Город в условиях нормированного
распределения 30-х годов

В
условиях острого дефицита ресурсов государство неизбежно должно было расставить
приоритеты в снабжении. В соответствии с проводимым курсом на ускоренную
индустриализацию, а также определением Советского государства как государства
диктатуры пролетариата привилегированным классом в снабжении был объявлен
пролетариат. Таким образом, карточная система была не только следствием
политики форсированной индустриализации, но и одним из средств ее осуществления.
Важнейшими целями карточного снабжения, оправдывавшими его введение, были
необходимость приоритетного и стабильного снабжения городов и населения,
занятого в промышленном производстве. Пресса того времени и вся последующая
советская историография широко рекламировали привилегии рабочих, представляя их
именно тем слоем общества, для которого в период индустриализации были созданы
лучшие условия жизни и труда. Так ли это? Какой была реальная жизнь городского
населения в первой половине 30-х годов?

Отпуск
населению хлеба по карточкам был начат с городов хлебородной богатой Украины —
Одесса, затем Мариуполь, Херсон, Киев, Днепропетровск… К началу 1929 г. карточная система была введена во всех городах СССР. В Москве это произошло в последнюю
очередь, фактически в марте 1929 г. Начавшись с хлеба, нормированное
распределение было распространено и на другие дефицитные продукты. В 1933 гг.
были введены даже карточки на картофель. Место торговли заняло отоваривание по
«заборным документам» и ордерам через закрытые распределители,
закрытые рабочие кооперативы отделы рабочего снабжения.

На
каких принципах строилась система нормированного централизованного
распределения товаров? В начальный период карточного распределения единообразной
классификации населения, принятого на централизованное снабжение, не было.
Нормы снабжения вводились разновременно и отличались друг от друга. Общим
моментом было то, что карточки выдавались через потребкооперацию и преимущества
давались ее пайщикам. «Заборные документы» не получали только лица,
лишенные избирательных прав. Каждая область имела свою форму и порядок выдачи
карточек.

Однако
в условиях продовольственного кризиса установленные на местах нормы снабжения
не выполнялись. В хаосе и разнобое, которые царили в этот период, власти
старались гарантировать в первую очередь снабжение индустриальных центров:
появились постановления о снабжении Москвы. Ленинграда, Донбасса. При
определении групп и норм снабжения первоначально решающую роль сыграл
идеологический и экономический момент — ставка на «класс-гегемон».
Было установлено 4 группы снабжения: рабочие-пайщики потребительской кооперации,
рабочие, не являющиеся пайщиками, прочие трудящиеся — пайщики, прочие
трудящиеся — не пайщики. Помимо принципа первоочередного пролетарского
снабжения, другими принципами карточного распределения стали преодоление хаоса
через унификацию норм и групп снабжения, а также все более глубокая
дифференциация потребления различных слоев общества.

В
первых постановлениях средние душевые нормы снабжения определялись на основе
бюджетных данных о потреблении за предыдущий год. Для рабочих нормы потребления
на 1929/30 г. были установлены несколько выше их фактического потребления в
1928/29 году. Поскольку бюджетные данные учитывали не только покупки в
государственной торговле, но и у частника, карточные нормы были рассчитаны так,
чтобы компенсировать рабочим потерю этого источника снабжения. Для снабжения
остальных трудящихся в 1929/30 г. нормы были установлены ниже их фактического
потребления в 1928/29 г.

Таблица 1. Нормы снабжения Москвы и
Ленинграда в 1929-1930 гг.

Продукты	Нормы по категориям потребителей
I	II	III	IV	Дети
Хлеб	0,8	0,8	0,4	0,4	—
Крупа	3	2	1,5	0,75	—
Мясо	0,2	0,2	0,1	0,1	—
Сельдь	0,8	0,8	0,5	0,25	—
Масло животн.	0,6	0,5	0,5	0,3	0,4
Масло раст.	0,75	0,5	0,5	0,25	—
Сахар	1,5	1,5	1,5	1	0,5
Чай	0,05	0,05	0,05	0,025	—
Яйца	10	10	10	—	20

Власть
как будто исходила из идеальных посылок. Однако практика снабжения в 1929/30 г.
показала, что правительство было не в состоянии выдержать установленный
ассортимент и нормы снабжения населения. Политсводка Секретариата СНК СССР по
приему заявлений и жалоб свидетельствует о том, что продовольственные трудности
были основными причинами недовольства населения. Окружкомы, торготделы
подтверждали, что дело обстоит очень скверно: недоброкачественная продукция,
низкие нормы, пайки выдаются с опозданием, нет четкости в определении категорий
снабжения. Пришедшие за пайками люди слышали ответ: » Не ходите и ноги не
обивайте. Хлеба нет для местного снабжения. Кто где хочет, пусть там и
берет». Реальное положение со снабжением на местах описано в письме
мобилизованных на работу в Сибирь: в магазинах, кроме селедки, свежей рыбы,
сахара и чая, ничего не было. Особенно их поразило отсутствие хлеба в хлебозаготовительном
районе: хлеб выдавался только служащим с низким заработком, остальные покупали
его на рынке. Как горько было ими замечено: «Рыбак на воде сидит и пить
просит».

