ТЕМА АГРЕССИИ
В ФИЛОСОФИИ
И ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУКАХ

ОГЛАВЛЕНИЕ:
Наименование разделов

I.ВВЕДЕНИЕ
II.АГРЕССИЯ: РАБОЧИЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ
III.ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНА
Понятие агрессии у Зигмунда Фрейда
Понятие агрессии у Конрада Лоренца
Бихевиоризм и агрессия
Нейрофизиологический подход
Фрустрационная теория
Современный подход
IV.ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНА
Агрессия по Э.Фромму
Тема зла по Н.О.Лосскому
V. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ВЫВОДЫ
VI.РАЗРАБОТКА АВТОРСКОЙ МОДЕЛИ АГРЕССИИ
Философский анализ проблемы
Составление модели человеческого восприятия
Анализ модели
Чувства, эмоции, воля, вера, сомнение, идеал и цель
Справедливость или свобода? Лучше ответственность!
О доброте, свободе и ответственности
Применение модели
VII.Выводы
VIII.Обобщения
ЛИТЕРАТУРА

ПЛАН

I.ВВЕДЕНИЕ
II.АГРЕССИЯ: РАБОЧИЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ
III.ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНА (Понятие агрессии у З.Фрейда,
понятие агрессии у К.Лоренца, бихевиоризм и агрессия, нейрофизиологический
подход, фрустрационная теория, современный подход)
IV.ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНА (Агрессия по Э.Фромму, тема зла по
Н.О.Лосскому)
V.ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ВЫВОДЫ
VI.РАЗРАБОТКА АВТОРСКОЙ МОДЕЛИ АГРЕССИИ (Философский анализ проблемы,
составление модели человеческого восприятия, анализ модели, применение модели)
VII.Выводы
VIII.Обобщения

ВВЕДЕНИЕ

Противостояние добра и зла, иначе – человеческой деструктивности, всегда
интересовала мыслителей разных времён. В истолковании метафизики зла сильны
христианские, философско-антропологические традиции. «Существование зла, —
отмечал Н.А. Бердяев, — есть величайшая тайна мировой жизни и величайшее
затруднение для официальной теологической доктрины и для всякой монистической
философии. Весьма затруднительно рационалистическое решение проблемы зла,
указывает русский философ. Остается лишь верить, что зло не имеет изначально
самостоятельного, собственно онтологического бытия и, как таковое, не укоренено
в самой реальности, а выступает фрагментом жизни, устремленной в целом к добру.

Добро и зло не рождаются безотносительно к человеку. Едва возникает вопрос, в
чем истоки зла, мысль неотвратимо обращается к философскому постижению
человека: добр ли, зол ли он по самой своей природе.

В древнейшей философии мы находим полярные точки зрения на эту проблему.
Китайский философ Мэн-цзы полагал, что человек изначально добр. Заставлять
человека творить зло — значит принуждать человека совершать нечто
противоестественное. «Человечность — это сердце человека». Но вот и
противоположная точка зрения Сюнь-цзы: «Человек имеет злую природу».

Многие столетия длится это теоретическое противостояние, и в нём отражена
двойственность, открытость человеческой природы. Противостояние это динамично:
то одна, то другая точка зрения становится господствующей, отодвигая
противоположную в тень.

Книга американских психологов Роберта Бэрона и Деборы Ричардсон, являющихся
одними из наиболее известных исследователей мировой психологии в области
изучения агрессии приводит следующие данные:

«…Невозможно представить себе такую газету, журнал или программу радио-
или теленовостей, где не было бы ни одного сообщения о каком-либо акте агрессии
или насилия. Статистика красноречиво свидетельствует о том, с какой частотой
люди ранят и убивают друг друга, причиняют боль и страдания своим ближним.
• Около трети состоящих в браке американцев обоего пола подвергаются насилию со
стороны своих супругов (Straus Gelles & Steinmetz, 1980).
• От трех до пяти тысяч детей в США умирают ежегодно в результате жестокого
обращения с ними их родителей (Pagelow, 1984).
• Ежегодно 4% пожилых американцев становятся жертвами насилия со стороны членов
своих семей (Pagelow, 1980).
• 16% детей сообщают, что их избивают братья или сестры (Straus et al., 1980).
• Ежегодно в США совершается свыше миллиона преступлений с применением насилия,
среди которых более 20 тысяч убийств (Bureau of Census 1988).
• Убийство занимает одиннадцатое место среди основных причин смерти в
Соединенных Штатах (Baker, 1986).
• Главной причиной смерти чернокожих американцев в возрасте от 15 до 34 лет
является насильственная смерть (Butterfield, 1992).

Хотя чаще всего, взаимодействуя с другими людьми, мы не ведем себя жестоко или
агрессивно, наше поведение все равно нередко оказывается источником физических
и душевных страданий наших близких. Не исключено, что под впечатлением
приведенных выше статистических данных у кого-то возникнет мысль о том, что
именно на современном этапе исторического развития человечества «темная сторона»
человеческой натуры как-то необыкновенно усилилась и вышла из-под контроля.
Однако сведения о проявлениях насилия в другие времена и в других местах
говорят о том, что в жестокости и насилии, царящих в нашем с вами мире, нет
ничего из ряда вон выходящего.
• При взятии Трои в 1184 году до н.э. греки-триумфаторы казнили всех лиц
мужского пола старше десяти лет, а оставшиеся в живых, то есть женщины и дети,
были проданы в рабство.
• В годы наивысшего подъема испанской инквизиции (1420—1498) многие тысячи мужчин,
женщин и детей были сожжены заживо на кострах за ересь и другие
«преступления» против церкви и государства.
• У бушменов племени Кунг, живущих на юге Африки, процент убийств в несколько
раз превышает таковой же в США и, судя по сообщениям, часто жертвами убийств
становятся ни в чем не повинные люди (Lea, 1979).
• Более 45% смертей среди представителей народности уарони, живущей на востоке
Эквадора, составляют летальные исходы в результате копьевых ранений, полученных
в ходе внутриплеменных стычек (Collins, 1983).
• У народности джебьюси (Gebusi) в Папуа — Новой Гвинее на убийства приходится
более 30% смертей среди взрослого населения (Knauft, 1985).

Конечно, даже и в тех случаях, когда люди увечат и убивают друг друга с помощью
копий, луков, стрел, духовых ружей и другого примитивного оружия, их действия
деструктивны и ведут к ненужным страданиям. Однако подобные побоища, как
правило, происходят на ограниченной территории и не представляют угрозы для
человечества в целом. Применение же современных, несравненно более мощных видов
вооружения может привести к глобальной катастрофе. Сегодня некоторые
государства имеют возможность смести с лица земли все живое. К тому же
производство оружия массового уничтожения в наше время обходится довольно
дешево и не требует особых технологических познаний.

В свете этих тенденций невозможно не признать, что насилие и конфликт относятся
к числу наиболее серьезных проблем, перед которыми сегодня оказалось
человечество. Хотя очевидно, что признание этого факта самый первый и, в
некотором отношении, самый простой шаг из тех, что нам предстоит сделать в
дальнейшем. Мы должны также задаться вопросом: почему люди действуют агрессивно
и какие меры необходимо принять для того, чтобы предотвратить или взять под
контроль подобное деструктивное поведение?
Эти вопросы занимали лучшие умы человечества на протяжении многих веков и
рассматривались с различных позиций — с точки зрения философии, поэзии и
религии…»
Однако только в нашем столетии данная проблема стала предметом систематического
научного исследования, поэтому неудивительно, что не на все вопросы,
возникающие в связи с проблемой агрессии, имеются ответы. В сущности, изучение
этой темы часто порождало больше вопросов, чем ответов. Тем не менее налицо
явный прогресс, и сегодня мы знаем уже довольно много об истоках и природе
человеческой агрессии, во всяком случае, гораздо больше, чем даже десятилетие
назад.

АГРЕССИЯ: РАБОЧИЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ
В настоящее время существует несколько определений агрессии, данных
психологами:
«…Когда люди характеризуют кого-либо как агрессивного, они могут сказать,
что он обычно оскорбляет других, или что он часто недружелюбен, или же что он,
будучи достаточно сильным, пытается всё делать по-своему, или, может быть, что
он твёрдо отстаивает свои убеждения, или, возможно, без страха бросается в омут
неразрешённых проблем…» [Berkowitz, 1981]
«…что бы те или иные действия были квалифицированы, как агрессия, они
должны включать в себя намерение обиды или оскорбления, а не просто приводить к
таким последствиям…» [Feshbach, 1970]
«…ограничение употребления термина агрессия попыткой нанесения другим
телесных или физических повреждений…» [Zillmann, 1979]
«…Многозначность слова »агрессия» выбывает большую неразбериху в
литературе. Оно употребляется и по отношению к человеку, который защищается от
нападения, и к разбойнику, убивающему свою жертву ради денег, и к садисту,
пытающему пленника. Путаница еще более усиливается, поскольку этим понятием
пользуются для характеристики сексуального поведения мужской половины человеческого
рода, для целеустремленного поведения альпиниста, торговца и даже крестьянина,
рьяно трудящегося на своем поле. Возможно, причиной такой путаницы является
бихевиористское влияние в психологии и психиатрии. Если обозначать словом
«агрессия» все «вредные» действия, т. е. все действия.
которые наносят ущерб или приводят к разрушению живого или неживого объекта
(растения, животного и человека в том числе), то тогда, конечно, поиск причины
утрачивает свой смысл, тогда безразличен характер импульса, в результате
которого произошло это вредное действие. Если называть одним и тем же словом
действия, направленные на разрушение, действия, предназначенные для защиты, и
действия, осуществляемые с конструктивной целью, то, пожалуй, надо расстаться с
надеждой выйти на понимание «причин», лежащих в основе этих действий;
ведь у них нет одной общей причины, так как речь идет о совершенно разнородных
явлениях, и потому попытка обнаружить причину «агрессии» ставит
исследователя в позицию, безнадежную с теоретической точки зрения.

Возьмем, к примеру, К. Лоренца. Первоначально он понимал под агрессией
необходимый биологический импульс, развивающийся в результате эволюции в целях
выживания индивида и вида. Но поскольку он подвел под это понятие такие
аффекты, как жажда крови и жестокость, то отсюда следует, что и данные
иррациональные страсти в такой же мере являются врожденными. Тогда можно
предположить, что причины войн коренятся в жажде убивать, т.е. что войны
обусловлены врожденной склонностью человека к разрушению. При этом слово
«агрессия» служит удобным мостиком для соединения биологически
необходимой агрессии (не злонамеренной) с несомненно злонамеренной.
злокачественной человеческой десгрукчивностыо. По сути дела, такая
«аргументация» основана на обыкновенном формально-логическом
силлогизме:
Биологически необходимая агрессия — врожденное качество, деструктивность и
жестокость — агрессия, следовательно, деструктивность и жестокость суть
врожденные качества — q.e.d…» [E.Fromm, 1973]

ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНА

Понятие агрессии у Зигмунда Фрейда
Главный прогресс во взглядах Фрейда по сравнению с его предшественниками
состоял в том, что он свел все «влечения» к двум категориям:
инстинкту самосохранения и инстинкту сексуальности. Поэтому теорию Фрейда можно
считать последней ступенькой в истории развития учения об инстинктах.

