг,
Средь пёстрых хищников в косматых шкурах, Порой орлу подобно с высоты, Вот так Ведь это ты, признавший в человеке Твоё блаженство в этом, Когда яснеет воздух и луна Так я упал когда-то с высоты,
|
|
О науке Так
Так поступают все эти высшие люди. Но ты, должно быть, мало понял из песни
И, поистине, мы достаточно говорили и думали вместе, прежде чем Заратустра
И мы ищем различного даже здесь, наверху, вы и я. Ибо я ищу побольше устойчивости,
И не те, что выводят вас из опасности, нравятся вам больше всего, а
Ибо страх — наследственное, основное чувство человека; страхом объясняется
Ибо страх перед дикими животными — этот страх дольше всего воспитывается в
Этот долгий, старый страх, ставший наконец тонким и одухотворённым, — нынче,
Так говорил совестливый; но Заратустра, который только что вернулся в пещеру
Ибо страх — исключение для нас. Но мужество, дух приключений, любовь к
Самым диким, самым мужественным животным позавидовал он и отнял у них все
|
|
Среди дочерей 1 «Не
Уже лучшим образом угостил нас этот старый чародей всем худшим, что было у
Эти короли, кажется мне, ещё делают перед нами хорошую мину: ибо этому
Ибо и у них был такой же хороший, чистый воздух Востока; там был я всего
Вы не поверите, как чинно сидели они, когда не танцевали, глубокие, но без
Так говорил странник, называвший себя тенью Заратустры, и, прежде чем 2 Пустыня — Ха! Торжественно!
А между тем сидеть у ваших ног Да, это удивительно: сижу я
Сказать яснее: проглотил меня Да слава, слава оному киту,
Пусть сам Господь исправит то! Переслащённый, словно финик смуглый, Как этот южный плод, и сам
Вы, окружившие меня облавой молчаливой,
Нет, никогда ещё с луны на землю
Но это мне сомнительно, конечно, Чистейший этот воздух поглощая
Что, заглядевшись, станешь делать то же
По крайней мере, тщетно я старался
И если мне, прекрасные подруги,
Уж нет её! Утраченная ножка О, да не плачьте же, не смейте плакать
Зулейка, будь мужчиною, довольно! Да, да, зову тебя,
Вой добродетели в Европе заглушает
И вот я перед вами, европеец,
Да будет так! Пустыня
|
|
Пробуждение 1 После
Ну что ж! Они старые люди: они выздоравливают по-своему, они смеются
Этот день — победа: он удаляется уже, он бежит, дух тяжести, мой
И кончиться хочет он! Уже настаёт вечер: по морю скачет он, добрый Так
Новые надежды забились в руках и ногах их, сердце их потягивается. Они
Такая пища, конечно, не для детей и не для томных женщин, молодых и старых.
Они открывают сердца свои, хорошее время возвращается к ним, они празднуют и
Они — выздоравливающие!» Так говорил Заратустра радостно в сердце 2 Но Аминь!
Он несёт тяготу нашу, он принял образ раба, он кроток сердцем и никогда не
Он не говорит; только миру, им созданному, он вечно говорит Да: так
Незаметным проходит он через мир. В серый цвет тела своего закутывает он
Какая скрытая мудрость в том, что он носит длинные уши и говорит всегда Да и
Ты идёшь прямыми и кривыми путями, и беспокоит тебя мало, что нам, людям,
И вот ты не отталкиваешь от себя никого, ни нищих, ни королей. Детей
Ты любишь ослиц и свежие смоквы, ты неразборчив на пищу. Чертополох радует
|
|
Праздник осла 1 Но
Лучше молиться Богу в этом образе, чем без всякого образа. Поразмысли об этом
Тот, кто говорил «Бог есть дух», — тот делал до сих пор на земле величайший
Самый безобразный человек виноват во всём: он опять воскресил его. И хотя он
Быть может, я не имею права верить в Бога; но несомненно, что Бог в этом
Бог должен быть вечным, по свидетельству самых благочестивых: у кого так
И у кого слишком много духа, тот может сам заразиться глупостью и безумством.
Не идёт ли и совершенный мудрец охотно по самым кривым путям? Как доказывает
Одно только знаю я — от тебя самого однажды научился я этому, о Заратустра: 2 Но
И ещё раз начал говорить Заратустра: «О мои новые друзья, — говорил он, — вы,
Не забывайте этой ночи и этого праздника осла, вы, высшие люди! Это
|
|
Песнь опьянения 1 Но
И засвидетельствовать столь многое — это для меня ещё недостаточно. Стоит 2 Заратустра 3 Полночь 4 Горе
Вот я уже умер. Свершилось. Паук, зачем ткёшь ты паутину вокруг меня? Ты 5 Меня
О добрые плясуны, теперь всякая радость миновала: вино прокисло, все кубки
Вы летали недостаточно высоко — теперь заговорили могилы: «Спасите же 6 Сладкозвучная 7 Оставь
О день, ты ощупью идёшь за мной? Ты протягиваешь руки за моим счастьем? Для 8 Скорбь 9 Ты,
Скорбь говорит: «Разбейся, истекай кровью, сердце! Двигайтесь, ноги! Крылья, 10 О
Утверждали ли вы когда-либо радость? О друзья мои, тогда утверждали вы также 11 Всякая
Ибо всякая радость хочет себя самоё, вот почему хочет она также сердечной 12 Научились О, внемли, друг!
Мир — это скорбь до всех глубин, —
|
|
Знамение Но
За своё дело хочу я приняться и начать свой день — но они не понимают, каковы
Они спят ещё в пещере моей, их сон упивается ещё моими песнями опьянения.
Заратустра говорил это в сердце своём, в то время как солнце поднималось;
Орёл мой проснулся и чтит, подобно мне, солнце. Орлиными когтями хватает он
Но ещё недостает мне моих настоящих людей!» —
Видя это, Заратустра произнёс одно только слово: «Дети мои близко, мои
Всё это продолжалось или долгое время, или очень короткое время: ибо, в
Но сам Заратустра, оглушённый и поражённый, поднялся с места своего,
О высшие люди, это о помощи вам говорил мне вчера утром старый
В мой последний грех? — воскликнул Заратустра, гневно смеясь над своим
|
http://rockmus.boom.ru