Вместе
с установлением государственной монополии в снабжении произошел эффект, по
поводу которого так недоумевали местные власти в Москве: «Был частник —
была колбаса, взял столовую район — в 8 раз меньше стали получать
продуктов». На самом деле результат был вполне закономерным. Ведь наиболее
прочные позиции частный сектор занимал именно в торговле. В середине 20-х годов
частник контролировал более половины розничной торговли, в которой было
сосредоточено более 60% всех финансовых ресурсов частного сектора. Через
частную торговлю проходила половина промышленной продукции массового
потребления и 75% продуктов питания, поступавших в города. Но особенно важную
роль частная торговля играла в снабжении сельского населения. Частник забирался
в самые глухие уголки, где не было магазинов, быстрее приспосабливался к
рыночной конъюнктуре. Мелкие предприятия в торговле были более рентабельны
из-за низкого технического уровня торговли, ее сезонного характера и пр. За
очень короткий срок благодаря развитию частного предпринимательства в торговле
удалось наладить снабжение города и деревни наиболее необходимыми товарами.
Частная торговля, выполняя особые функции в экономике, входила в качестве
одного из элементов в систему экономических связей. Она влияла на ценовую,
заготовительную, сбытовую политику государства. Насильственная ликвидация
частного сектора в торговле привела к разрыву установившихся экономических
связей, что не могло не вызвать кризисных явлений. Взятие на себя функций,
выполняемых частными предприятиями, потребовало от государства дополнительных
вложений в эти сферы и переориентации производства, в результате чего возросли
издержки и ухудшилось снабжение. Ликвидация частной торговли, да и всего
частного сектора в экономике не вызывалась экономической потребностью и
целесообразностью. Напротив, они были жизненно необходимы. В данном случае
сталинское руководство шло против объективных требований экономического
развития.

Став
монополистом в снабжении, государство не справлялось даже с обеспечением
рабочего класса. Материалы Наркомснаба свидетельствуют о том, что осенью 1929 г. в связи со срывами планов поставок ухудшилось положение рабочих в Крыму и Сибири. Вследствие
снижения норм и отсутствия продуктов наблюдались массовые заболевания цингой у
рабочих в Карелии. В протоколах заседания Секретариата Казахского крайкома
также говорится об ухудшении снабжения рабочих весной 1930 г. Секретарь Средне-Волжского краевого комитета М. Хатаевич в своем письме в ЦК пишет о
трудностях с хлебоснабжением, о практически полном отсутствии снабжения мясом и
жирами. Он восклицает: «Нельзя оставлять служащего в Самаре, Оренбурге,
всегда привыкшего есть хлеб досыта, на норме в 3/4 фунта в день. На базаре
пшеничная мука — 18-20 руб. пуд. Хотя бы хлебом обеспечить». Тогда же
тревожные сообщения о тяжелом положении с продовольствием я голодных массовках
поступали из Закавказья и Средней Азии, с Украины. В мае нарком снабжения
Микоян получил служебную записку из Киева. Вот ее содержание: «Мяса не
выдаем по карточкам никому вот уже вторую неделю, рыбы к нам не завозят,
картофель на исходе… свободных запасов муки и зерна для снабжения Киева
осталось на 4-5 дней… настроение рабочих повышенное». Киевские власти
просили о бесперебойном снабжении хотя бы хлебом. Даже в привилегированных
индустриальных центрах установленные нормы снабжения не выполнялись, хотя в
постановлениях партии и правительства они рассматривались как минимальные.
Поэтому на второе полугодие 1929-1930 гг. нормы снабжения, установленные для
Москвы и Ленинграда, были снижены.

Стало
ясно, что равное снабжение рабочих невозможно. Кроме того, хаос на местах
требовал унификации всего городского распределения. Правительство стало
составлять списки городов, а точнее, списки предприятий, все более
дифференцируя снабжение. По сути дела, власти признали, что могут гарантировать
только снабжение «рабочего авангарда», занятого в решающих отраслях крупной
промышленности. Доктринальное начало карточной системы стало уступать место
вынужденному рационализму. В конце 1930 г. решением ЦК ВКП было установлено сначала два, а с 1931 т. четыре списка городов, подлежащих централизованному снабжению.
Начался новый этап карточного распределения.

Право преимущественного и
первоочередного снабжения по карточкам имели рабочие особого и первого списков,
в которые вошли ведущие индустриальные объекты. Рабочие второго и третьего
списков покупали только часть товаров по карточкам. Они обеспечивались
централизованным снабжением по хлебу, сахару, крупе, рыбе, остальное — за счет
местных ресурсов. В 1931 г. удельный вес особого и первого списков городов в
общем контингенте составил около 40%, в составе же централизованных фондов
снабжения — 70-80% .

Дальнейшая
дифференциация снабжения была связана с январским 1931 г. постановлением коллегии Наркомснаба. В соответствии с ним все трудящееся городское население
было разделено на группы по классово-производственному признаку. В первую
группу снабжения входили рабочие, которые в свою очередь делились на
индустриальных и прочих. К индустриальным, помимо рабочих фабрично-заводских
предприятий, а также рабочих транспорта и связи, были отнесены:
инженерно-технический персонал на производстве, комполитсостав Красной Армии и
Флота, войск ОГПУ, строевой состав милиции, оперативные работники УГРО, ученики
и преподаватели школ ФЗУ. К прочим рабочим, кроме незанятых в промышленном
производстве, относились кустари, учащиеся и преподаватели индустриальных вузов
и техникумов. Вторую социальную группу снабжения составили служащие, а также
члены семей рабочих и служащих, лица свободных профессий. Третью группу — дети
до 14 лет.

В
1931 г. появились первые постановления о снабжении интеллигенции, в частности
врачей и учителей. Они устанавливали, что снабжение этих групп населения должно
зависеть от того, где они проживают и кто пользуется их услугами. В городах
врачи и учителя должны были получать нормы индустриальных рабочих того списка,
к которому относился данный город. Медицинские работники, учителя школ,
обслуживающие предприятия, должны были пользоваться льготами этих предприятий.