Фрейд уделял феномену агрессии сравнительно мало внимания, считая сексуальность
(либидо) и инстинкт самосохранения главными и преобладающими силами в человеке.
Однако в 20-е гг. он полностью отказывается от этого представления. Уже в
работе «Я и Оно», а также во всех последующих трудах он выдвигает
новую дихотомическую пару: влечение к жизни (эрос) и влечение к смерти.
Размышляя о происхождении жизни и о развитии разных биологических систем, З.
Фрейд пришел к выводу, что наряду с жаждой жизни (инстинктом живой субстанции к
сохранению и приумножению) должна существовать и противоположная страсть —
страсть к разложению живой массы, к превращению живого в первоначальное
неорганическое состояние. То есть наряду с эросом должен существовать инстинкт
смерти.

Инстинкт смерти направлен против самого живого организма и потому является
инстинктом либо саморазрушения, либо разрушения другого индивида (в случае
направленности вовне). Если инстинкт смерти оказывается связан с
сексуальностью, то он находит выражение в формах садизма или мазохизма. И хотя
Фрейд неоднократно подчеркивал, что интенсивность этого инстинкта можно
редуцировать основная его теоретическая посылка гласит: «человек одержим
одной лишь страстью — жаждой разрушить либо — себя, либо других людей, и этой
трагической альтернативы ему вряд ли удастся избежать. Из гипотезы о влечении к
смерти следует вывод, что агрессивность по сути своей является не реакцией на
раздражение, а представляет собой некий постоянно присутствующий в организме
подвижный импульс, обусловленный самой конституцией человеческого существа,
самой природой человека.

Фрейд сделал очень важный шаг вперед от механического физиологизма к
биологическому воззрению на организм как целое и к анализу биологических
предпосылок феноменов любви и ненависти. Однакоего теория страдает серьезным
недостатком: она опирается на чисто абстрактные спекулятивные рассуждения и не
имеет убедительных эмпирических доказательств. Вдобавок к этому, хотя Фрейд и
предпринял блистательную попытку объяснить с помощью своей новой теории
человеческое поведение, его гипотеза оказалась непригодной для объяснения
поведения животных. Для него инстинкт смерти — это биологическая сила,
действующая в любом живом организме, а это значит, что и животные должны
совершать действия, направленные либо на саморазрушение, либо на разрушение
других особей. Из этого следует, что у менее агрессивных животных мы должны
были бы обнаруживать более частые болезни и более раннюю смертность (и
наоборот); но эта гипотеза, разумеется, не имеет эмпирических доказательств.

Следует подчеркнуть, что Фрейд не столько прояснил, сколько завуалировал
феномен агрессии, распространив это понятие на совершенно разные типы агрессии,
и таким образом свел все эти типы к одному-единственному инстинкту, можно
предположить, что причиной тому была его склонность к дуалистическому
противопоставлению двух основополагающих сил в человеке.

Теория агрессии З.Фрейда и по сей день имеет определенное влияние, она все же
оказалась слишком трудной, многослойной и не получила особой и не получила
особой популярности у широкого читателя. Зато книга Конрада Лоренца «Так
называемое зло» сразу после выхода в свет стала одним из бестселлеров в
области социальной психологии.

Причины такой популярности очевидны. Прежде всего «Так называемое
зло» написана таким же простым и ясным языком, как и более ранняя,
очаровательная книга Лоренца «Кольцо царя Соломона» . Легкостью
изложения эта книга выгод.

Понятие агрессии у Конрада Лоренца
Согласно Лоренцу, человеческая агрессивность (точно так же, как и влечения
у Фрейда) питается из постоянного энергетического источника и не обязательно
является результатом реакции на некое раздражение.

Лоренц разделяет точку зрения, согласно которой специфическая энергия,
необходимая для инстинктивных действий, постоянно накапливается в нервных
центрах, и, когда накапливается достаточное количество этой энергии, может
произойти взрыв, даже при полном отсутствии раздражителя. Правда, и люди и животные
обычно находят возбудитель раздражения, чтобы сорвать на нем зло и тем самым
освободиться от энергетической напряженности. Им нет нужды пассивно дожидаться
подходящего раздражителя, они сами ищут его и даже создают соответствующие
ситуации. Лоренц называет это «поведенческой активностью». Человек
создает политические партии, говорит Лоренц, чтобы обеспечить себе ситуации
борьбы, в которых он может разрядиться (освободиться от излишков накопившейся
энергии); но сами политические партии не являются причиной агрессии. Однако в
тех случаях, когда не удается найти или создать внешний раздражитель, энергия
накопившейся инстинктивной агрессивности достигает таких размеров, что сразу
происходит взрыв, и инстинкт «срабатывает» in vacuo. «Даже самый
крайний случай бессмысленного инстинктивного поведения, внешне ничем не
обусловленного и не имеющего никакого объекта (своего рода бег на месте), дает
нам картину таких действий, которые фотографически точно совпадают с
биологически целесообразными действиями нормального живого организма, — и это
является важным доказательством того, что в инстинктивных действиях координация
движений до мельчайших деталей запрограммирована генетически»
Для Лоренца агрессия, во-первых, не является реакцией на внешние раздражители,
а представляет собой собственное внутреннее напряжение, которое требует
разрядки и находит выражение, невзирая на то, есть для этого подходящий внешний
раздражитель или нет. «Главная опасность инстинктов в их
спонтанности» [К. Лоренц] Модель агрессии К. Лоренца, как модель Фрейда,
можно с полным правом назвать гидравлической моделью по аналогии с давлением
воды, зажатой плотиной в закрытом водоеме [Л2, с.34].

Можно сказать, что теория Лоренца покоится на двух фундаментальных посылках:
первая — это гидравлическая модель агрессии, которая указывает на механизм
возникновения агрессии. Вторая — идея, что агрессивность служит делу самой
жизни, способствует выживанию индивида и всего вида. В общем и целом Лоренц
исходит из предположения, что внутривидовая агрессия (агрессия по отношению к
членам своего же вида) является функцией, служащей выживанию самого вида.
Лоренц утверждает, что агрессивность играет именно такую роль. Прежде всего
надо отметить, что губительная энергия агрессивного инстинкта досталась
человеку по наследству, а сегодня она пронизывает его до мозга костей; скорее
всего, эта агрессивность была обусловлена процессом внутривидового отбора,
который длился многие тысячелетия и оказал серьезное влияние на наших предков.
Лоренц соединил в своей теории два элемента. Первый состоит в утверждении, что
звери, как и люди, наделены врожденной агрессивностью, которая способствует
выживанию вида и особи. Дальше я еще покажу, опираясь на нейрофизиологические
данные, что оборонительная, защитная агрессивность не спонтанна и не постоянна,
а представляет собой реакцию на угрозу витальным интересам соответствующего
живого существа. Второй элемент (тезис о гидравлическом характере накопившейся
агрессии) помогает Лоренцу объяснить жестокие и разрушительные импульсы человека;
но для доказательства этого предположения у него не так уж много аргументов и
фактов. Как способствующая жизни, так и разрушительная агрессия подводятся под
одну категорию, и единственное, что их объединяет, — это слово «агрессия.
Отношения между теориями Фрейда и Лоренца довольно сложные. Объединяет их
гидравлическая концепция агрессивности, хотя причины последней они объясняют
по-разному. В других отношениях их взгляды кажутся порой диаметрально
противоположными- Фрейд выдвигал гипотезу об инстинкте разрушения, а Лоренц эту
гипотезу на биологическом уровне считает совершенно неприемлемой. Ибо, с его
точки зрения, агрессивный инстинкт служит делу жизни, в то время как инстинкт у
Фрейда находится «на службе у смерти».

Правда, это расхождение в значительной мере утрачивает свою роль, когда Лоренц
говорит об изменениях первоначально оборонительной и жизнеспособной агрессии. С
помощью сложных и порой довольно сомнительных конструкций Лоренц пытается
обосновать и упрочить свою гипотезу о том, что оборонительная агрессия у
человека превращается в постоянно действующую и саморазвивающуюся интенцию,
которая заставляет его искать и находить условия для разрядки или же ведет к
взрыву, если нет возможности найти подходящий раздражитель. Отсюда следует,
что, даже если в обществе с точки зрения социально-экономического устройства
отсутствуют подходящие возбудители серьезных проявлений агрессии, все равно
давление самого инстинкта столь сильно, что члены общества вынуждены изменять
условия или же — если они к этому не готовы — дело доходит до совершенно
беспричинных взрывов агрессивности… Исходя из этого, Лоренц приходит к
выводу, что человека от рождения ведет по жизни жажда разрушения. То есть
практические последствия этого вывода совпадают с идеями Фрейда. Правда, у
Фрейда страсть к разрушению противостоит столь же сильному влечению эроса
(сексуальность и жизнь вообще), в то время как для Лоренца любовь является
результатом агрессивных влечений.

Фрейд и Лоренц совпадают в одном: плохо, если агрессия не может воплотиться в
действие. Фрейд в ранний период своего творчества выдвинул идею о том, что
вытеснение сексуальных порывов может привести к психической болезни; позднее он
подвел то же самое основание и под влечение к смерти и заявил, что вытеснение
агрессии, направленной вовне, ведет к болезни. Лоренц констатирует, что
«вообще каждый представитель современной цивилизации страдает от
недостаточной возможности проявления инстинктивно-агрессивных действий».
Оба исследователя разными путями приходят к одному и тому же представлению о
человеке как о существе с постоянно возникающей агрессивно-деструктивной
энергией, которая не может долго находиться под контролем. И если у животных
энергия такого рода — всего лишь «так называемое зло», то у человека
она превращается в настоящее зло, хотя, по Лоренцу, и не имеет злокачественных
корней [Л2, с.36].

Бихевиоризм и агрессия
Знание бихевиористской методологии очень важно для изучения проблемы
агрессии, поскольку в США большинство ученых, хоть как-то причастных к проблеме
агрессии, являются приверженцами бихевиоризма. Человек чувствует, думает и
поступает так, как он считает правильным для достижения ближайшей желанной
цели. Агрессивность, как и другие формы поведения, является благоприобретенной
и определяется тем, что человек стремится добиться максимального преимущества.

Бихевиорист А. Басе определяет агрессию как «поведение, вызывающее
раздражение и наносящее ущерб другим организмам». Агрессивное поведение в
большей мере зависит от последствий «стимулирования», именно они
определяют возникновение и интенсивность агрессивных реакций. То есть, иными
словами, речь идет о том, чтобы определить, какие виды «стимулов»
вызывают агрессивное поведение. Выдающиеся бихевиористы А. Басе и Л. Беркович
демонстрируют гораздо больше понимания эмоциональных состояний человека, чем
Скиннер, хотя в целом они поддерживают главный принцип необихевиориста
Скиннера, гласящий, что объектом научного наблюдения является действие, а не
действующий человек. Бихевиористы претендуют на «научность» своего
метода на том основании, что они занимаются теми видами поведения, которые
доступны визуальному наблюдению. Однако они не понимают, что невозможно
адекватно описать «поведение» в отрыве от действующей личности. А вот
поведение человека можно понять до конца лишь в том случае, если мы будем знать
осознанные и неосознанные мотивы. При этом мы обнаружим не одну-единственную
причину его поведения, а получим возможность эксплицировать внутреннюю
психическую структуру его личности и выявить многие факторы. И тогда мы констатируем,
что можем через целую систему личностных характеристик объяснить импульс,
который привел к агрессивному действию. Поэтому основной бихевиористский тезис,
согласно которому наблюдаемое поведение представляет собой надежную с научной
точки зрения величину, совершенно ошибочен. На самом деле поведение различно в
зависимости от различия мотивирующих его импульсов, а они-то часто скрыты от
наблюдателя [Л2, с.53].

