«Национальные вопросы» в политической публицистике И.С. Аксакова

Ширинянц А. А., Фурсова
Е. Б.

Традиционная идеологическая
формула русского консерватизма «православие, самодержавие, народность» в творчестве
И.С. Аксакова дополнялась двумя элементами — во-первых, идеей всеславянства и славянской
взаимности, во-вторых, принципом национально-политического единства и целостности
России. Как верно отметил в свое время П.Б. Струве, И.С. Аксаков «смыкал и сомкнул
славянофильские учения с конкретными вопросами и запросами общественной и государственной
жизни России» (1). «Восточный вопрос» и русский панславизм, «польский вопрос» и
критика национального сепаратизма, «прибалтийский вопрос» (2) и проблемы национальной
политики на окраинах государства, «еврейский вопрос» в свете духовного противостояния
православной церкви чуждым русскому народу веяниям — все эти темы, волновавшие современников,
нашли отражение в политической публицистике И.С. Аксакова, в которой он проявлял
завидную последовательность, не боялся прослыть реакционером и не скрывал своих
убеждений, даже если они шли вразрез с основными тенденциями эпохи.

Читать далее

«Периодическая система» ритмов новейшей отечественной истории в геополитической концепции П.Н. Савицкого

Матвеева А. М.

Геополитический ренессанс
начала 90-х гг. ХХ века в отечественной науке, вызванный поисками идеологии и стратегии
восстановления великодержавного статуса новой России, привел во многом к спекулятивному
внедрению географических констант (положение относительно морей, территория, климатические
и почвенные зоны и т.д.) в области других наук, зачастую размывая их предметную
определенность. Это способствовало распространению своеобразных «научных» гибридов,
в числе которых популярная сегодня геоистория — плод интеграции методологического
аппарата геополитики в историческую науку. Наиболее ярко ее сущность раскрывается
в попытках ряда современных исследователей на основе геополитического подхода разработать
периодизацию истории России. Однако подобные опыты уже имели место в истории минувшего
века.

Читать далее

Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства

Одним из самых ярких
эмоциональных откликов на бедствия, постигшие Россию в Смутное время, стал “Плач
о пленении и конечном разорении Московского государства”. Анонимный «Плач» возник,
по предположениям С.Ф. Платонова летом—осенью 1612 г. в одном из провинциальных
городов, вероятно в Казани. Текст «Плача» использован составителем так называемого
«Казанского сказания», компиляции, датируемой М.Н. Тихомировым теми же месяцами
1612 г., к которым С.Ф. Платонов относит создание «Плача». Сам «Плач» рано получает
общерусское распространение: в 30—40-е гг. XVII в. его сокращенная редакция включается
в сборник, составленный жителями Устюга Великого, в 1672—1674 гг. входит в состав
московской исторической компиляции о Смутном времени. В XVII в. «Плач» был присоединен
в качестве заключительной главы к «Сказанию Авраамия Палицына».

Читать далее

Битва за Ленинград

Перевезенцев С. В., Волков В. А.

10
июля 1941 г. – 9 августа 1944 г.

Битва
за Ленинград была самой длительной в ходе Великой Отечественной войны.
Военно-политическое руководство фашистской Германии наметило Ленинград одним из
первоначальных объектов своей агрессии. Но советские войска в ходе 900-дневной
обороны Ленинграда не сдали город врагу, сковали крупные силы противника и всю
финскую армию, способствуя победам Красной армии на других участках фронта. И оборона
Ленинграда стала символом мужества и героизма советского народа и его
Вооруженных сил.

Читать далее

Повесть о новгородском белом клобуке

В ряду религиозно-мистических
сочинений, в которых осмысливалось новое место России во всемирной истории, стоит
и новгородская “Повесть о белом клобуке”. В основе этой повести лежит легендарное,
религиозно-мифологическое осмысление реального исторического события. Дело в том,
что в середине XIV века новгородскому архиепископу Василию Калике константинопольский
патриарх прислал монашеский головной убор — белый клобук. Постепенно вокруг этого
факта сложилось легендарное предание о том, что своим происхождением белый клобук
обязан императору Константину (306–337), который почитается как первый римский император,
придавший христианству государственный статус. Константин вручил белый клобук римскому
папе Сильвестру, как символ высшей церковной власти. Через несколько столетий, один
из римских пап, побужденный чудесным явлением, переслал белый клобук в Константинополь.
Константинопольский патриарх Филофей, опять же под влиянием чудесного откровения,
отослал его в Новгород.

Читать далее

Внутрипартийные дискуссии о рабочем самоуправлении: революционный романтизм и первые шаги национал-большевизма

Чураков Д. О.