Централизованное
карточное снабжение не распространялось на лиц, лишенных избирательных прав, и
на незанятых «общественно-полезным трудом». К ним были отнесены
арендаторы, владельцы контор, бюро, частные маклеры, торговцы, а также те, кто
лишь год назад сменил «нетрудовое занятие» на трудовое. Для этих
семей было разрешено выдавать продуктовые карточки только детям.

Таким образом, острый
товарный голод привел к складыванию глубоко дифференцированной иерархической системы
снабжения городского населения. Были установлены единая форма и порядок выдачи
карточек. От потребкооперации право выдачи карточек перешло в 1931 г. к исполкомам. Одновременно с определением новой численности контингентов централизованного
снабжения были установлены новые нормы снабжения на 1931 год.

Сравнение
таблиц 1 и 2 показывает, что нормы снабжения в 1931 году были понижены.
Наиболее высокие нормы снабжения, установленные в 1931 г. для индустриальных рабочих особого списка, были на уровне средних норм 1929-1930 гг. Особенно
ухудшилось снабжение рабочих и остального населения городов второго и третьего
списков. Все это свидетельствует о том, что при переходе к карточному
распределению правительство переоценило свои возможности в снабжении населения
и недооценило степень продовольственного кризиса, который был результатом его
политики. Приведенные данные показывают, что государство было не в состоянии
обеспечить нормы, установленные в конце 1929 г. Оно было вынуждено неуклонно снижать их, все более дифференцируя потребление. Более высокие нормы снабжения
индустриальных рабочих и относительная их стабильность достигались путем
сокращения снабжения рабочих второстепенных производств и остального населения.
Особенно тяжелым на всем протяжении карточного снабжения было положение с
мясом, жирами и молочными продуктами.

Снижение норм
централизованного снабжения было констатацией все ухудшающегося
продовольственного положения в стране. Принимаемые решения оставались на
бумаге, постановления не гарантировали улучшения или хотя бы стабилизации
обстановки. Власти не контролировали и не владели ситуацией, они
приспосабливались к ней. Реальное положение с городским снабжением оставалось
тяжелым. Так, проверка рабочего снабжения и общественного питания на заводах
«Красное Сормово» и «Судоверфь» Нижегородского края летом 1931 г. показала невыполнение планов и норм снабжения, антисанитарные условия, низкие нормы и плохое
качество общественного питания. Докладная записка Восточносибирского краевого
комитета ВКП также свидетельствует о нетерпимых условиях с продовольственным и
промтоварным снабжением края: план городского снабжения был выполнен всего на
40%, сельского — на 24%. О бегстве рабочих Турксиба по причине плохого
снабжения говорится в записке Казахского крайкома ВКП.

Для
рабочих второго и третьего списков была снижена также и норма крупы.
Неизменными оставались только нормы по хлебу и сахару. Катастрофическим было
положение остального населения — служащих и детей. Постановление было
признанием того, что государство не гарантирует им даже прожиточный минимум.

Не
справляясь со снабжением, правительство пыталось еще более дифференцировать
нормы. Появилось постановление Совнаркома о разных нормах снабжения для
рабочих, пользующихся и не пользующихся общественным питанием. Оно вызвало
такой хаос в снабжении, что было отменено. Однако нормы снабжения вновь были
снижены.

В
феврале 1932 г. на имя Орджоникидзе пришло письмо из Донбасса. В нем
говорилось, что в связи с утверждением заниженных контингентов сложилось
тяжелое положение со снабжением рабочих. Местные власти, выискивая средства,
ввели норму на семейность. Для строителей она равнялась 0,2, для угольщиков 1,1,
для остальных специалистов коэффициент составил 0,5. В результате значительное
число членов семей было снято с централизованного довольствия. Кроме того было
отказано в снабжении семьям погибших шахтеров и переброшенных на работу в
Караганду. В результате этих действий в Донбассе прошли демонстрации детей под
лозунгами «Хлеба!», разгромы лавок и изъятия хлеба из пекарни.
Местные власти боялись, что сведения просочатся через письма в Караганду и
вызовут волнения и там.

Телеграммы о тяжелом
положении, болезнях бегстве рабочих с производства приходили в 1932 г. из Калмыкии, Иркутска, Свердловска, с Балхаша. Сведения о плохом снабжении шли из Северного
края, с Сахалина, Дальнего Востока, Восточной Сибири, Средней и Нижней Волги.

Материалы
из Удмуртии свидетельствуют об озлобленности и уходе рабочих с предприятий. По
сведениям из Башкирии, «разрыв» контингентов, принятых на
централизованное снабжение, и фактических составлял 139 тыс. чел. При таких
условиях население третьего списка не снабжалось вообще, по второму списку
обеспечивалось частично. В июле 1932 г. Ивановский обком, исходя из выделенных
фондов, установил следующие нормы продовольственного снабжения: для рабочих
первого и особого списков — по 1 кг крупы; 0,5 кг мяса; 1,5 кг рыбы; 0,8 кг сахара. Прочее население и рабочие предприятий второго и третьего
списков получали только сахар. Таким образом, фактические нормы были
существенно ниже указанных в постановлениях.

Из
приведенных примеров ясно видно, что обеспечение норм индустриальных рабочих
шло за счет сокращения норм рабочих предприятий легкой, стекольной, кожевенной
промышленности. Плохим было снабжение учителей, врачей, студентов. Им не
гарантировался даже хлебный паек. Конечно, среди интеллигенции была своя элита,
которая питалась хорошо, но большая часть интеллигенции жила впроголодь. По
сведениям с мест, в большинстве районов крупа и сахар выдавались учителям и
врачам нерегулярно: 2-3 раза в течение года по 400-500 г. Из 140 тыс. городских учителей в порядке централизованного снабжения мясом обеспечивались
только 26 тыс. Установленная для них норма была 1-2 кг в мес.