Нейрофизиологический подход
Точные научные данные нейрофизиологии, психологии животных, палеонтологии и
антропологии опровергают гипотезу о том, что в человеке от рождения заложен
спонтанный саморазвивающийся инстинкт агрессивности.

Исследование проблемы отношений между функцией мозга и поведением индивида с
самого начала было определено дарвиновским тезисом о том, что структура и
функция мозга подчинены принципу сохранения индивида и вида.

С тех пор нейрофизиологи главным образом сосредоточили свое внимание на том,
чтобы обнаружить участки мозга, ответственные за элементарные рефлексы, а также
за необходимые для выживания способы поведения, общепризнанным является
утверждение Мак-Лина, который обозначил основные механизмы (направления) работы
мозга аббревиатурой из четырех букв «Ф», означающих четыре вида
деятельности: «питаться (feeding), драться (fighting), убегать (fleeing) и
… заниматься сексом». Агрессия и бегство. Эти импульсы
«контролируются» разными участками мозга, а реакция организма
наступает в ответ на процессы, происходящие в этих участках. Так, например,
экспериментально установлено, что, стимулируя определенные участки мозга, можно
усилить аффект гнева (и соответствующую модель поведения), а можно и
затормозить. Некоторые исследователи достигли утонченного хирургического
мастерства при операциях вживления электродов в определенные участки мозга:
например, фиксировать яркое проявление агрессивного поведения в результате
прямого электрического раздражения определенных участков, с одной стороны, и с
другой — фиксировать торможение агрессивности путем раздражения других зон. Одновременно
они научились измерять электрическую активность этих различных участков мозга,
когда испытуемые демонстрировали эмоциональные реакции на внешний раздражитель:
гнев, страх, желание и т.д. Кроме того, им удалось наблюдать далеко идущие
последствия повреждений отдельных участков мозга. Мозг вообще организован по
типу биполярных систем. Когда не работают специальные раздражители (внутренние
или внешние), агрессивность находится в состоянии подвижного равновесия, ибо
зона возбуждения и зона торможения довольно стойко уравновешивают друг друга.
Это особенно четко проявляется, когда одна из зон оказывается поврежденной.
Вследствие дуальной (биполярной) организации полушарий мозга возникает важный
вопрос: какие факторы нарушают равновесие и провоцируют открытую ярость и
соответствующее разрушительное (агрессивное) поведение. Нарушения такого рода
могут наступить, с одной стороны, от электрического раздражителя, а с другой —
вследствие выведения из строя тормозящих центров (не считая гормональных и
метаболических изменений). Марк и Эрвин обращают внимание на то, что нарушения
равновесия могут быть вызваны еще и разного рода мозговыми заболеваниями.

Какие условия нарушают равновесие в сторону мобилизации агрессивности, не
считая двух экспериментальных ситуаций и одной патологической? Каковы причины
«врожденной» агрессивности у зверей и у людей?
Мобилизация агрессии в соответствующих зонах мозга происходит во имя жизни, как
реакция на угрозу жизни индивида и вида; это означает, что филогенетически
заложенная агрессия, встречающаяся у людей и животных, есть не что иное, как
приспособительная, защитная реакция. Вот как подводят итоги нынешнего состояния
исследований Марк и Эрвин: «…Животное любого вида реагирует на опасность
одной из двух форм поведения — либо бегством, либо агрессивностью и насилием —
это и есть борьба. При управлении любым поведением мозг функционирует как
целостная структура, в результате этого механизмы мозга, влияющие на две
различные формы самосохранения, находятся в тесной связи друг с другом и со
всеми другими частями мозга; а четкое функционирование этой системы зависит от
синхронизации многих сложных и тончайшим образом сбалансированных
подсистем…» [Л2, с.91 и далее].

Фрустрационная теория
«…Эта теория возникла как противопоставление концепциям влечений:
здесь агрессивное поведение рассматривается как ситуативный, а не эволюционный
процесс. Основоположником этого направления исследования человеческой
агрессивности считается Дж.Доллард. Согласно его воззрениям, агрессия — это не
автоматически возникающее в организме человека влечение, а реакция на
фрустрацию: попытка преодолеть препятствие на пути к удовлетворению
потребностей, достижению удовольствия и эмоционального равновесия.

Рассматриваемая теория утверждает, что, во-первых, агрессия всегда есть
следствие фрустрации, и, во-вторых, фрустрация всегда влечет за собой агрессию.
Схема «фрустрация—агрессия» базируется на четырех основных понятиях:
агрессия, фрустрация, торможение и замещение.

Агрессия понимается как намерение навредить другому своим действием, как
«акт, целенаправленной реакцией которого является нанесение вреда
организму».

Фрустрация возникает, когда появляется помеха осуществлению условной реакции.
Причем величина фрустрации зависит от силы мотивации к выполнению желаемого
действия, значительности препятствия к достижению цели и количества
целенаправленных действий (попыток), после которых наступает фрустрация. Как,
например, родитель-аккуратист и педант приучает своего маленького ребенка
поддерживать порядок в детской комнате. Как правило, это ни к чему, кроме
появления состояния фрустрации и агрессивных реакций у родителя, не приводит, и
на голову ребенка, как из рога изобилия, сыплются саркастические замечания,
обвинения, выговоры и наказания.

Торможение — это тенденция ограничить или свернуть действия из-за ожидаемых
отрицательных последствий. В частности установлено, что торможение любого акта
агрессии прямо пропорционально силе ожидаемого наказания. Вероятно, поэтому
родители, практикующие наказания своих детей за плохие отметки в школе, почти
всегда по внешней активности и настроению ребенка безошибочно определяют, какую
отметку он получил в школе: ребенок приходит домой с чувством вины и стремится
уединиться.

Кроме того, торможение прямых актов агрессии почти всегда является
дополнительной фрустрацией, которая вызывает агрессию против человека,
воспринимаемого виновником этого торможения, и усиливающая побуждение к другим
формам агрессии. Так, например, ребенок, которому мать не разрешает драться или
баловаться, начинает оскорблять ее («Ты плохая!») и упрекать в
нелюбви («Ты меня не любишь!»).

Замещение — это стремление участвовать в агрессивных действиях, направленных
против какого-либо другого лица, а не истинного источника фрустрации. Ребенок,
который не может наказать или «отшлепать» провинившегося старшего
брата, со злостью рвет его коллекцию марок. Или разозленный поведением
родителей старший брат бьет ни в чем не повинного младшего. Возможен и другой
пример из школьной жизни: когда мальчикам запрещают драться с девочками, они
исподтишка дергают их за косички.

Одной из примечательных идей фрустрационной теории агрессии является эффект
катарсиса, заимствованный из психоанализа. Катарсис (в буквальном смысле
«очищение эмоций») — это процесс освобождения возбуждения или накопившейся
энергии, приводящий к снижению уровня напряжения. Суть этой идеи состоит в том,
что физическое или эмоциональное выражение враждебных тенденций приводит к
временному либо длительному облегчению, в результате чего достигается
психологическое равновесие и ослабление готовности к агрессии…» [Л3, с.10]

Современный подход
«…Главной целью всех исследований в области агрессии в 80-е годы остаются
поиски причин и наиболее эффективных средств ее контроля. Большое место
занимают также вопросы, связанные с анализом природы тех факторов, которые
способствуют агрессии. При этом можно выделить два основных направления
поисков:
I. Выявление ряда индивидуально-личностных параметров, содействующих осознанию
роли и места самого субъекта агрессии в тех различиях, которые наблюдаются в
проявляемых им видах деятельности.

Используя основные парадигмы теории социального научения, американские
социологи и социальные психологи К. Джеклин, Р. Джин, Э. Маккоби, Дж. Уайт и
другие предпринимают попытки сконцентрировать свое внимание на различии половых
характеристик субъекта и ответить на вопрос о том, влияют ли они на характер
враждебного поведения.

В рамках этого же направления и с позиций того же подхода такие ученые, как П.
Белл, Э. Доннерштейн, Э. 0’Нил, Р. Роджерс и другие, уделяют большое место
вопросу о том, какое воздействие оказывает на проявления межличностной агрессии
расовая принадлежность индивида. Учитывая особую практическую значимость этой
проблемы, очевидна необходимость более углубленного изучения природы факторов,
способствующих как обострению, так и сдерживанию межрасовых конфликтов.

II. Стремление раскрыть природу действия внешних факторов, оказывающих также
весьма существенное влияние на проявления агрессивности. Речь
в данном случае идет о негативных факторах окружающей человека среды, таких как
влияние шума, загрязнения воды, воздуха, температурных колебаний, большого
скопления людей, посягательств на личное пространство и т.д. Этой тематикой
занимаются сегодня на Западе Р. Барон, Д. Зилманн, К. Лоо, Дж. Карлсмит, Ч.
Мюллер, Дж. Фридмен, X. Холдин и другие.

Определенное место в исследованиях этого направления находят также вопросы о
выяснении роли таких факторов, как алкоголь и наркотики, безудержный рост
употребления которых отмечается сегодня во всех странах мира. Здесь можно было
бы отметить работы А. Арменти, Р. Боятжиза, X. Кэп-пела, Дж. Карпентера, Д.
Капассо, К. Леонарда и С. Тейлора…» [Л4, с.64 и далее]
Среди таких факторов современные исследователи выделяют следующие:
-роль половых различий (т.н. генетический подход, опирающийся на различия в
хромосомной структуре);
-расовая принадлежность индивидов (подход, опирающийся на различия в цвете
кожи);
-негативные факторы окружающей среды (подход, опирающийся на исследование
влияния различных внешних природных и социальных факторов), и т.д.

Итак, в настоящее время большинством принимается следующее определение:
«…Агрессия – это любая форма поведения, нацеленного на оскорбление или
причинеине иного вреда другому живому (не обязательно – человеку – прим.авт.)
существу, не желающему подобного обращения…» [R.A.Baron, D.R.Richardson,
1994]
К сожалению, количество данных об агрессии настолько велико, что было бы
неблагоразумно, если вообще возможно, рассмотреть весь имеющийся материал,
поэтому ограничимся уже рассмотренным и перейдём к обсуждению вопроса с
философских позиций.

ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНА

Агрессия по Э.Фромму:
Тема человеческой деструктивности именно как философская идея заявлена уже
в первой книге Э. Фромма «Бегство от свободы» (1941). Автор отмечал,
что человек обычно подавляет в себе иррациональные страсти — влечение к
разрушению, ненависть, зависть и месть. Что же лежит в основе этих пагубных
комплексов? Фромм разъясняет: бессилие и изоляция индивидов. Именно в таких
условиях человек может избавиться от чувства собственного ничтожества, разрушая
окружающий мир. Это последняя, отчаянная попытка конкретного человека не дать
миру расправиться с ним.

Такая позиция свидетельствовала прежде всего о серьезном отношении к феномену
разрушительности. Безотносительно к взглядам Августина Блаженного или Лейбница,
которые строили свои концепции теодицеи, допуская, что Бог пользуется злом для
целей добра, американский исследователь стремится создать чисто секулярную
концепцию зла. Он сознательно отвлекается от общих метафизических абстракций.
Деструктивность — это отклик человека на разрушение нормальных человеческих
условий бытия.