Еще
совсем недавно любые рассуждения о неоднородности большевизма жёстко
критиковались (1). Та же участь ждала и попытки вскрыть возможные противоречия
во взаимоотношениях большевиков с рабочими (2). Взаимоотношения
«класса-гегемона» с «его авангардом» трактовались как
ровные и поступательные. Однако, такая схема, как минимум, страдала
упрощенчеством. Позиция большевиков в рабочем вопросе на протяжении 1917—1918
гг., да и потом не раз кардинально менялась. Подчас происходившие перемены
обуславливались как раз неоднородным и противоречивым характером большевизма,
различные течения которого роль в революции рабочего видели по-своему.
Неоднородность же эта не была чем-то случайным и коренилась в глубоких
психосоциальных сдвигах в среде самого пролетариата, а так же тех тенденциях
эпохи, часть из которых вскоре станут определять лицо всего постреволюционного
режима.

Читать далее

Русь во второй половине X в. Проникновение христианства

Потеря
войска и флота в 941 г. ослабила мощь киевских конунгов и возродила
соперничество между ними из-за власти и дани. Под управлением Игоря находилась
прежде всего земля полян. Поблизости от Киева располагалось более
многочисленное племя древлян — «Деревская земля». Игорю, как
подчеркивали новгородские летописи, пришлось уступить богатую древлянскую дань
конунгу Свенельду. Собрав с древлян «по черной куне (шкурке куницы) от дыма
(с очага)«, дружина Свенельда »изоделась» в богатое платье, что
вызвало зависть киевской дружины. По настоянию дружины киевский конунг
отправился к древлянам и повторно собрал с них дань. Явное беззаконие норманнов
возмутило старейшин славянского племени. «Князь» (старейшина) Мал
захватил Игоря в плен и предал его казни. Киевский князь был привязан к стволам
деревьев и разорван надвое.

Читать далее

Киевская Русь и норманны в X в.

Норманны
добивались прочного подчинения славянских земель, там, где им удавалось
привлечь на свою сторону местную знать. Но их насилия наталкивались на жесткое
сопротивление. Свидетельством тому служит история уличей и древлян. Потеряв
Пересечень, уличи не пожелали платить дань Свенельду, а ушли в низовья Буга и
Днестра «и седоша тамо». Нуждаясь в средствах на содержание дружины,
Свенельд стал домогаться раздела киевской дани. Игорь принужден был уступить
ему дань с богатой Деревской земли, расположенной поблизости от Киева:
«Вдает же дань Деревъскую Свенельду и имаше по чърне куне от дыма».
Уступка вызвала ропот среди других киевских ярлов (военные предводители из
знати). По настоянию дружины Игорь отправился к древлянам для повторного сбора
дани и был ими убит.