Даже
снабжение ведущих индустриальных центров шло с большими трудностями. В записке
Молотову, подготовленной ЦСУ по данным бюджетов рабочих крупной промышленности,
отмечалось, что в 1932 г. по главным промышленным районам резко снизилось
потребление основных продуктов питания — мяса, рыбы, молока, масла. Выполнялась
только норма хлеба.

В 1932 г.
большая часть населения влачила полуголодное существование. С зимы 1932/33 г.
разразился массовый голод. Основные жертвы пришлись на
долю крестьянства, но в значительной степени пострадал и город. При этом под
давлением острого товарного дефицита правительство уменьшило планы снабжения,
исходя из результатов паспортизации. Нормы снабжения вновь были понижены. Так,
для подземных рабочих Донбасса, бурильщиков Азнефти они составили: по крупе —
2,4; мясу — 3; рыбе — 2; сахару — 1,2; растительному и животному маслу — по 0,4.
Причем в постановлениях с выполнением этих норм связывалось улучшение
снабжения, которое на практике было хуже.

Не
удивительно, что в 1933 г. жалобы на перебои в снабжении, даже хлебом, шли
потоком из Северного края, Западной, Ленинградской, Московской, Ивановской
областей, Донбасса, Горьковского края, с Дальнего Востока. Сведения о тяжелом
продовольственном положении поступали также из Забайкалья: » Рыба, крупа,
жиры совершенно отсутствуют, есть ограниченные запасы муки и мяса». По
сведениям из Днепропетровска, из-за срывов планов завоза выдавали только крупу,
рыбу, немного мяса. Исключительно тяжелое положение сложилось со снабжением по
второму и третьему спискам: люди получали только по 200-400 г хлеба.

Трудности
в снабжении продолжались вплоть до отмены карточной системы. Приведем некоторые
материалы за 1934 г. В письме из Крымского обкома говорится о тяжелом положении
с мясом: при потребности 880 т область имела только 10 т. Плохое положение с
мясом было и в Днепропетровске. Письмо из Киргизского обкома свидетельствует о
том, что хлебное снабжение выполнялось только на 45-50%. Летом и осенью 1934 г. жалобы на плохое снабжение шли из городов Западной обл., а также Саратова, Орска.

Голод 1932-1933 гг. привел к
ухудшению демографической ситуации в городах СССР. По данным Центрального
управления народно-хозяйственного учета, в 1933 г. был отрицательный естественный прирост населения, т. е. число умерших превысило число
родившихся. Эта разница составила для страны 1 млн. 315,2 тыс. человек. Для
городского населения отрицательный естественный прирост был равен 374,6 тыс.
Наибольшие потери понесли РСФСР и Украина.

Интересно,
что убыль городского населения в СССР была практически повсеместной и в отличие
от сельского населения относительно равномерной. Анализ данных показывает, что
главная причина убыли городского населения — снижение рождаемости. Так, в 1931 г. в городах РСФСР родилось 620,6 тыс. чел., в 1932 — 711,3 тыс., а в 1933 — всего 445 тыс. чел.
На Украине соответственно — 151,6, 167 и 110,1 тысbookmark43. По масштабам убыли
городского населения выделяются Нижняя и Средняя Волга, Северный Кавказ, Черноземный
Центр, Крым, Урал. Более высокие показатели убыли городского населения — не
просто следствие снижения рождаемости, но и прямой рост числа погибших в
результате голода, охватившего эти регионы. Это — данные о естественном
«приросте». Если же проанализировать абсолютные показатели, то
откроются более страшные размеры потерь. По отчетным данным, показатели
смертности в городах составили:

1931 г.	1932 г.	1933 г.	1934 г.
РСФСР	472037	577537	635478	580610
УССР	101926	141018	250773	128279

Таким
образом, в 1933 г. общее число умерших в городах РСФСР и на Украине —
республиках, испытавших тяготы голода, было выше, чем в более благополучные
предшествующий и последующий годы.

Причина
такого положения — голод в городах. При этом приведенные данные безусловно
занижены. Так, по справке Киевской медицинской инспектуры, в 1933 г. число умерших, подобранных трупным покоем г. Киева, составило 9472. При этом зарегистрирована
была только 3991 смерть.

Где же искать причины
голодной катастрофы? Почему правительство при всем напряжении ресурсов, не
справлялось со снабжением городов? Состояние снабжения определялось положением
в промышленности и сельском хозяйстве. В 1930-1933 гг. советская экономика
переживала глубокий кризис. Причиной, приведшей к кризису, были нереальные планы
промышленного развития, форсированное перераспределение средств. Резкий рост
капиталовложений в промышленность, государственный контроль над оптовыми и
розничными ценами, ликвидация частного сектора вели к обострению дефицита и
инфляции. Сельское хозяйство находилось в состоянии упадка в результате
насильственной коллективизации, которая также преследовала цель обеспечения
потребностей тяжелой индустрии. Развал в аграрном секторе был причиной
обострения продовольственного дефицита в стране. Положение усугублялось
относительно быстрым ростом денежных доходов населения, а также просчетами во
внешней торговле. Таким образом, голод, царивший в стране, был закономерным
результатом политики, проводимой сталинским руководством на рубеже 20-30-х гг.

Кризисное
состояние экономики заставляло правительство пересматривать избранный курс,
проводить частичные экономические реформы. Попытки реформ, отход от
доктринальных представлений о социализме предпринимались и в 1930 г., и 1931 г. Интересно в этой связи привести постановление ЦК ВКП от 10 июля 1931 г. Оно было посвящено работе технического персонала на предприятиях и улучшению бытовых условий
инженерно-технических работников.