Традиционно в истории философии генезис зла соотносится вовсе не с социумом, не
с подорванностью человеческого бытия. Истоки разрушительности видели в свободе
человека, приоткрывающей некие темные стороны его натуры. Вот почему многие
мыслители, скажем Я.Бёме, усматривали первоначало деструктивности в
противоречиях свободы, в разных ее состояниях и законах.

Мы напрасно стали бы искать ответ на вопрос о происхождении зла в его
метафизическом смысле, скажем, у Канта. Ответ на этот вопрос, по его мнению,
находится за пределами повседневного опыта, и попытки найти его вовлекают нас в
область трансцендентного, которая недоступна нашему познанию. Кант обсуждал эти
вопросы, ограничиваясь нравственными и психологическими предпосылками.

Феномен разрушительности выступает, с одной стороны, как некая тайна, разгадать
которую весьма затруднительно. Но с другой стороны, есть все основания говорить
о том, что и человек далеко не свят. Да и сам источник нравственного, т.е.
созидательного, поведения человека усматривался в разных предпосылках.
«Если мы спросим философов и моралистов: в чем состоит источник
нравственных действий, мы получим самые разнообразные ответы: одни будут
утверждать, что он заключается в воле Божьей, другие — в нашем собственном
интересе, третьи — в нравственном законе, непосредственно лежащем в нашем
сознании, и т. п.

Соотносясь с той философской традицией, которая рассматривала разрушительность
как отступление от нравственности, Фромм писал в «Бегстве от свободы»
о колоссальном уровне обнаруживаемых повсюду разрушительных тенденций. По
большей части они не осознаются как таковые, а рационализируются в различных формах.
Деструктивное тогда еще не оценивалось Фроммом как тайна. Он формулировал
предельно просто: разрушительность — это результат непрожитой жизни.
Человечество в принципе может спастись от самоуничтожения. Однако, возможно,
писал ученый, пройдет тысяча лет, прежде чем человек перерастет свою
дочеловеческую историю.

Эти рассуждения свидетельствуют о том, что в тот период Фромм разделял общие
мировоззренческие установки западной философии относительно изначальной
порочности человеческой природы. Нужно преодолеть животность человека,
заложенные в нем разрушительные природные инстинкты. В «Анатомии
человеческой деструктивности» Фромм делает поразительный и парадоксальный
вывод: человеку вовсе нет нужды перерастать дочеловеческую историю. Он ни в
коей мере не является разрушителем по самой своей природе. Присущая ему
деструктивность — это благоприобретенное свойство. Именно история совратила
человека, породив в нем погромные и погибельные страсти.

Книга Фромма — первый том задуманной им многотомной систематизации психоанализа.
Автор пытается подвести итоги более чем сорокалетней работы. Общая тенденция —
доказать вменяемость личности, показать, что истоки нравственности, равно как и
деструктивности, следует искать в человеческой свободе, как об этом говорили и
его предшественники. Однако сама свобода — сложный феномен. Она есть не
совращение человека, а мера его ответственности. Люди обыкновенно, чтобы
успокоить свою совесть, вину за собственную деструктивность перекладывают на
врожденные нейропсихологические механизмы. Фромм не оставляет человеку этого
убежища: поведение человека, с его точки зрения, не регулируется некими
врожденными, спонтанными и самонаправляющимися стимулами.

Свободен ли человек? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно, судя по всему,
сделать множество уточнений. О чем идет речь — о политических реалиях или о
внутреннем самоощущении? Человек, закованный в кандалы, крайне стеснен в своих
правах и поступках. Но его гордый дух, возможно, непреклонен… Варлам Шаламов
писал, в частности, что никогда не ощущал себя таким раскованным, как в
заключении. Другому индивиду никто не чинит препятствий, он волен распоряжаться
собой, однако, вопреки счастливым обстоятельствам, добровольно закабаляет себя.

Свобода представляется многим чем-то самоочевидным. Про что тут рассуждать?
Каждый человек, задумавшийся над своим предназначением, не сомневается в том,
что способен возвыситься над самим собой и обстоятельствами. Все зависит от его
духовных усилий, напряжения воли. Но точно ли так? Окажется ли свобода его
союзницей, стоит только ему того захотеть?…
Свобода — одна из неоспоримых общечеловеческих ценностей. Однако даже самые
радикальные умы прошлого, выступавшие в защиту этой святыни, нередко
обнаруживали известную непоследовательность. Нет, полагали они, свобода не
абсолютна. Предоставьте индивиду право распоряжаться собственной жизнью — и
наступит век хаоса. Ведь в человеке сильны инстинкты своеволия, эгоизма,
разрушительности. Свобода, разумеется, хорошо, но замечательно, когда человек
добровольно подчиняется общей воле, сознательно умеряет свои порывы.

Человек вожделеет воли и свободы… Но точно ли так? Ницше и Кьеркегор обратили
внимание на тот факт, что большинство людей попросту не способно на личностный
поступок. Они мелки, безлики и предпочитают руководствоваться сложившимися в
обществе духовными стандартами. Нежелание человека следовать свободе,
несомненно, одно из потрясающих открытий философской мысли. Оказывается,
свобода — удел немногих. Фромм анализирует особый феномен — бегство от свободы.

Само нежелание принять свободу имеет многочисленные следствия. Оказывается,
вовсе не свобода порождает разрушительность, как предполагалось ранее, а именно
воздержание от собственной воли, неготовность пользоваться плодами человеческой
субъективности парадоксальным образом приводит к деструктивности. Раб,
конформист только по видимости социально благотворен. На самом деле задушенная
внутренняя свобода и рождает, как подчеркивает Фромм, синдромы насилия.

Итак, формулируя философскую идею изначальной благостности человеческой природы,
Фромм усматривает рождение разрушительности не в первородном грехе, не в
человеческом своеволии, а в предумышленном отказе человека от самого себя, от
собственной уникальности. Исследователю кажется опасной не сама свобода как
искусительный дар, а воздержание от нее, феномен человеческой
безответственности, бесцельности.

Однако эти метафизические соображения так и остались бы продуктом абстрактной
антропологической или этической мысли, если бы Фромм не предложил нам испытать
прочность данного воззрения через общественную идею. Мятущегося человека,
устремленного к свободе или отгоняющего ее, Фромм рассматривает в пространстве
социальности. Он берет человека в потоке истории.

Свое философское предположение о том, что человек не является разрушителем по
тайне рождения, он обосновывает не только психологически, но и социально. Сами
человеческие страсти оказываются в такой системе мышления не столько
изначальными, соприродными человеку, сколько продуктом человеческого
творчества. Психологическое истолкование обретает историческое измерение.

Отмечая разносторонность и разнообразие идей, выдвигаемых Фроммом, многие
исследователи склонны видеть в этом мыслителе не социолога или культуролога, а
оригинального социального психолога, который пытается выявить наиболее сложные
и значимые механизмы человеческой психики. «Обратиться к творчеству Фромма
тем более уместно, — пишет отечественный философ Л. Н. Верченов, — что он может
рассматриваться как один из создателей аналитической дисциплины, которая в
отличие от еще по-настоящему не вставшей на ноги в нашей стране социальной
психологии, скатывающейся попеременно то в социологию, то в «чистую»
психологию, действительно утвердилась благодаря его трудам как социальная
психология.

Определить Фромма в качестве специалиста в области философской
антропологии—задача слишком общая. Философско-антропологическая мысль
демонстрирует множество различных подходов к проблеме. В связи с этим нельзя не
видеть, что концепция Фромма отличается своеобразием и в определенной мере
противостоит таким течениям, как экзистенциализм, русская религиозная философия
и т.д. Американский исследователь вовсе не пытается выстроить некое
антропоцентрическое воззрение, согласно которому человек действует в
беспредельно свободном пространстве. Человеческая субъективность развертывает
себя в реальном историческом континууме. Антропологическое соображение не может
вытекать только из последовательно проведенной экзистенциальной идеи.

Данная установка возвращает Фромма к проблеме человеческой природы. Если мы
решили вернуть нашему мышлению антропологическое измерение, то начинать,
видимо, следует не с культа индивида, не с безоговорочного признания его
самоуправства, а с осмысления человеческой сущности. Всякий иной подход может,
как это ни парадоксально, обернуться новой деспотией.

Гуманистическая риторика, захлестнувшая нашу публицистику, страдает, как мне
кажется, врожденным изъяном: мы прославляем человека, не задумываясь о его
сущности, о его месте в мире, о человечестве в целом. Мартин Хайдеггер в
«Письме о гуманизме» предупреждал об опасности всяких
«измов», которые бездумно выбрасываются на рынок общественного
мнения. По словам немецкого философа, мало проку в декларировании своеволия
индивида, если при этом не размышляют о человеческой природе, о соотнесенности
личности с бытием вообще.

Высшие гуманистические определения человеческого существа, рассуждает
Хайдеггер, еще не достигают подлинного достоинства человека. Величие
человеческого существа коренится уж конечно не в том, что он мыслит себя
властителем бытия. Так что же, отречься от гуманизма? Хайдеггер разъясняет:
«Поскольку что-то говорится против гуманизма, люди пугаются защиты
антигуманного и прославления варварской жестокости. Ведь что может быть
«логичнее» вывода, что тому, кто отрицает гуманизм, остается лишь
утверждать бесчеловечность. Формальное возвеличивание индивида, — предупреждает
мыслитель, — может обернуться разрушением человеческого существа.

Персоналистски ориентированная философия менее всего озабочена тем, чтобы
установить диктат индивида. Если бы это было главной задачей философской
антропологии, из нее ушла бы вся нравственная тематика, питающая ее проблемная
напряженность. Ход ее рефлексии сводился бы к прямолинейному замыслу — как
подчинить мир человеку. Фромм же хорошо знает о падениях человеческой души.
Ведь его первая работа была посвящена тоталитаризму.

XX век наглядно показал, к каким разрушительным последствиям может привести
пренебрежение к человеческой природе, чем может обернуться тоталитарная гордыня
— стремление выкроить социальность из безымянных человеческих лоскутков. Вот
почему, рассуждая о человеке, нельзя не критиковать общество, в котором он
живет. Личностные задатки, человеческий потенциал все равно окажутся богаче
наличной социальной организации. Изобличительный пафос философа тем глубже, чем
дальше продвигаемся мы в существо собственно человеческих проблем. Человек как
историческое создание все время развивается. Чем основательнее изучаем мы его
многообразные черты, тем больше оснований для критики уже сложившегося
общественного уклада.

Именно такой ход философской рефлексии предполагает обсуждение вопроса, что же
такое человеческая природа. Фромм отмечает: в попытке дать определение
человеческой сущности мы опираемся не на такие абстракции, какими оперирует
спекулятивная метафизика в лице, например, Хайдеггера и Сартра. В
«Анатомии человеческой деструктивное Фромм подчеркивает, что он обращается
к реальным условиям существования живого действительного человека.

В обширной психологической литературе по проблемам насилия и агрессивности
обнаружилось, как показывает Фромм, противостояние двух, казалось бы,
диаметрально противоположных точек зрения. Одну позицию он определяет как
инстинктивистскую, возводящую все разрушительное в человеке к досознательному,
докультурному, животному началу. Другую позицию Фромм определяет как
бихевиористскую, всецело выводящую деструктивность из социального окружения.
Философ не склонен толковать эти установки как альтернативные. Он предлагает
соединить их в контексте биосоциального существования человека.