Читать далее

Русь в X в. Правление Игоря и Ольги

По
счету летописца, преемник Олегов Игорь, сын Рюриков, княжил 33 года (912 — 945)
и только пять преданий записано в летописи о делах этого князя; для княжения
Олега высчитано также 33 года (879 — 912). В летописи сказано, что Игорь
остался по смерти отца младенцем; в предании о занятии Киева Олегом Игорь
является также младенцем, которого не могли даже вывести, а вынесли на руках;
если Олег княжил 33 года, то Игорю по смерти его должно было быть около 35 лет.
Под 903 годом упоминается о женитьбе Игоря: Игорь вырос, говорит летописец,
ходил по Олеге, слушался его, и привели ему жену из Пскова именем Ольгу. Во
время похода Олегова под Царьград Игорь оставался в Киеве. Первое предание об
Игоре, занесенное в летопись, говорит, что древляне, примученные Олегом, не
хотели платить дани новому князю, затворились от него, т. е. не стали пускать к
себе за данью ни князя, ни мужей его. Игорь пошел на древлян, победил и наложил
на них дань больше той, какую они платили прежде Олегу. Потом летописец знает
русское предание и греческое известие о походе Игоря на Константинополь: в 941
году русский князь пошел морем к берегам Империи, болгары дали весть в
Царьград, что идет Русь; выслан был против нее протовестиарий Феофан, который
пожег Игоревы лодки греческим огнем. Потерпев поражение на море, руссы пристали
к берегам Малой Азии и по обычаю сильно опустошали их, но здесь были застигнуты
и разбиты патрикием Бардою и доместиком Иоанном, бросились в лодки и пустились
к берегам Фракии, на дороге были нагнаны, опять разбиты Феофаном и с малыми
остатками возвратились назад в Русь. Дома беглецы оправдывались тем, что у
греков какой-то чудесный огонь, точно молния небесная, которую они пускали на
русские лодки и жгли их. Но на сухом пути что было причиною их поражения? Эту
причину можно открыть в самом предании, из которого видно, что поход Игоря не
был похож на предприятие Олега, совершенное соединенными силами многих племен;
это был скорее набег шайки, малочисленной дружины. Что войска было мало, и
этому обстоятельству современники приписывали причину неудачи, показывают слова
летописца, который тотчас после описания похода говорит, что Игорь, пришедши
домой, начал собирать большое войско, послал за море нанимать варягов, чтоб
идти опять на Империю. Второй поход Игоря на греков летописец помещает под 944
годом; на этот раз он говорит, что Игорь, подобно Олегу, собрал много войска:
варягов, русь, полян, славян, кривичей, тиверцев, нанял печенегов, взявши у них
заложников, и выступил в поход на ладьях и конях, чтоб отомстить за прежнее
поражение. Корсунцы послали сказать императору Роману: «Идет Русь с
бесчисленным множеством кораблей, покрыли все море корабли». Болгары
послали также весть: «Идет Русь; наняли и печенегов». Тогда, по
преданию, император послал к Игорю лучших бояр своих с просьбою: «Не ходи,
но возьми дань, которую брал Олег, придам и еще к ней». Император послал и
к печенегам дорогие ткани и много золота. Игорь, дошедши до Дуная, созвал дружину
и начал с нею думать о предложениях императорских; дружина сказала: «Если
так говорит царь, то чего же нам еще больше? Не бившись, возьмем золото,
серебро и паволоки! Как знать, кто одолеет, мы или они? Ведь с морем нельзя
заранее уговориться, не по земле ходим, а по глубине морской, одна смерть
всем». Игорь послушался дружины, приказал печенегам воевать Болгарскую
землю, взял у греков золото и паволоки на себя и на все войско и пошел назад в
Киев. В следующем, 945 году, был заключен договор с греками также, как видно,
для подтверждения кратких и, быть может, изустных усилий, заключенных тотчас по
окончании похода. Для этого по обычаю отправились в Константинополь послы и
гости: послы от великого князя и от всех его родственников и родственниц. Они
заключили мир вечный до тех пор, пока солнце сияет и весь мир стоит. Кто
помыслит из русских нарушить такую любовь, сказано в договоре, то крещенный
примет месть от бога вседержителя, осуждение на погибель в сей век и в будущий;
некрещенные же не получат помощи ни от бога, ни от Перуна, не ущитятся щитами
своими, будут посечены мечами своими, стрелами и иным оружием, будут рабами в
сей век и в будущий. Великий князь русский и бояре его посылают к великим царям
греческим корабли, сколько хотят, с послами и гостями, как постановлено. Прежде
послы носили печати золотые, а гости — серебряные; теперь же они должны
показать грамоту от князя своего, в которой он должен написать, что послал
столько-то кораблей: по этому греки и будут знать, что Русь пришла с миром. А
если придут без грамоты, то греки будут держать их до тех пор, пока не
обошлются с князем русским; если же русские будут противиться задержке
вооруженною рукою, то могут быть перебиты, и князь не должен взыскивать за это
с греков; если же убегут назад в Русь, то греки отпишут об этом к русскому
князю, и он поступит с беглецами, как ему вздумается. Это ограничение новое,
его нет в Олеговом договоре. После повторения Олеговых условий о месте
жительства и содержании русских послов и гостей прибавлена следующая статья: к
русским будет приставлен человек от правительства греческого, который должен
разбирать спорные дела между русскими и греками. Русские купцы, вошедши в
город, не имеют права покупать паволоки дороже 50 золотников; все купленные
паволоки должны показывать греческому чиновнику, который кладет на них клеймо;
этого ограничения мы не находим в договоре Олеговом. По новому договору,
русские не могли зимовать у св. Мамы; в Олеговом договоре этого условия также
нет; впрочем, и там князь требовал содержания гостям только на 6 месяцев. Если
убежит раб из Руси или от русских, живущих у св. Мамы, и если найдется, то
владельцы имеют право взять его назад; если же не найдется, то русские должны
клясться, христиане и нехристиане — каждый по своему закону, что раб
действительно убежал в Грецию и тогда, как постановлено прежде, возьмут цену
раба -две паволоки. Если раб греческий уйдет к русским с покражею, то должно
возвратить и раба, и принесенное им в целости, за что возвратившие получают два
золотника в награду. В случае покражи вор с обеих сторон будет строго наказан
по греческому закону и возвратит не только украденное, но и цену его, если же
украденная вещь отыщется в продаже, то и цену должно отдать двойную. В Олеговом
договоре ничего не сказано о наказании вора, а только о возвращении
украденного; в Игоревом — греки дают силу своему закону, требующему наказания
преступника. Если русские приведут пленников-христиан, то за юношу или девицу
добрую платят им 10 золотников, за средних лет человека — 8, за старика или
дитя — 5; своих пленников выкупают русские за 10 золотников; если же грек купил
русского пленника, то берет за него цену, которую заплатил, целуя крест в
справедливости показания. Князь русский не имеет права воевать область
Корсунскую и ее городов, эта страна не покоряется Руси. В случае нужды с обеих
сторон обязываются помогать войском. В случае, если русские найдут греческий
корабль, выброшенный на какой-нибудь берег, то не должны обижать находящихся на
нем людей, в противном случае преступник повинен закону русскому и греческому —
здесь опять греческий закон подле русского; положительная обязанность Олегова
договора заменена здесь отрицательной -только не трогать греков. Русские не
должны обижать корсунцев, ловящих рыбу в устье днепровском, русские не могут
зимовать в устье Днепра, в Белобережье и у св. Еферия, но когда придет осень,
должны возвращаться домой в Русь. Греки хотят, чтобы князь русский не пускал
черных (дунайских) болгар воевать страну Корсунскую. Если грек обидит русского,
то русские не должны самоуправством казнить преступника, наказывает его
греческое правительство. Следующие затем условия, как поступать в уголовных
случаях, сходны с условиями Олегова договора.