Постановление
приравнивало ИТР на предприятиях к индустриальным рабочим по вопросам
социального обеспечения. Но, кроме этого, в постановлении говорилось о том, что
необходимо запретить органам милиции, УГРО и прокуратуры вмешиваться в
производственную жизнь завода без специального разрешения дирекции, а также
запретить парторганизациям отменять, задерживать и исправлять оперативные
распоряжения дирекции завода. Было признано нецелесообразным существование
официальных представительств ОГПУ на предприятиях. Предлагалось пересмотреть
дела осужденных и не препятствовать их назначению после реабилитации на
руководящие должности.

Но
кризис продолжался. Провал этих реформ был неизбежен. Нереальные планы развития
требовали для своего выполнения давления на хозяйственные звенья, безжалостных
заготовок и продолжения коллективизации. Стремление во что бы то ни стало
наращивать промышленное производство и капиталовложения вело к нарушению
стабильности денежного курса, хозрасчета, требовало все новой эмиссии. Все это
воспроизводило кризисную ситуацию. Кризис вел к усилению репрессивного
характера системы.

Обострение
экономического кризиса в 1932-1933 гг., массовый голод вновь потребовали
экономических реформ. Не случайно период зимы — лета 1932 г. многие исследователи называют неонэпом. К числу принятых мер можно отнести переход к более
реалистичному планированию, сокращение планов сельскохозяйственных заготовок,
развитие колхозного рынка, попытки стабилизировать рубль, ввести хозрасчет,
преодолеть уравниловку и обезличку. Главная цель, которая преследовалась при
этом, — поднять производство, ослабить дефицит и продовольственный кризис в
стране. Все это дополнялось мерами репрессивного характера. На всем протяжении
30-х гг. наряду с укреплением командно-административной системы власть была
вынуждена искать и использовать экономические «подпорки». Это
позволяло достичь некоторой стабилизации в экономике.

В
сфере снабжения населения также был осуществлен ряд мероприятий. Помимо
проведения специальных совещаний, контрольных проверок, создания инспекций,
оперативных пятерок, которые следили за отгрузками, заготовками, складами,
осуществлялись и экономические меры. К ним можно отнести развитие
децентрализованных форм снабжения, коммерческой торговли, расширение рыночных
фондов товаров. Увы, главным средством увеличения рыночных фондов был не рост
производительности труда, а сокращение внерыночного потребления. Особое место в
системе мер занимала борьба с воровством.

Правительство
пыталось также стимулировать развитие общественного питания. Как обычно,
создавались эталоны для подражания. В качестве передового опыта рекламировалось
развитие общественного питания на заводе Электропровод. Каганович в одном из
докладов даже говорил об особом «электропроводном периоде» в развитии
общественного питания. Рабочие смогли привести столовую из «помойной
ямы» в приличный вид. Что же было сделано? Для ликвидации очередей
устроили две двери, поставили дополнительные столы, ввели три смены, остеклили
помещение, купили графины и цветы, убрали с витрин пустые коробки и банки,
сделали склад для овощей, сапожную мастерскую, папиросный ларек, создали свой
распределитель и лавочные комиссии. Просто построили и убрали? Откуда взялись
продукты, ведь их не хватало раньше? Читаешь выступления рабочих, но ответа на
эти вопросы не находишь. Похоже, что это была очередная показная кампания для
создания и поддержки энтузиазма масс.

Не справляясь
со снабжением населения, государство призывало предприятия и организации искать
источники самообеспечения: вести самозаготовки в глубинке, заключать договоры с
колхозами, иметь собственные огороды, свинарники, молочные фермы,
фабрики-кухни, столовые. В общем всячески развивать собственную
продовольственную базу, создавая «огородное кольцо вокруг городов», «Днепрострои
капустного производства« и »Магнитострои птичьих инкубаторов», а
также осваивать прудовое хозяйство на основе «мирного содружества и
сожительства зеркального карпа и гуся, и утки». Однако специальным
постановлением для предприятий был запрещен прямой обмен производимой
промышленной продукции на продукты. Строго наказывалось руководство тех
предприятий, которые, стараясь обеспечить себя, браковали свою продукцию и
продавали ее колхозам.

Всячески
рекламировался положительный опыт предприятий по созданию продовольственной
«базы. Например, автозавод им. Сталина для обеспечения рабочих продовольствием
купил несколько совхозов в Подмосковье, в Гжатском районе, имел подшефные
свиноводческие, мясомолочные, овощные совхозы, водоемы в Московской области и
Астрахани, свои пригородные огородные хозяйства, заключал также договоры с
рыбацкими и другими колхозами для обеспечения заводского рынка. Ему было
выделено 7 районов для проведения самозаготовок. Сколько времени и сил
требовало поддержание этого большого хозяйства! Помощь запчастями, посылка
организаторов и специалистов в подшефные совхозы для обеспечения посевных и
уборочных кампаний, для постройки крольчатников, молочных ферм, силосных башен,
закупки скота, заготовки кроликов, работы на базах и конторах децзаготовок. Для
проведения сельхозработ в своих собственных хозяйствах постоянно требовалась
мобилизация сил завода. За цехами были закреплены определенные участки работ, и
заводское радио каждый день объявляло, сколько требуется рабочих рук на поля.
Вопросы снабжения и внутри завода занимали уйму времени: совещания секторов по
распределению продуктов, составление списков по категориям снабжения и
обсуждение их на собрании, распределение талонов между цехами, продажа
обеденных талонов, совещание уполномоченных по общественному питанию,
снабженческие совещания, совещания продавцов с участием рабочих, дежурства и
проверка работы столовой, баз, складов, для чего создавались специальные
лавочные комиссии, летучие отряды, добровольческий актив, хлебная инспекция.
Следствием этого был рост слоя организаторов снабжения, не связанных
непосредственно с производством. Возникает резонный вопрос: когда и кому
работать, если даже для того, чтобы обратиться, например, с заявлением на
хлебозавод, мобилизовывалась целая бригада? Читаешь об этом положительном опыте
и создается впечатление, что завод все время лихорадило!