Огромную ценность имеет различение Э.Фроммом «доброкачественной» и
«злокачественной» агрессивности : «…Биологически адаптивная
агрессия — реакция на угрозу витальным интересам индивида; она заложена в
филогенезе; она свойственна как животным, так и людям; она носит взрывной
характер и возникает спонтанно как реакция на угрозу, а следствие ее —
устранение либо самой угрозы, либо ее причины.

Биологически неадаптивная, злокачественная агрессивность (т.е. деструктивность
и жестокость) вовсе не является защитой от нападения или угрозы; она не
заложена в филогенезе; она является спецификой только человека; она приносит
биологический вред и социальное разрушение. Главные ее проявления — убийство и
жестокие истязания — не имеют никакой иной цели, кроме получения удовольствия.
Причем эти действия наносят вред не только жертве, но и самому агрессору. В
основе злокачественной агрессивности не инстинкт, а некий человеческий
потенциал, уходящий корнями в условия самого существования человека.

Разграничение между биологически адаптивной и биологически неадаптивной формой
агрессии поможет нам устранить путаницу в толковании понятия
«агрессия». Дело в том, что те, кто выводят человеческую
агрессивность из самой родовой сущности человека, вынуждают своих оппонентов,
которые не хотят совсем расстаться с надеждой на мирную жизнь, приуменьшать
масштабы человеческой жестокости. И эти адвокаты-миротворцы нередко высказывают
излишне оптимистические прогнозы развития человечества. Если же разделить
агрессию на оборонительную и злокачественную, то такая необходимость отпадает.
Тогда предполагается, что злокачественная доля агрессии не является врожденной,
а следовательно, она не может считаться неискоренимой. С другой стороны,
допускается, что злокачественная агрессивность представляет собой некий
человеческий потенциал, более значимый, чем одна из возможных моделей
поведения, которой можно по желанию обучиться и от которой можно легко
освободиться, приняв другую модель…» [Л2, с.164].

Примеры «доброкачественной» агрессии:
а)псевдоагрессия – действия, в результате которых может быть нанесён ущерб, но
которым не предшествовали злые намерения, а именно
-непреднамеренная агрессия;
-игровая агрессия;
-агрессия, как самоутверждение;
б)оборонительная агрессия – как фактор биологической адаптации (по [Л2,
с.170]):
-агрессивность, как приём вытеснения страха;
-агрессивность, как результат опасности лишения свободы;
-агрессивность, когда под угрозой оказывается нарциссизм;
-агрессивность, как реакция на попытку лишения иллюзий;
-конформистская агрессия;
-инструментальная агрессия.
в)экзистенциальные потребности человека и различные укоренившиеся в его
характере страсти (по [Л2, с.200]):
-ценностные ориентации и объект почитания;
-чувство единения;
-творческие способности;
-возбуждение и стимулирование;
-хроническая депрессия и скука;
-структура характера;

Примеры «злокачественной» агрессии (по [Л2, с.234]):
а)жестокость и деструктивность:
-кажущаяся деструктивность;
-спонтанные формы;
-деструктивность отмщения;
-деструктивность характера (садизм)
-экстатическая деструктивность;
-поклонение деструктивности;
б)некрофилия, в том числе клинические случаи;

Можно видеть, что Э.Фромм различает два вида агрессивности:
«доброкачественную» и «злокачественную». Первая отчасти
восходит к миру человеческих инстинктов, вторая коренится в человеческом
характере, в человеческих страстях, за которыми стоят побуждения отнюдь не
природного, но экзистенциального свойства. По мнению Фромма, инстинкты суть
категория чисто натуралистическая, тогда как страсти, укорененные в характере
человека, суть категория социобиологическая и историческая. Страсти вовсе не
обеспечивают физического выживания, но они не менее стойки и глубоки, нежели
инстинкты. Они образуют фундамент человеческого интереса к жизни, человеческих
порывов. Страсти — это материал, из которого формируются не только сновидения и
фантазии, но и искусство, религия, миф, драма, страсти своими корнями уходят в
самые глубинные основы человеческого бытия.

Тема зла (частью которого является агрессия) по Н.О.Лосскому
«…Чрезмерная любовь к себе, предпочтение себя другим личностям и есть уже
нарушение ранга ценностей; она есть первичное, основное нравственное зло,
грехопадение тварного существа. Все остальные виды зла, все несовершенства в
мире суть – следствия этого основного нравственного зла – себялюбия, эгоизма.

Все несовершенства общественного порядка – суть, в конечном итоге, следствия
основного нравственного зла, недостатка нашей любви к богу и к сотворённым им
другим личностям…» [Л5, с.356].

Мы рассмотрели различные подходы, как философские, так и естественно-научные, к
человеческой агрессивности, изложенные у различных авторов, в то или иное время
занимавшихся указанной проблемой.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ВЫВОДЫ
Анализ приведённых источников позволяет сделать следующие выводы:
-существует множество подходов к раскрытию причин возникновения агрессии,
причём между исследователями различных направлений нет соглашений и
договорённостей;
-предпринятые попытки философского осмысления не дали необходимого результата,
поскольку если проблема зла привлекала пристальное внимание мировой философской
мысли на протяжении длительного времени, то проблема агрессии в поле внимания
философов практически не попадала (ей начали заниматься только во второй
половине ХХ-го века в связи со становлением философии гуманизма);
-попытку соединить философские и естественнонаучные знания сделал Э.Фромм. Из
этого соединения появилось различение понятий «доброкачественной»
(конструктивной) и «злокачественной» (деструктивной) агрессии.

РАЗРАБОТКА АВТОРСКОЙ МОДЕЛИ АГРЕССИИ

Философский анализ проблемы
Теперь попробуем проанализировать данную проблему самостоятельно (описания
и основные положения различных философских школ (учений) взяты из В.А.Канке
«Основы философии», учебник). Итак:

1.Агрессия есть явление. Суть этого явления — реакция живого существа (в нашем
случае – человека), направленная от этого живого существа (человека) в
окружающий его мир. Нашей задачей является понимание этого явления, поэтому нам
в первую очередь необходимо составить такую модель человеческой реактивности,
которая была бы, во-первых, непротиворечива по отношению к накопленным
наблюдениям, во-вторых, позволила бы сделать некоторые обобщения, имеющие
прогностический характер.

Основанием для построения модели примем следующие рассуждения (из: Философия
познания. [Л6, с.158]):
«…Философская теория познания» в переводе на греческий называется
эпистемологией или, что почти то же самое, гносеологией. Термин
«эпистемология» по сравнению с термином «гносеология» имеет
более явно выраженный научный смысл, речь идет о научном знании. Оба термина
широко используются в философской литературе.

И.Кант писал: «Без сомнения, всякое наше познание начинается с
опыта…». Имеется в виду, что познание начинается с чувств. С этим трудно
не согласиться; в наши дни абсолютное большинство философов придерживается
именно такой точки зрения. Человек обладает органами чувств, зрением,
осязанием, слухом, вкусом, обонянием. Благодаря им человек обретает чувства.
Чувственное познание осуществляется в трех формах: ощущениях, восприятиях,
представлениях. Ощущение — это наиболее элементарная форма чувств. Восприятие —
это целостное чувство, содержащее в себе несколько ощущений («это яблоко
круглое, желтое, кисло-сладкое, тяжелое»; яблоко дано как восприятие).
Представление — это чувство, которое вспоминается или воображается (например, я
представляю себе моего друга, въезжающего в аудиторию на голубом коне).

Итак, познание начинается с чувств. Но что я могу знать благодаря чувствам?
Какова их роль в походе за знанием? (Познание — это поход за знанием). Каждому
ясно, что чувства связывают нас не только с внешним миром, но и с воображаемыми
явлениями. Рассмотрим для начала чувственную связь человека с внешним миром.
Познание есть процесс, потому имеет смысл проанализировать чувства в различных
стадиях этого процесса.

Чувства «на входе» психики. При оценке познавательного содержания
чувств «на входе» психики высказывались различные мнения, из которых
приведем три главных.

Самая простая точка зрения состоит в том, что внешний мир буквально
впечатывается в нашу психику. Отсюда произошло русское «впечатление»,
которое переводится на основные языки мира без потери своего исходного
значения. Чувство есть «след» предмета (сравните со следом ступни
человека на мокром песке).

Более сложная точка зрения: чувства являются всего лишь приблизительными
отражениями предметов, своеобразными «копиями». Допустим, некто
пробует на вкус неизвестный ему продукт питания, который вызывает ощущение
сладости. Можно предположить с высокой долей вероятности, что продукт содержит
глюкозу.

Еще более сложная точка зрения: чувства — это знаки предметов, смысл которых
предстоит расшифровать. Нельзя доверять, как выражаются, впечатлениям — чувства
«обманывают». Самый простой на этот счет пример: преломленность
прямой палки на границе воды и воздуха. А миражи? А сложные воображаемые и
внушаемые чувства? Разумеется, они о чем-то свидетельствуют, но о чем?
Воображаемые чувства особенно часто являются сложными знаками.

Необходимость расшифровки, выяснения смысла, чувств показывает, что нам следует
сделать шаг «внутрь» психики. В исходных чувствах содержится не вся
тайна познания. Часть этой тайны содержится в том, что «встречают»
чувства «на входе» психики. Но что именно встречают чувства на входе
психики? На этот новый вопрос мы имеем снова три наиболее распространенных
ответа, причем все они нам хорошо известны из истории философских идей:
• Локк: чувства попадают во власть способности человека их комбинировать,
соединять, сравнивать;
• Кант: чувства попадают под власть внечувственных априорных принципов;
• Гуссерль: чувства встречаются со способностью человека (благодаря
воображению, воспоминанию и фантазии) строить цепи феноменов.

Теперь становится ясно, что происходит с чувствами «в середине»
познания:
• по Локку: чувства комбинируются (возникают сложные чувства), сравниваются
(получаем знание об отношениях), в них выделяется благодаря абстракции общее
(идея);
• по Канту: чувства упорядочиваются на основе принципов;
• по Гуссерлю: чувства вовлекаются в поток воображения, который ведет к эйдосу
— намного более сложному чувству, чем его исходный материал.

«На выходе» из психики имеем:
• по Локку: идеи;
• по Канту: чувства, упорядоченные на основе априорных принципов;
• по Гуссерлю: эйдос, т.е. идею с богатым чувственным содержанием.

Но не будем забывать, что чувственное познание начиналось с некоторых исходных
чувств, которые являются знаками, реальных или воображаемых явлений. А это
означает, что полученные «на выходе» чувства надо вернуть исходным
источникам чувств, исходным предметам.

Благодаря процессу чувственного познания мы получили:
• согласно Локку, — то самое знание, которое содержалось в исходных чувствах,
но не было прояснено. Чувства дают исчерпывающее знание о предметах (это —
сенсуализм);
• согласно Канту, — новое знание, которое содержалось в исходных чувствах и
получено во многом благодаря принципам психики (это знание нельзя прямо
приписывать предметам, но оно позволяет нам успешно оперировать ими);
• согласно Гуссерлю, — новое знание, позволяющее интерпретировать исходные
чувства и уже эти «проинтерпретированные» чувства соотносить с
предметами (если меня спросят, показывая на конкретное яблоко: «Что
это?», то я не отвечу просто указанием на исходные ощущения — это, мол,
круглое, желтое, кисло-сладкое, а скажу: «Это яблоко (т.е. представитель
класса всех яблок), обладающее такой-то формой (используется понятие формы),
вызывающее такие-то ощущения (используется понятие ощущения))».