Читать далее

Славянские племена на территории России в X в.

Завершение
войны Игоря с Византией и обмен мирными посольствами благоприятствовали тому,
что в византийских источниках появились первые точные данные о славянских
племенах и городах. В Записках Константина Багрянородного сведения о Руси были
зафиксированы со слов византийцев, ездивших с посольством в Киев, либо послов
русов, прибывших в 944 г. в Константинополь для заключения мирного договора.
Наиболее подробно в сочинении императора описано путешествие через днепровские
пороги, которое сопряжено было со смертельным риском. В Записках воспроизведено
скандинавское (русское) и славянское наименование большинства порогов. По
мнению лингвистов, славянские названия порогов подверглись в византийской
записи меньшему искажению, чем скандинавские. Это указывало на то, что
составители Записок использовали славянские источники информации. Знания лица,
представившего императорским чиновникам сведения о Руси, ограничивались
преимущественно киевской округой. Из семи славянских городов, названных в
Записках, четыре располагались в Южной Руси. Их названия (Киова, Чернигога,
Вусеград и Вятичев) переданы более точно, тогда как имена двух городов вне
киевской округи искажены до неузнаваемости (Мелиниски и Телиуцы). Последнее
название вообще не поддается расшифровке. Среди славянских племен названы
кривитеины (кривичи), лендзанины (лендзяне) и деревленины (вервиааны,
древляне). Об этих племенах автор Записок получил более подробную информацию и
поэтому упоминает о них дважды. Кроме них названы северяне (северии), другувиты
(дреговичи) и ультины (уличи). Названия племен словен, полочан, витичей,
волынян, тиверцев, обитавших вдали от Киева, в Записках не фигурируют.
Составители Записок проявили большую осведомленность в отношении Киева и
киевской округи. Однако в византийском списке славянских племен отсутствуют
поляне, жившие в самом Киеве. В то же время авторы Записок повествуют о неких
лендзянах, отсутствующих в «Повести временных лет». Возникает
предположение о тождестве этих племен. Как установлено в литературе, слово
«ледзяне» воспроизводит самоназвание поляков (lendjane; русск.
лядский, ляхи). То же самое значение имеет слово «поляне».
Наименование полян великопольских земель и полян из киевской округи совпадает.
Примечателен порядок перечисления племен в Записках Константина Багрянородного.
Лендзяне упомянуты в одном случае рядом с кривичами, а в другом — рядом с
уличами и древлянами. Если соседями лендзян были кривичи (с одной стороны),
древляне и уличи (с другой), то это значит, что они обитали как раз в тех
местах, которые, по летописи, занимали поляне и радимичи. Это небольшое племя
тоже осталось неизвестным Константину Багрянородному, как и племя полян. Можно
высказать предположение, что малочисленные племена полян и радимичей были
осколками большого племени, сохранявшего единство в середине X в., но
распавшегося в XI-XII вв. Отражением этого факта были припоминания об общих
родоначальниках и общем происхождении племен, записанные летописцем.
«Радимичи бо и вятичи, — утверждал Нестор, — от ляхов: бяста бо 2 брата в
лясех — Радим и другий Вятко, и пришедъша седоста Радим на Съежу, и прозвашася
радимичи, а Вятько седе с родом своим на Оце, от него же прозвашася вятичи».
Радом был одним из старинных городов Польши. Слова «Радим» и
«радимичи» соотносятся с этим топонимом.

Читать далее