Наряду
с перечисленными мерами были предприняты попытки решить одну из основных
проблем: несоответствие карточного уравнительного распределения и политики
зарплаты. В декабре 1932 г. появились постановления ЦК ВКП и СНК СССР о
расширении прав заводоуправлений в деле снабжения. С ними была связана
дальнейшая дифференциация снабжения на производстве и попытки найти новые
стимулы к труду.

В
соответствии с этими решениями устанавливалось две формы снабжения на заводах.
На крупнейших предприятиях промышленности ЗРК ликвидировались, а снабжение
передавалось ОРСам при заводоуправлениях. На остальных предприятиях, где ЗРК
сохранялись, они также полностью подчинялись заводской администрации. Право
выдачи «заборных документов» переходило к руководству завода.
Постановления усиливали власть директора и требовали от него увязать снабжение
с интересами производства. Подлежал пересмотру контингент снабжаемых. В результате
этой акции значительное число «прихлебателей и мертвых душ,
присосавшихся» к системе льготного централизованного снабжения, были
лишены его. После появления этого постановления ухудшилось положение
интеллигенции. Начались массовое открепление врачей и учителей от ЗРК и ОРСов
предприятий и передача их на снабжение в общем порядке. Само снабжение стало
дополнительным рычагом принуждения в руках администрации. Паек должен был
превратиться в орудие трудовой дисциплины. Он должен был быть использован в
борьбе за выполнение производственного плана и повышение производительности
труда.

Нормы
снабжения внутри завода должны были определяться значением данного цеха,
конкретной группы рабочих в производстве. Так, на заводе им. Предписывалось иметь специальные магазины, столовые для
ударников, доставлять им товары на дом, проводить соревнования за право быть
прикрепленными к магазинам, применять дополнительное снабжение при
перевыполнении плана. На предприятиях Азнефти, например, перевыполнив план на
10%, можно было дополнительно получить 1-1,5 кг сахара, 2-3 кг муки, 1 кг сыра, 4 кг кондитерских изделий, 1 кусок хозяйственного мыла и пару белья. В
зависимости от выполнения плана распределялись ордера на обувь и одежду.
Существовало и дифференцированное питание. Обеды для ударников должны были
стоить дешевле при их более высокой калорийности. Полагалось обслуживать
ударников вне очереди, отводить для них особые «ударные комнаты» или
отдельные столы.

Лишение
«заборных» документов должно было применяться как санкция против
прогульщиков и летунов. На предприятиях два раз в месяц, а в некоторых случаях
один раз в декаду или пятидневку ставился штамп о выходе на работу. Без отметки
продукты не выдавались. За спекуляцию «заборными» документами, за
расходование фондов снабжения сверх утвержденного контингента, а также сверх
фактического наличия рабочих и служащих виновные должны были привлекаться к
уголовной ответственности как за преступления, направленные на подрыв дела
рабочего снабжения.

Велись
и поиски виновных. Так, Микоян пишет письмо в ОГПУ с просьбой выяснить, нет ли
вредительства в доставке товаров, а то, дескать, посылаем много, а товар не
доходит. И «козлы отпущения» были найдены: ОГПУ выявляло
контрреволюционные организации, создававшие сложности в снабжении, запекавшие
мышей в хлеб и клавшие болты в салат.

Таким
образом, с помощью все большей дифференциации в снабжении правительство
пыталось стимулировать развитие производства и гарантировать снабжение рабочего
«авангарда». Система распределения товаров по едокам все более
уступала место хозяйственной целесообразности. Главным принципом было кормить
не вообще, а работающих на производстве и выполняющих задания. Система
снабжения подчинялась приоритетам старой «военно-коммунистической»
экономики. В 1921 г. В.И. Ленин, выступая на III Всероссийском
продовольственном совещании, говорил: «Когда речь идет о распределении
продовольствия, думать, что нужно распределять только справедливо, нельзя, а
нужно думать, что это распределение есть метод, орудие, средство для повышения
производства«. И далее »…если распределять продовольственные продукты,
как орудие политики, то в сторону уменьшения числа тех, которые не безусловно
нужны, и поощрения тех, кто действительно нужен».

В
условиях острого продовольственного кризиса или с точки зрения потребностей
проводимой правительством индустриализации такая распределительная политика
могла казаться эффективной. Являясь логическим продолжением общего
экономического курса, играя подчиненную роль, она вроде бы создавала условия
для его реализации. Однако необходимо помнить, что обострение
продовольственного дефицита и рост инфляции на рубеже 20-30-х гг. были
результатами политики самого сталинского руководства.

В связи
со сказанным встает и другой вопрос. Удалось ли создать нормальные условия
труда и быта хотя бы для той небольшой части общества, которая была занята в
крупном промышленном производстве?

Знакомство
с архивными материалами Наркомата снабжения не позволяет утвердительно ответить
на него. В течение всего периода карточного распределения снабжение рабочих
осуществлялось с большими перебоями и напряжением. Сама разработка планов
снабжения в центральных и местных органах была многоступенчатой, сложной и
долгой. Планы разрабатывались с большим опозданием, что влекло задержки в отгрузках
товаров. Хроническими явлениями были недогрузы и срывы поставок. Контингенты
централизованного снабжения, определяемые Наркомснабом, повсеместно оказывались
заниженными. С мест шел поток жалоб и просьб пересмотреть и расширить их. Из-за
дефицита товаров реальные фонды, направляемые на места, были ниже расчетных.
Занижение контингентов, уменьшение фондов, срывы поставок и недогрузы вели к
тому, что нормы, установленные для снабжения рабочих, не соблюдались.