Кто прав: Локк, Кант или Гуссерль? Однозначного ответа на этот прямой вопрос не
существует. Мы выскажем наше мнение. На наш взгляд, в одних случаях действуют
по Локку (когда, например, выделяют общее сравнением идей), в других — по Канту
(когда, например, принципы уже известны и их не надо выводить, доказывать), в
третьих — по Гуссерлю (когда стремятся всесторонне обосновать богатое
чувственное содержание психики, не оказаться в плену блеклых, лишенных
чувственности рассуждении). В плане уразумения хода чувственного познания
наиболее обстоятелен Гуссерль, а вместе с ним и его сторонники, феноменологи.

Мы не стали рассматривать чувственное познание в свете античной и средневековой
философии по очень простой причине: оно представлено в этих философиях очень
скудно. Нововременное понимание чувственного познания проанализировано нами в
связи с воззрениями Локка и Канта.

Из новейших философских направлений рассмотрено феноменологическое понимание
чувственного познания. А как же герменевты, аналитики, постмодернисты?
• Герменевты с самого начала выхода на философскую сцену не интересовались
чувственным познанием. Основатель герменевтики Хайдеггер был учеником Гуссерля,
основателя современной феноменологии. Казалось бы, Хайдеггер должен был
продолжить дело Гуссерля. Но он резко отошел от феноменологии. Его влекли
другие ориентиры.
• Аналитики также не проявляли какого-либо особого внимания к чувственному
познанию, их преимущественно интересовали слова и факты, а не переработка
чувств в психике человека.
• Постмодернисты также не дали какой-либо заслуживающей упоминания теории
чувственного познания. Их привлекают в первую очередь тексты и борьба с
тоталитаризмом.

Итак, благодаря чувственному познанию человек получает сведения обо всем том,
что способно вызывать чувства. Человек обладает уникальнейшей способностью
вчувствования в мир, благодаря этому возможно познание. Но вчувствование, как
известно, сопряжено у человека с мышлением, объяснением. То и другое относится
к рациональному познанию…»

Составление модели человеческого восприятия
2.Составим модель по предложенной схеме: «на входе психики — внутри
психики — на выходе психики»:

2.1.Человек познаёт мир при помощи чувств (М-Л). Откорректируем данное
утверждение следующим образом – человек получает информацию об окружающем мире
при помощи чувств (положение классического идеализма об отвлечённости идей от
материальных предметов с целью упрощения рассуждений в данном месте в
рассмотрение не принимаем, а вернёмся к нему далее).

То есть человек снабжён пятью устройствами ввода информации (это утверждение не
означает, что их вообще всего пять).

Эти устройства ввода получают из окружающего мира первичную информацию и
передают её дальше – на устройства первичной обработки сигнала.

Как любое устройство, устройства ввода информации, вследствие технического
(биологического) несовершенства, определённым образом (у кого больше, у кого
меньше) первичную информацию искажают.

2.2.Устройства первичной обработки сигнала переформатируют информацию в вид,
приемлемый для обработки в блоке анализа и (или) в блоке формирования эмоций.
Аналогично предыдущему, так же можно сказать, что при переформатировании часть
информации искажается, а часть – вообще теряется.

2.3.Блок анализа обрабатывает полученную информацию, причём эта обработка
ведётся на основании очень большого количества факторов, а именно:
-способность блока анализа к выполнению этих операций (на что в свою очередь
влияют уровень развития и органические повреждения);
-предыдущий опыт анализа аналогичной информации (блок наработанных стереотипов
и привычек); в процессе задействована память;
-система взглядов индивидуума (нравственные, религиозные, национальные,
расовые, клановые, ценностные императивы, и т.д.);
-свойства личности;
-интуиция и воображение;
-физическое состояние субъекта;
-влияние окружающей среды (раздражающие или благоприятствующие факторы,
необходимая скорость принятия решения и т.д.);
-и так далее, если не до бесконечности, то весьма длинно.

В этом процессе рождается интерпретация (эйдос – по терминам феноменологии),
которая служит основой для принятия решения.

Данная информация передаётся в блок формирования эмоций (эмоция как ценностное
отношение к происходящему – по [Л6, с.137]). Совместная обработка «чистой
информации» и отношения к ней формирует решение.

В этом процессе так же рождается очень большое (больше, чем на любой из
рассматриваемых стадий) количество искажений, причём как на стадии
интерпретации, так и на стадии формирования отношения и соответствующего ему
адекватного решения. (пример – поговорка: «человек верит только в то, во
что он хочет, невзирая на факты»).
2.4.Сформированное решение снова передаётся в устройство переформатирования
(которое в этом случае уже формирует сигнал для реакции (действия, слова и
т.д.), и снова погрешности.

2.5.Сформированный сигнал приходит на устройства действия (эффекторы) и
реализуется в окружающий мир в виде реакции (с погрешностями, обусловленными
возможностями задействованных эффекторов). Простой пример:
-информация на входе: «большой медведь, причём рядом!» (возможные
искажения на входе: слепой не увидит, глухой не услышит);
-обработка информации: аналитический блок – «сейчас разорвёт!!!»,
блок формирования эмоции – «страшно-о-о-о!!!», формирование решения –
бежать как можно быстрее (на эффекторы – ноги – подан соответствующий сигнал);
-результат: сил не хватило, догнали, съели…

Анализ модели
-мы насчитали, во всяком случае, пять стадий искажения сигнала, причин
же его искажения – значительно больше;
-в связи с этим не будет корректным высказывание, что человек с помощью чувств
познаёт окружающий мир – в лучшем случае он занимается анализом весьма и весьма
искажённого образа (по Л6, с.159 чувства – это знаки предметов, смысл которых
предстоит расшифровывать);
Каким же образом формируется такая часть эйдоса, как отношение к явлению?

чувства. ЭМОЦИИ. ВОЛЯ. ВЕРА. сомнение. идеал И ЦЕЛЬ. [Л6, с.137]:
«…В человеке все едино, невозможно абсолютно развести чувства и мысли,
волю и ценности. Поскольку человек существо целостное, постольку все присущие
его духовной жизни компоненты имеют ценностный смысл. Более того, даже свое
тело человек использует (вырабатывая особую походку, отращивая и сбривая
волосы, развивая мышцы, пользуясь макияжем) для утверждения присущих ему
ценностей.

Итак, все или почти все компоненты духовного мира человека являются знаками
его, человека, ценностей. Это не противоречит тому, что некоторые ценности
могут вытесняться в сферу бессознательного, продолжая существовать в скрытом,
неявном виде. Рассматривая возбуждение человека внутренними и внешними
раздражителями, проводят различие между чувствами и эмоциями. Как правило,
имеется в виду, что чувства ориентированы на сам раздражитель и не содержат
ценностные компоненты, а эмоции, напротив, это те же чувства, но во всем их
ценностном богатстве. Радость, любование, восхищение, преклонение — это все
эмоции. Часто называют удовольствие, радость, восторг, любовь (и т.п.)
положительными эмоциями, а боязнь, испуг, страх, ненависть, горе —
отрицательными. На эмоции человека сложнейшее влияние оказывает весь опыт его
жизни. Известны даже случаи, когда краткое сообщение вызывало смерть человека.
Что касается понятия чувств, то это представление об эмоциях без их ценностного
содержания. В чистом виде, полностью лишенном эмоционального начала, чувства,
думается, не существуют.

Среди разнообразных ценностных форм психики человека важнейшее значение имеет
воля, саморегуляция субъектом своей деятельности, проявляющаяся как
целеустремленность, решительность, самообладание. Согласно Шопенгауэру и Ницше,
воля занимает среди всех ценностей первое место. В мире ценностных ориентации
человека непреходящее значение имеет вера, акт принятия чего-либо как
ценностно-положительного. Вере предшествует сомнение, которое переводится в
веру в результате философского анализа. Религиозная вера часто рассматривается
как результат откровения, она, мол, не нуждается в обосновании. Для философа
Карла Ясперса философская вера — результат философствования. Вряд ли найдется
философ, который не согласится с Ясперсом.

Великий Декарт также был вполне последовательным, когда рассматривал
приверженность философов к сомнению как необходимую черту успешного
философствования. Прежде чем повторить слова М. Лютера «Я здесь стою и не
могу иначе», философу необходимо провести определенную работу, прийти к
убеждению. Сначала сомнение в старой вере, затем преодоление сомнения и наконец
убеждение, новая вера.

Вера как ценностный феномен имеет свои градации, в высшей ее отметке мы находим
идеал. Человек в силу своего воображения создает образ желаемого будущего. Он
осуществляет целеполагание. Цель — это предвосхищение результата социального
действия. Идеал — это высшая цель стремлений.

Идеал — это отнюдь не просто конкретный образ конечного будущего. Далеко не
всегда идеал сводится к примату конечной цели. Примат конкретной конечной цели,
особенно если она находится в туманном будущем,— путь к утопизму, о судьбе
которого написаны и еще будут написаны тома. Таким образом, идеалотворчество,
если оно осуществляется недостаточно ответственно, приводит к утопиям,
превращается в идолотворение. Вместе с тем идеалотворчество — непременное
основание достижений человека. Интересно, где было бы сейчас человечество, если
бы оно не занималось идеалотворчеством. Но для успешного идеалотворчества
необходима развитая, современная философия. Идеалов много, их по-разному
классифицируют. Что касается современного гуманизма, то он ориентируется на
такие ценности-идеалы, как свобода, справедливость, демократия,
ответственность, непримиримость к насилию и ненасилие, экономически оправданная
планетарная общность людей. Наряду с положительными ценностями есть,
разумеется, и их антиподы: человеконенавистничество, стяжательство, культ силы,
вседозволенность…»

СПРАВЕДЛИВОСТЬ ИЛИ СВОБОДА? лучше ОТВЕТСТВЕННОСТЬ! [Л6, с.152]:
«…Вся многовековая история развития этических ценностей развивалась под
знаком противопоставления справедливости и свободы. Платон и Аристотель мечтали
о справедливо устроенном государстве. Несправедливо, если правителями являются
не самые мудрые, т.е. не философы. Маркс через всю свою жизнь, начиная с двенадцатилетнего
возраста, пронес убеждение о несправедливости буржуазного общества, где тот,
кто работает, либо вообще беден, либо далеко не самый богатый. Все, что Маркс
считал несправедливым, современный либерал американец Роулз полагает, наоборот,
справедливым. Он видит несправедливость в отказе богатых помогать бедным.

О свободе (независимости и самостоятельности) также мечтали с незапамятных
времен. Многочисленные восстания в Древнем мире были направлены на приобретение
независимости. Эпикурейцы, киники, стоики, скептики стремились обосновать
самодостаточность человека, т.е. его свободу. Идея свободы не чужда и
христианской философии. Бог не навязывает свою волю человеку: греши, грешник.
Подлинный триумф этики свободы наступает в Новое время. Развитие капитализма
вплоть до наших дней сопровождается требованием обеспечения для личности
разнообразных «свобод». Свобода часто интерпретируется как основная
этическая ценность буржуазного общества. Показательна в этом смысле позиция
французского философа Ж.-Л. Сартра: «Мы приговорены к свободе».
Настоящим певцом свободы был наш соотечественник Н.А. Бердяев.