Местные
власти находились в тяжелом положении. Правительство разрешило им варьировать
нормы, но не позволяло превышать выделенные фонды, расширять контингенты,
переводить предприятия из низших списков в высшие. В конце 1929 г. Политбюро отменило решение Средне-Волжского крайкома ВКП о повышении до 800 г дневной нормы хлеба рабочим. Разворачивался конфликт между центральной и местной властью. В
Иркутске в мае 1931 г. за отказ выдать по поводу 1 Мая сверх плана мяса на
снабжение рабочих были арестованы и приговорены судом к 4 месяцам
принудительных работ руководящие работники конторы Союзмясо. Нарком снабжения
Микоян при поддержке Сталина отменил распоряжения суда, потребовал
«ударить по рукам » и впредь беречь централизованные фонды.

Наркомснаб
стремился контролировать деятельность местных властей по вопросам снабжения,
требуя присылать все распоряжения на этот счет. Однако местные власти
пренебрегали этими требованиями: процветали злоупотребления на местах, директивы
и постановления не выполнялись, уполномоченные Наркомснаба зачастую
игнорировались. Директора, ощущая себя хозяевами на производстве, решали
вопросы снабжения по своему усмотрению. В одном из своих выступлений Микоян
сетовал: «Каждый делает по-своему. Все молчком. Если самому поехать на
завод, заподозрить да покопаться, тогда только узнаешь». Микоян был
вынужден неоднократно обращаться за поддержкой своей позиции в ЦК.

Даже снабжение военных
объектов и крупнейших промышленных центров осуществлялось с трудностями.
Бесперебойность снабжения Москвы, Ленинграда обеспечивалась за счет импорта,
сокращения целевых поставок, разбронирования неприкосновенных запасов. И тем не
менее нормы снабжения Москвы и Ленинграда особенно по мясу, жирам, крупе также
неуклонно сокращались.

Каково
было реальное потребление индустриальных рабочих в период карточного снабжения?
Для ответа на этот вопрос воспользуемся данными о рабочих бюджетах. Они
разрабатывались ЦУНХУ на основе текущих ежедневных записей прихода, расхода и
потребления. Для обследования отбирались 9-10 тыс. семей рабочих, занятых в
крупной промышленности. Эти данные ежемесячно публиковались в специальном
бюллетене в порядке, не подлежащем оглашению. Обратимся к наиболее
обеспеченному слою индустриальным рабочим Москвы. Необходимо отметить, что
материалы таблицы характеризуют общее потребление рабочих, то есть включают
продукты, распределяемые по централизованному снабжению, общественное питание и
покупки продуктов на рынке.

Если
сравним приведенные данные с бюджетными материалами за 1928/29 г., то увидим
ухудшение питания рабочих семей Москвы в период карточного распределения.
Особенно плохим оно было в 1933 г. Но даже в 1935 г. не происходит существенного улучшения. Питание рабочих Москвы в 1935 г. было хуже, чем до введения карточек. По сути дела, в первой половины 30-х гг. правительство
стремилось восстановить уровень питания конца 20-х гг., но не смогло этого
достичь. Исключение составляет потребление хлеба, овощей и молока.

Сравним
приведенные сведения с данными о потреблении рабочих в царской России. М.
Давидович в книге «Петербургский текстильный рабочий» пишет, что в
начале XX в. среднесуточная порция
мужчины в полных рабочих семьях составляла: по хлебу 1042 г, сахару 44 г — 1,3 кг в мес.), растительным продуктам 555 г, животным 457 г. При этом потребление рабочего текстильной промышленности было характерно для среднего рабочего в
Петербурге. Потребление металлистов было выше. Таким образом, питание семей
фабрично-заводских рабочих в Москве в первые пятилетки было хуже питания
среднего рабочего в Петербурге в 1908 г. Оно было близко потреблению русских
нефтепромышленных рабочих Баку. Так, по данным А.М. Стопани, размеры дневного
потребления русских нефтепромышленных рабочих, живущих с семьей, составляли: по
хлебу 692 г, сахару 52,5 г, овощам и картофелю 43,3 г, мясным продуктам 41 г, по рыбным продуктам 5,5 г.

В
литературе 30-х гг. есть данные о рационе германских рабочих и рабочих заводов
Форда в годы, предшествовавшие мировому экономическому кризису. В сравнении с
этими данными нормы снабжения индустриальных рабочих в СССР были высокими по
хлебу, картофелю, но ниже по сахару и особенно сильно отставали по молочным
продуктам, жирам, потреблению яиц, овощей и фруктов.

Попробуем
оценить роль централизованного снабжения в питании рабочих семей Москвы. Для
этого определим удельный вес общепита и рынка. Доля общественного питания была
довольно высока, особенно в голодные годы. Так, в 1932 г. удельный вес общепита по мясу составлял 27%, в 1933 г. — более 40%, по рыбе — 29-30%, крупе —
20-30%, растительному маслу и маргарину — 40-60%, яйцам, творогу, сыру — более
30%. В 1934, 1935 г. доля общественного питания упала, росли приобретения
продуктов для домашнего питания.

Особо важную роль в питании
рабочих играл рынок. В 1932 г. рабочий покупал около 30% мяса на рынке, в 1933 г. около — 80%. По сыру и творогу эти показатели составили 40 и 70%, по молоку — 60 и 30%, яйцам
— 80 и 30%, рыбе — 9 и 60%. Доля рынка в общей стоимости покупок была еще выше.
В 1933 г. рабочие покупали около 18% муки и хлеба на рынке, но доля этих покупок
в общей сумме, уплаченной за мучные продукты, составила 79%. Это и понятно, так
как разница низких пайковых и высоких рыночных цен была огромна.

Таким
образом, централизованное снабжение практически не давало рабочим животных и
молочных продуктов. Правда, положение в Москве было лучше. Доля рынка была
наиболее высока по молоку, яйцам, по мясу она составляла 19%, рыбе — 1-2%,
мучным продуктам — 0,5-4%. В 1934 и 1935 г. рынок продолжал играть важную роль в снабжении рабочих не только по причине недостаточного централизованного
снабжения, но также из-за изменения соотношения цен государственной и колхозной
торговли.

Приведенные
данные свидетельствуют о том, что положение рабочих, в том числе и
индустриальных, ухудшилось при переходе к централизованному нормированному
распределению. Привилегии и процветание рабочих в период индустриализации —
очередной миф сталинской пропаганды. Промышленных рабочих можно считать
привилегированным классом только по сравнению со служащими и интеллигенцией,
жившими в те годы впроголодь, а также крестьянством, которое миллионами гибло в
колхозной деревне. Таким образом, главная задача карточного распределения — обеспечение
города и населения, занятого на производстве, не была выполнена.

Не
случайно поэтому вся история карточного снабжения сопровождается недовольством
населения. Формы протеста были различны: бегства с предприятий, письма в ЦК и
правительству, нажим на местные власти, голодные демонстрации и забастовки.
Массовые выступления недовольных проходили в июне 1930 г. в Черноморском округе, в июле 1930 г. — в Казахстане, в апреле 1932 г. и феврале 1933 г. — на предприятиях Ивановской области.

В записке
инструктора ЦК приводятся высказывания недовольных рабочих: «задушили
рабочих: нет ни хлеба, ни денег«, »Ленин жив и, учитывая тяжелое
положение, хочет наладить дело, у нас все готово, и сейчас раздаются листки для
записи желающих бастовать«. В январе 1933 г. в редакцию »Известий« поступило письмо от 3 рабочих. Вот его содержание: »Мы,
старые рабочие, при капиталистическом строе так не жили, как сейчас.
Текстильщики получают 100 руб. в месяц, по твердой цене только хлеб, остальное
на рынке. Дети наши увядают от недоедания, не видят молока и сахара, картофель
на рынке продается по штуке, в столовых мороженный картофель и вода. Жить так
нельзя, в массах ропот и недовольство. Говорят о выступлениях по типу Вичуги и
Тейков».

Воплем
отчаяния рабочих является письмо с Ижевского завода, посланное в августе 1930 г. на имя Рыкова: «Просим Вас от имени 50000 рабочих Ижевского завода спасите нас от
голода. Столовые закрываются, дают воду с овсяной крупой и немного хлеба. В
магазинах дают по 1/2 фунта черного хлеба или муки на человека, больше ничего
не дают вот уже с месяц. Мы пухнем от голода, работать нет сил. Раньше
дармоедам солдатам давали по 3 фунта черного хлеба, по 1/4 фунта мяса и 1/2
фунта крупы на ужин, а они ничего не делали. А мы несем тяжелую работу,
особенно в литейном цехе. Рабочие бегут с производства, продают все с себя,
лишь бы прокормить детей. Дети-то чем виноваты, что Вы не сумели нас обеспечить
ничем. На кой нам Ваша тяжелая индустрия, когда мелкой нет совсем. Тяжелой сыт
не будешь. Надо было сначала обеспечить себя предметами первой необходимости, а
потом думать о тяжелой индустрии или все прахом пойдет от голода.

Тов.
Рыков, что мы Вам предлагаем. Послушайте нас, не упрямьтесь далее. Будет уж,
натешились. Видите, ничего не выходит, можно свернуть и на другую дорожку.
Первое, что надо — открыть частные заводы, фабрики и частную торговлю. Частник,
не прижатый налогами, все найдет. Потом создать образцовые хозяйства, т.е.
позволить… иметь по 3-4 лошади, с десяток коров, с 1/2 сотни овец и кур, и
гусей… когда будет частная торговля, крестьянин будет стараться получить из
труда больше продуктов и для этого будет дешево продавать хлеб и шерсть, и лен,
и мясо. А когда крестьянин не заинтересован в покупке, он ничего не продаст.
Значит, будет мало сельских продуктов, а значит, они будут дороги. А дороги
будут сельские продукты, дороги будут и городские… Вы видите, нам не
справиться больше, зовите на помощь частника, как призвали когда-то нэп.

Просим
Вас, не вынуждайте нас к решительным мерам, мы обращаемся к Вам по-товарищески.
У нас много коммунистов, и все пришли к одному решению — положение
катастрофическое, дальше терпеть нельзя. Конечно, есть еще способ спасти страну
от нищеты. Это — получить все из-за границы. Плюньте на такую поддержку,
спасите нас от голодухи…». Комментарии излишни.

Итак,
централизованное нормированное распределение было частью общего
социально-экономического курса, проводимого сталинским руководством на рубеже
20-30-х гг. Оно призвано было обеспечить нужды индустриализации, прежде всего,
гарантировать продовольственное снабжение промышленного «авангарда».
Можно утверждать, что эта политика потерпела крах. Рабочее снабжение было
провалено. Положение городского населения, в том числе и промышленных рабочих,
резко ухудшилось с установлением государственной монополии в снабжении.