Против требования справедливости и свободы мало кто отваживается выступать —
оно имеет многовековую традицию. Вместе с тем хорошо известно, что попытки
последовательно осуществить идеал справедливости неожиданным образом приводят к
всеобщей уравниловке. Но даже вне этих крайностей ясно, что идеалы
справедливости и свободы трудно согласовать друг с другом.

Опять же, через всю историю этики тянется шлейф попыток органически согласовать
требования свободы и справедливости. Своеобразный прорыв в этой области
наступил после появления в 1979 г. книги немецко-американского философа Ганса
Ионаса «Принцип ответственности. Попытка разработки этики для технической
цивилизации». Как-то сразу многим стало понятно: а ведь этика
ответственности — это и есть объединение этики справедливости с этикой свободы.

Ионас, безусловно, учел уроки герменевтики Хайдеггера:
Бытийствуя в мире, человек уже в силу самого факта своего существования вынужден
вопрошать и не только находить ответы на вопросы, но и ответствовать. То есть
быть ответственным перед миром. Йонас особенно энергично требовал
ответственности людей перед живыми организмами.

Чтобы лучше понять проблематику ответственности, обратимся к проблемам техники.
Физики, руководствуясь идеалами свободного творчества, открыли, что в ядрах
атомов заключена большая энергия. Она находится там в связанном состоянии, но
ее можно извлечь с помощью цепных ядерных реакций. Так возникла идея создания
атомной бомбы. Политики, стремясь прекратить войну, приказали летчикам сбросить
бомбу на Хиросиму и Нагасаки (заметим также, что уже простое испытание ядерного
заряда в силу радиоактивного загрязнения среды несет смерть десяткам тысяч
людей). Не правда ли, странная ситуация: все умны, все справедливы, все
свободны, а в результате смерть и разрушение. В этой связи как раз и возникло
представление о том, что на место этики справедливости и свободы следует
поставить этику ответственности, а уже в ней учесть достоинства как этики
справедливости, так и этики свободы. Добро — это ответственность…»

2.7.Продолжение анализа модели:
-по этой причине (см. пп. 2.6) человек не в состоянии достаточно корректно
предвидеть сколько-нибудь отдалённые (а зачастую – и самые ближайшие)
последствия своих действий;
-поэтому тезис ответственности («…Итак, в наши дни в самом его глобальном,
ёмком значении добро понимается как ответственность…» [Л6,с.155])
неизбежно требует дополнительного осмысления.
-наилучшей, на наш взгляд, попыткой этого является известная формула:
«Делай, что должно – случится, чему суждено»
-в ином случае могут возникать весьма неприятные для психики последствия
(приводится из литературы):

О ДОБРОТЕ, СВОБОДЕ И ОТВЕТСТВЕННОСТИ [Л7, с.174]:
«…— Хорошо. Представьте себе, что вы видите тонущего человека. Вы хорошая,
добрая и умелая. Вы его спасаете.
— Раз плюнуть, — азартно согласилась Кира.
— Приводите его домой, чтобы он отдохнул и обсох. Но он болен чумой. И сам еще
не знает этого. Но уже заразен. Отдохнул, обсох, поел — и с благодарностями
удалился, искреннейшим образом собираясь всю жизнь за вас Бога молить. И через
неделю умер. Сам того не ведая, он заразил ваших родителей и вашего ребенка.
Предвидеть это было невозможно никоим образом. Но то, что чуму принес он, вы
впоследствии узнали. Вы добрая, сильная духом. И все-таки, поплакав на могилке
своего младенца, повспоминав, как тащили, надрываясь, незнакомца из потока, как
радовались и гордились, что спасли его, вы надолго утратите всякий интерес к
жизни, и к добрым делам в особенности. Не злоба, не подлость будут вами
руководить, не корысть. К этому вы все равно не способны, вы хорошая. Но от
дикой апатии вам не уйти. От желания скрыться от всех и ничего не делать. Вам
просто руки не поднять, так больно и тошно. Мускулатура у вас прекрасная,
отменная реакция, прекрасные легкие. Но вам рукой не пошевелить. Понимаете?
Глаза Киры от ужаса стали совсем громадными.
— Кажется, понимаю… — проговорила она.
— Причем чем крепче ваша мускулатура, тем разительнее контраст между тем,
что вы, абстрактно говоря, могли бы с ее помощью творить, и тем бессилием,
которое возникло на самом деле. Понимаете?
— Да, — она несколько раз кивнула. — Да, Андрей Андреевич, теперь понимаю.
—- Теперь представьте, что вы могучая волшебница. Добрая. Королева фей. Об
этом, по-моему, ни в одной сказке не задумывались — ну, да на то они и сказки,
чтобы не ставить таких ужасающе реальных проблем. В городе начался пожар. Пламя
перекидывается от дома к дому, вот уже четверть огорода в огне… Вы не
выдерживаете и гасите пожар.
— Естественно.
— Вот именно. Абсолютно естественно. Вы не в состоянии, просто физически не в
состоянии видеть, как гибнут люди. Люди, которых вы считаете плохими — и люди,
которых вы считаете хорошими. И люди, которым отроду пять месяцев, и пять лет,
и пять дней… Не спасти их вы не можете. У вас и выбора-то нет. Но через годы
и годы выясняется, что среди спасенных детей был Гитлер. Предвидеть это вы не
могли никоим образом, несмотря на все свое могущество. Но потом вам не отделаться
от чувства вины за все, что Гитлер натворил. Ведь вы его спасли. Вы спасли,
кроме того, двести шестьдесят восемь человек. Вот какая вы замечательная. Но
погубили вы, так вы чувствуете, пятьдесят миллионов. Каково будет вам дальше
жить и творить добро?
— Да я этого Гитлера придушу, как только выяснится, кто он такой!
— Да? Хорошо. Это уже ваш сознательный, целенаправленный поступок. Его
последствия — целиком на вашей совести. Фашизм в Германии не победил, не
возникла эмиграция интеллектуалов из Европы. Война не началась. США остались
мировым захолустьем, просторным, богатым, но замкнутым и квелым. Каким были в
тридцать девятом году. Никакой атомной бомбы они не сделали. Ее сделал Сталин в
пятьдесят первом. Рассказывать, что было дальше?
— Нет, — тихо ответила Кира.
— Вот так, Киронька, нам, всемогущим, живется, — сказал он.
— И ничего нельзя сделать?
— Можно иногда. Но это такая нейрохирургия… Одно утешает. Те, кто не феи, а,
наоборот, ведьмы, сталкиваются с аналогичными проблемами. Представьте, что вы
злобная карга, из вредности спалившая город. И там сгорел малолетний Гитлер. И
карга каким-то образом — не будем сейчас углубляться в то, каким именно, но
примем как данность — она впоследствии выясняет, что, так славно погубив в огне
почти три сотни человек, спасла пятьдесят миллионов. Что будет?
Мгновение Кира размышляла, потом ее лицо прояснилось. Она даже хлопнула в
ладоши:
— Карга лопнет от злости!
— Ну, может, и не лопнет, — улыбнулся Симагин, но уж надолго выйдет из строя.
Будет по полу кататься с завываниями, будет полвека сидеть в своей пещере и
горько плакать: бедная я, несчастная! Это ж надо так опростоволоситься! И
знаете, Кира, вряд ли она еще раз когда-нибудь отважится устраивать пожары.
— А то, следующее… Ведь Сталин…
— Наши примеры, Кира, предельно упрощены и схематизированы. Ведь, сгори Гитлер
во младенчестве, Веймарская Республика все равно выродилась бы в какую-то форму
диктатуры. И, если бы не война и затем не Хиросима, Сталин вряд ли
заинтересовался бы атомной оборонкой. Ему бы, как и прежде, кавалерии
хватало… Попытайся мы сейчас говорить всерьез, разговор получился бы куда
более сложным и… научным. Лучше просто постарайтесь почувствовать, что это
такое — шок от принципиально непредсказуемых в момент совершения поступка,
нежелательных вторичных его последствий. Шок от принципиального несоответствия
желаемого результата поступка его реальному результату. Особенно если вы —
всемогущая фея. Для фей такой шок куда ужаснее, чем для людей обычных. Потому
что, во-первых, для обычного человека девяносто процентов последствий его
поступков навсегда остаются неведомы. И во-вторых, обычный человек, как
правило, слишком незначительно влияет на мир, и его поступки редко имеют
серьезные последствия. Но все меняется, стоит вам только… взять в руки
волшебную палочку…»
[Там же, с.397]
«…Каково было бы Христу глядеть сверху на то, как страстные его
приверженцы поносят и истребляют друг друга из-за единственного так или этак
понятого слова? Из-за разного понимания обрядовой роли той или иной глиняной
плошки?
Каково бы ему смотрелось, как страстные приверженцы его кромсают, режут, жгут
невинных? Как фанатичные родители, ежеминутно поминая Бога всуе и по любому
поводу стращая адским огнем: штанишки порвал — геенна, выкупался в речке без
спросу — геенна, утаил от мамы, что девочка понравилась, — геенна!.. растят
сумасшедших детей — и те вырастают маньяками, потрошителями, исступленными
богоборцами, нацистами? Да, мне отмщение и аз воздам, всё так; и невинные,
принявшие безысходные страдания и мученическую смерть, прямиком, вероятно,
отправляются в рай, где ждет их справедливая награда за пережитое — но те,
другие? Которые совершали зверства, веруя в богоугодность свою, а то и
богоизбранность? Бескорыстно, не за папские тиары, константинопольские венцы илипатриаршьи
ризницы, преступников мы вообще не берем в расчет… от чистоты сердца, от
пламени веры в душе губили малых сих, истребляли агнцев и тем — с именем Христа
на устах! с хоругвью его в десницах! — ввергали себя сами, не ведая того, в
пучины смертного греха? Не кем иным, как им самим, Христом, введенные во
страшное это искушение? Мучился ли совестью Иисус, глядя на несчастных? И если
мучился, то как? И что уготовил им за гробом? Неужели и впрямь карал, словно он
тут ни при чем? Равнодушно этапировал недоумевающих рабов своих в преисподнюю
усиленного режима? Что это такое — нечистая совесть Бога? Каков он — Бог,
уязвленный совестью?
Мы знаем, что здесь, в тварном нашем мире, чистой совестью способны
похвастаться лишь те, у кого совести вовсе нет; у кого она есть, у того на ней
непременно лежит что-то. Лицемером является всякий, кто смеет говорить: я с
чистой совестью могу… От кого услышите такое — бегите того человека,
отвратите от него взор свой, отвратите от него слух свой…

Но — Бог?!
Ведь не может же столь тщательно продуманный совершенным разумом поступок,
каков описан в Евангелиях, иметь столько неожиданных, непредвиденных,
нежелательных для самого Бога последствий? Явно не тех, в расчете на которые
сей поступок вершился? А если даже и может, если просто ничего лучше не
придумал даже Бог, и вся последующая кровь и грязь двух тысяч лет входила в
расчет с тем, чтобы легче отщеплялись агнцы от козлищ — как там все-таки с
совестью?
Или у Бога совести — нет?
Может, для этого человеческого слюнтяйства он слишком совершенен? Как, скажем,
Чингисхан или Сталин? Я, дескать, всеведущ и всеблаг, лучше меня и нет никого,
а ежели что неладно получилось, так это людишки-муравьишки поганые виноваты по
слабости и греховности своей… Вот и фюрер вопил в последние свои денечки:
если германская нация оказалась неспособна уничтожить даже славянские народы,
она вообще не заслуживает права на существование!
Но такого — не может быть.

Значит — каково ему терпеть все это?…»

Применение модели
2.8.Итак, модель создана, проверена на внутреннюю непротиворечивость и
признана, пусть и не бесспорной, но заслуживающей право на дальнейшее
существование (хоть бы даже и только в рамках данного реферата).
2.9.Приступим к опробованию модели, т.е. применим модель на явлениях окружающего
мира. В качестве первого примера примем явление, именуемое
«агрессивность». Получим следующее:

Человек – существо ошибающееся в своих суждениях и оценках окружающего мира,
причём это свойство человека неустранимо принципиально. Более или менее адекватное
восприятие может быть достигнуто только по отношению к наиболее простым
явлениям окружающего мира; чем более сложным является наблюдаемое и
анализируемое явление, тем большее число субъективных факторов (ценностные
ориентации, объект почитания, творческие способности и т.д. – см. Э.Фромма)
привлекаются к формированию интерпретации (эйдоса), тем больше вероятность
ошибки.

Понятие (явление) агрессивности прямо и непосредственно связано с понятием
(явлением) справедливости (ибо агрессивность, как явление, на наш взгляд
следует трактовать, как защитную реакцию на несправедливость (отсутствие
справедливости).

Анализ понятия «справедливость» даёт следующее:
-в самом общем смысле, под справедливостью человек понимает такое положение
вещей, когда к нему (этому конкретному человеку) относятся так, как хочется
именно ему (это верно в том числе и в приложении к группам);
—относятся к этому человеку (как-то ведут себя по отношению к нему) — другие
люди, которые делают это так, как этого хочется им (с теми или иными
ограничениями, которые (ограничения) так же воспринимаются, как
несправедливость);
-поскольку все люди — разные и это положение объективно (т.е. не зависит от
нас, нашего понимания и нашего к этому отношения), то состояние справедливости
недостижимо принципиально и понятию «справедливость» в реальном мире
ничего не соответствует (т.е. это – сугубо субъективное понятие, существующее
исключительно в границах субъекта).
-принуждённость (иногда – необходимость) совместного существования (и
желательно – более или менее мирного) определила необходимость создания
некоторого усреднённого понимания справедливости;
-поскольку доминирующем в группе (социуме) является такое понимание
справедливости, которое было бы разделяемо референтным большинством (не
обязательно – численным большинством – это уже изобретение гуманизма – люди
существовали и раньше) этой группы, то следует определить справедливость,
как понятие статистическое (да даже и принимающее, согласное в целом
большинство соглашается отчётливо скрипя – ограничений слишком много…);
-в этом качестве понятие «справедливость» есть инструмент (точнее –
повод) подавления (иногда – только морального, иногда – и физического)
меньшинства большинством и, поскольку подавление есть агрессия, то, как
таковая, не может не вызывать ответной агрессии.

Выводы
На основании изложенного можно сделать следующие выводы:
-любой человек в любой момент времени (по зрелому размышлению, искреннему
заблуждению, сознательному желанию ввести в заблуждение других, просто
вследствие болезненного состояния и т.д.) может назвать (ощутить, почувствовать
– не важно) любое явление окружающего мира несправедливым, агрессивным по
отношению к себе, и начать агрессивно на него реагировать, защищая себя;
-предложенное Э.Фроммом деление агрессии на «доброкачественную» и
«злокачественную» отрицается, поскольку в предложенной модели любая
агрессия человека (субъекта) есть реакция на внешнюю (объекта) агрессию и,
следовательно, «доброкачественная».

Примеров тому – сколько угодно:
-от ставшей уже классической детской истерики (отчётливая агрессия на
вербальном уровне) по поводу неисполнения желания (фрустрация желаний – см.
выше) подарить Луну с неба (вопиющая несправедливость, проявленная в данном
случае мамой);
-до случая совершенно уже клинического:
«…В течение первого года обучения в совхозе-техникуме совершил несколько
следующих друг за другом жестоких серийных нападений на случайных прохожих.
Так, он напал на идущих по дороге мать с дочерью. Приблизившись к ним, стал
угрожать подобранным с земли камнем, смотрел на них со злостью, исподлобья,
требовал деньги. В другой раз наехал на велосипеде на женщину, нанес ей
множественные телесные повреждения различных частей тела (бил ногами, бросил в
голову камень), в результате чего потерпевшая скончалась. Описывая этот случай,
В. заявлял, что прохожая якобы задела его сеткой, после чего у него возникла на
нее злоба, «вскипела к ней ненависть». Понял, что если её (!-авт.) не
остановить, то она (!!!-авт.) убьет его. Перестал наносить ей удары только
после того, как она прекратила стонать и он понял, что она скончалась и что
угроза с ее стороны исчезла. В этот же день совершил попытку изнасилования
малолетней, нанеся ей телесные повреждения. Впоследствии заявил, что ему
«показалось, что потерпевшая оскорбила его». Постоянно заявлял, что
боится всех людей, что «все люди мешают ему»…» [Л8, с.73];
-с промежуточным вариантом: «…доллар я воспринимаю в руках другого
человека, как оскорбление, если не могу воспринять его, как добычу…»;
-и вовсе парадоксальной ситуацией:
«…Смоделируем ситуацию:
Дано:
-имеются два человека (не важно – друзья, подруги, супруги, коллеги и
т.д.);
-эти двое первоначально находятся в ну очень хороших отношениях;
-один из двоих значительно превосходит другого в каком-либо референтном для
обоих качестве (ум, сила, порядочность – не важно);
-тот, кто превосходит, в силу своего этического развития нисколько этим не
бравирует и не унижает другого ни презрением, ни жалостью, ни как-либоещё, а
наоборот, всячески способствует развитию у другого этого же качества и искренне
радуется его успехам (даже если они — только мнимые);
Развитие ситуации:
-некоторое время (иногда – весьма длительное) этот второй искренне следует
за другом, старается, работает на собой;
-в силу каких-либо причин у него получается, мягко говоря, не очень…;
Завершение ситуации:
-в лучшем случае они расстаются;
-в более реальном варианте – второй начинает воспринимать само существование
первого, как факт непереносимой агрессии в свой адрес и соответственно
реагирует (вплоть до варианта «Моцарт и Сальери»);
-такая агрессия им самим (этим вторым) воспринимается, как совершенно
необходимая, оправданная и справедливая;
-итог печален…»[авт.].

Обобщения
-в мировой психологической практике под агрессией принято понимать именно физическое
негативное действие одного человека (группы) по отношению к другому человеку
(группе); иногда добавляется эмоциональное действие (т.н. вербальная агрессия –
накричали, обругали и т.д., с угрозой физического «добавления» или
без такового);
-общепринято, что человек существует в трёх проявлениях – физическом,
эмоциональном и интеллектуальном (по примеру органов чувств – так же не станем
утверждать, что иных проявлений человека нет и быть не может);
-предполагается очевидной необходимость распространения понятия «агрессия»
со сферы сугубо физической на прочие сферы существования и проявления человека;
-так же предполагается в этой связи очевидным, что человек реагирует на внешнюю
проявленную к нему несправедливость (не важно – реальную или существующую
только в его воображении) с позиции наиболее сильной своей составляющей
(здоровенный мужик — кулаком бьёт (физическая реакция), слабая женщина – язвит
(эмоциональная реакция), умный (интеллектуальная реакция) — старается обхитрить
и т.д.);
-тут уже полагается неочевидным (с философской точки зрения), что кулаком
(физическая реакция) в ответ на обидное слово (эмоциональная агрессия) – это
плохо (а если слов на ответ – мало, зато кулаков – много?), или обидным словом
(эмоциональная реакция) в ответ на вежливо разнесённую в пух и прах диссертацию
(интеллектуальная агрессия) – это плохо (а если знаний на ответ – мало, зато
обидных слов – много?);
-с обыденной точки зрения всё осталось очевидным – от слова можно отвернуться и
уйти, от кулака не отвернёшься (по другому месту «прилетит»), т.е.
физическая агрессия более навязчива, от неё тяжелее оградиться, в конечном
итоге в любом споре «m-r Кольт» — самый надёжный и самый последний из
аргументов, но как быть с философской точкой зрения?
-с другой стороны — философия решает проблему теоретически, но живая практика
(когда бьют – это больно) — нечто другое;
-Для конкретного человека необходимы конкретные действия, меры, что бы решить
эту проблему. Здесь ему могут помочь психология и религия: «…Природа
добра: оно стремится раздавать себя всем. Какими свойствами добра должны быть
наделены тварные существа, что бы не будучи богами, всё же быть способными
приобщиться к Божественной жизни? Прежде всего – это существа, способные быть
действительною личностью. Действительной личностью следует обозначать существо,
осознающее абсолютные ценности, т.е. ценности, имеющие положительное значение
для всех – таковы ИСТИНА, НРАВСТВЕННОЕ ДОБРО, СВОБОДА, КРАСОТА, БОГ. Личность
не замкнута в себе: она способна осознавать бытие Бога, воспринимать жизнь других
личностей и всей природы, принимать живое участие в интересах, нуждах и целях
всех существ. Такая незамкнутость в себе – есть необходимое условие возможности
переживать, осознавать и осуществлять абсолютные ценности ДОБРА, ИСТИНЫ,
КРАСОТЫ…» [Л5, с.348]

ИТАК:
-агрессивность есть естественное состояние человеческого существа; именно
агрессивность явилась причиной человеческой эволюции, поэтому тема агрессии
неизменно актуальна (т.е. не может быть исчерпана);
-нет задачи в избавлении человека от агрессии – есть задача позитивного
управления агрессией (позитивного целеполагания) – в рамках личности или группы
(общества);
-каждая наука (философия, естественные науки) решает эту проблему в рамках
своих задач и использует собственную методологию;
-поскольку в настоящее время проблема агрессии становится острой в глобальном
масштабе, к её решению необходимо подключение специальных государственный и
общественных институтов.

ЛИТЕРАТУРА

1.Бэрон Р., Ричардсон Д. «Агрессия»
СПб, Издательство «Питер», 1999 – 352 с. (Серия «Мастера
психологии»)
2.Фромм Э., «Анатомия человеческой деструктивности»
М., 1994 – 354 с.
3.Фурманов И.А., «Детская агрессивность: психодиагностика и
коррекция»
Минск, Ильин В.П., 1996 – 192 с.
4.»Психология человеческой агрессивности: Хрестоматия/сост. К.В.Сельчёнок
Минск, «Харвест», 1999 – 656 с. (Библиотека практической психологии)
5.Лосский Н.О. «Бог и мировое зло»
М., 1995 – 420 с.
6.Канке В.А., «Основы философии. Учебник…»
М., «Логос»; «Высшая школа», 1999 – 288 с.
7.Рыбаков В.М., «Трудно стать Богом»
М., ООО «Издательство АСТ», 1997 – 544 с.
8.Можгинский Ю.Б., «Агрессия подростков. Эмоциональный и кризисный
механизм»
СПб., Издательство «Лань», 1999 – 128 с. (Серия «Мир
медицины»)